А потом я проснусь - Алайна Салах
И еще: девчонка довольно высокая, а вот голос не такой звенящий и тонкий, как в моем сне.
— Блин, да тут, похоже, диагноз, — раздается тихое бормотание. И уже громче: — Извини, короче.
— Какой диагноз? — с заминкой переспрашиваю я, цепляясь за раздражитель, с помощью которого смогу вернуться в реальность. Я действительно опешил. Даже сильнее, чем тогда, когда увидел в новостях знакомую многоэтажку.
— Ну ты кажись приторможенный маленько, нет? — с подозрением щурится девушка.
Ноги стремительно обретают под собой почву, и тело перестает ощущаться инородным. Я окончательно прихожу в себя. Так действует это оскорбительное предположение и манера речи, в которую оно облечено. Маленько приторможенный? Я? Получивший степень магистра делового администрирования?
— Если ты про умственные отклонения, то у меня их нет, — комментирую я, стараясь не звучать как обиженный подросток.
— Ну тогда забираю извиняшки обратно, — моментально леденеет Не-Ангел. — Просто у тебя выражение лица такое стало… Как будто сейчас на землю шваркнешься и пена изо рта польется. Я капец как боюсь всякого такого.
С каждым новым вылетевшим из нее словом я чувствую… Раздражение и нечто отдаленно напоминающее разочарование. Не то чтобы я чего-то ждал от этой встречи… Вернее, я ее совсем не ждал, но… Эта девушка снилась мне сколько я себя помню. В каком-то смысле она была для меня мечтой, эталоном женственности, чем-то непостижимым… С ее образом я в конце концов испытал свою первую эрекцию. А при встрече из ее рта льется настоящая слэнговая помойка. Короче, полный диссонанс. Ну и кому приятно будет, если из-за растерянного выражения лица на тебя сходу навесят ярлык «имбецил».
— Удивительно, сколько всего неприятного можно услышать из-за случайного столкновения, — холодно цежу я.
Сон не сон, но безмолвно выслушивать дерьмо в свой адрес от юной хабалки я не обязан. И, кстати, сколько ей? Лет двадцать на вид. Почему-то во сне она казалась мне немного старше.
— Да меня бесят просто такие лбы неповоротливые. Ты случайно котомкой махнул, а у меня потом синяк в полруки будет. Про майки в такую жару придется забыть.
— Я будто тебя не сумкой задел, а на машине врезался, — иронично замечаю я.
— У меня кожа такая, ясно? — буркает девчонка, растирая плечо. — Чувствительная. Чуть что — сразу синяки вылезают.
Мое раздражение слегка притухает оттого, какой расстроенной она выглядит в этот момент. Будто всерьез переживает из-за внешнего вида, а не ищет повод сцедить свой яд. Взгляд невольно цепляется за ее пальцы — тонкие, покрытые бесцветным лаком, за выраженную ямочку над губой, и в голове всплывает неожиданное определение «трогательная». Кроме ужасной манеры общения, в ней нет ничего отталкивающего или дешевого. С одеждой порядок: темные облегающие джинсы, белая футболка, рюкзак. Волосы ухоженные, блестящие, на теле никаких татух или безвкусной бижутерии. Может быть, ей просто с детством не повезло.
— Тебе стоит провериться у терапевта, — говорю я в качестве примирения. — Гематомы, как правило,указывают на проблемы с сосудами.
— Вот уж тебя забыла спросить, — моментально огрызается Не-Ангел, бросает на меня презрительный взгляд и, развернувшись, уходит.
Меня снова двоит: с одной стороны, хочется помахать ей вслед средним пальцем, присовокупив что-то вроде «скатертью дорога», а с другой — перехватить ее за руку, чтобы остановить. Потому что черт знает, встречу ли я когда-нибудь ее снова. Она все-таки годами мне покоя не давала, а я даже ее имя не узнал. Зачем мне ее имя — я пока не решил. На эталон женственности и предназначенную вторую половину эта грубиянка точно не тянет. Я даже не знал, что где-то еще принято так общаться… В смысле, что принято хамить по рядовому поводу, очевидно, оправдывая это гендерной разницей. А еще очень отвлекает ее задница… Подтянутая и круглая. Во сне с этого ракурса я ее ни разу не видел.
— Представься, что ли? — выкрикиваю я с заминкой, наступив на горло чувству собственного достоинства. — Чтобы в случае чего знать, кому прислать йод и бинты.
В ответ Не-Ангел, не оборачиваясь, вытягивает над головