Правила нежных предательств (СИ) - Максимовская Инга

Меня манила небольшая сцена, на которой извивалась сисястая стриптизерша, болтаясь соплей на отполированном руками, и еще кое-чем, пилоне.

Получалось у нее из рук вон плохо, стоит признать. Выудив из дизайнерской сумочки крупную купюру, я влезла на сцену под улюлюканье толпы и сунула ей деньги в трусы. Девка тут де испарилась, явно поняв мои намерения.

Я отдалась музыке. Чертов диджей поставил песню про измену, словно на грех. Будто и без того мне было мало боли. Рванула на груди белую блузу, другой рукой распуская волосы, тяжелой волной свалившиеся мне на плечи. Моя шевелюра — моя гордость, вдруг показалась мне вьющимися змеями, оплетающими, жалящим, ядовитыми. Быковских мне запрещал стричься, даже равнять волосы на сантиметр не разрешал, называя это кощунством. Чертов извращенец. Теперь я срежу эти гребаные косы к чертям.

— Давай детка, — улюлюкала толпа, и мне вдруг стало холодно. Песня закончилась неожиданно. Или просто я так увлеклась. Чужие руки на моем теле. Господи, что я творю?

— А ну пошел вон, — мужской окрик заставил вздрогнуть. Липкие прикосновения вдруг исчезли. На мои голые плечи легла тяжела кожаная косуха. Да что же это такое. Я голая, стою в одних стрингах на виду у толпы похотливых бабуинов. И Янка куда — то пропала.

— Какого хрена ты творишь? — поинтересовался незнакомый мужской голос. Я попыталась сфокусироваться на лице спасителя, но не смогла. Водка, застилающие глаза слезы, и дурацкие выпавшие во время танца линзы, сделали свое дело. Уличный воздух голову не прояснил, зато запах собачьего дерьма, в которое я по всей вероятности влезла своими туфлишками от известного английского дизайнера, филиппинского происхождения, вызвал волну горячей тошноты. — Таким как ты не место в этом гадюшнике.

— А откуда ты знаешь, какая я? — пьяно икнула, стараясь удержать в себе поллитра водки и банку консервированных ананасов, которыми так неосмотрительно закусывала.

— Лохушка ты, судя по тому, что набухалась как хавронья. Самодостаточные тетки пьют «шампань» в загородных особняках. И не сверкают голой жопой перед гоблинами, — хмыкнул незнакомец, и я наконец то смогла различить его широкий подбородок, волевую челюсть и щеку, пересеченную шрамом, к которой прижалась своим носом.

— А я не хочу бухать там, где мой муж трахал чужую бабу на моих простынях, между прочим, — всхлипнула, и это стало моей тактической ошибкой. Теперь к аромату собачьих экзерсисов, прибавилась вонь переваренных ананасов. Водка вылетела из меня фонтаном, прихватив по пути отвратительные тропические фрукты, для большего конфуза.

— Да, аллес куртке. А и черт с ней. Куда тебя отвезти, лохушка? — голос наглого мужика трезвил. Я вдруг почувствовала себя слабой, ни на что не годной дурой. Прав он. Я лохушка. Глупая, слепая дура.

— Никуда. Пошел ты. Я сама справлюсь со всем, — выплюнула я, скидывая идиотскую, вымазанную ананасами тужурку, совсем забыв, что мои вещи валяются разодранные на дешевой сцене, быдлячьего бара. И что я Фекла Феофановна Быковских — дорогущий адвокат, которого не всегда могут себе позволить даже очень богатые люди.

— Сиди тут, — приказал нахал, запихивая меня в джип, больше похожий на танк. Надо же, а как в этот вертеп занесло человека, у которого тачка стоит дороже всего этого бара, включая посетителей и персонал? — И нахрена я ввязываюсь всегда. Черт бы тебя побрал. Пойду выручать твою дуру подружку. И не рыпайся, умоляю.

— Салфетки есть у тебя влажные? — простонала я, боясь, что не выдержу ожидания, если буду вонять, как вокзальный бомж.

Макс Буйнов

Черт, я просто приехал выпить. Просто налиться до ушей, чтобы заглушить ярость кипящую в душе. Только и всего. Выбрал первый попавшийся бар в малознакомом мне городе, и просто решил оторваться: снять стриптизершу, болтающуюся на шесте в антраша, мало похожими на танец, трахнуть ее прямо в машине в каком — нибудь гребаном перелеске, как во времена бурной молодости. Такие у меня были планы на вечер. А не вот это вот все.

Я срисовал ее сразу. Едва только эта холеная сучка переступила порог бара, на поверку оказавшегося той еще «рыгаловкой». Что она забыла в таком месте, даже представить было трудно. И хоть в последнее время я сильно возненавидел зажравшихся баб, считающих себя королевами вселенной, на эту внимание обратил. Строгий пучок на белокурой головке, скромная блузка, стоящая по моим прикидкам ну оооочень не мало, юбка карандаш, туфлишки на тонкой подметке, которыми отличается один всемирно известный бренд. Классическая офисная лялька, которую, скорее всего, потрахивает в обеденный перерыв, прямо на столе в своем кабинете щедрый начальник, отсыпающий ей за услуги тугриков на бабские цацки. На одной такой, которая посещала мой кабинет с весьма прозрачными целями, я имел неосторожность жениться пять лет назад.

Сейчас, вот именно в этот момент мне хотелось окунуться в грязь и разврат, наконец сбросив с плеч этот сучий брак, вместе со львиной долей моего состояния. Адвоката моя сука жена нашла такого же зубастого, как и она сама. Он уделал моего юриста, как додика дискотечного, вцепился бульдожьей хваткой в моё имущество и откусил огромный кусок. И мне не жалко домов, машин и прочего барахла — это все наживется со временем. Но вот контрольный пакет акций огромного завода, доставшегося мне от отца, прощать я не собирался. Старик в гробу наверное вертится, как пропеллер, узнав, что его обалдуй сын профукал дело всей его жизни, променяв на женскую, прости господи…. А ведь он именно этого и боялся, что я пущу по ветру его наследие.

Я пропустил момент, когда эта ненормальная полезла на шест. Просто охренел, увидев гибкое стройное, но судя по движениям, пьяное в дугу тело, извивающееся на шесте. Когда чертова баба стянула с себя лифчик, я уже понял, что не смогу уйти, не познакомившись с местным «бомондом» очень и очень близко. Да и моё тело отреагировало на аппетитную «вкусняшку» весьма недвусмысленно.

На маленьких, округлых ягодицах красотки, цвета молока с земляникой, чужие темные пальцы смотрелись просто кощунственно. Сука, какой — то смуглый коротыш лапал девчонку, как помидоры на базаре. А она висела на пилоне, и кажется ничего не соображала. По крайней мере ее взгляд был пустой, как у дорогой куклы.

— Поехали со мной, персик, — хихикнул сально коротыш, и его отвратительные пальцы переместились на полукружье молочно-белой груди. Мне вдруг остро захотелось прикоснуться губами к ее заострившемуся соску. Джинсы затрещали по швам от этой крамольной мысли

Я содрал с себя куртку и двинул в сторону сцены, уже понимая, что наломают мне сегодня не хило, судя по команде поддержки, окружившей несчастную куколку и с улюлюканьем подбадривающей своего вожака, лапающего доступное тело грязными граблями.

— Руки от нее убери, — прорычал я, раньше, чем успел осмыслить, что в чужой монастырь со своим уставом лезть, все равно, что убегать от медведя с куском сырого мяса в кармане. Девка встрепенулась, когда я накинул ей на плечи тяжелую косуху. Блядь, какая она маленькая. Утонула в куртейке, которую я на себя едва натягиваю. Сжалась вся, как цыпленок и в глазах наконец — то появилось осмысленное выражение.

— Кто ты такой? — поинтересовалась девка, когда я вытащил ее на улицу, перекинув через плечо, словно тюк с грязным бельем. — Я бы сама разобралась. Не стоило лезть не в свое дело.

— Ты бы точно разобралась, — буркнул я, все еще чувствуя ладонью жар раскаленной молочно-белой кожи, и запах свежести исходящий от чертовой куклы, смешанный с ароматом алкоголя. — По частям, скорее всего, потому что баб, которые позволяют по пьяни все разным козлам, обычно так и находят по весне — в канаве, мелким фрагментами.

— А ты тоже козел? — показала белоснежные клыки нахалка, скользнув по ним розовым язычком. Да. Наверное я тоже козел, потому что мне в эту же минуту захотелось разложить ее на заднем сиденье моего джипа, и просто оттрахать ее податливую влажную плоть, просвечивающую сквозь кружево цвета бордо в свете уличных фонарей. И я бы наверное не сдержался, если бы она вдруг не согнулась и не исторгла мне на ботинки поллитра водки, смешанной с чем — то отвратительным. И слава богу, это привело меня в чувство. Хотя, о брезгливости речи и не шло. Надо было просто спасаться бегством.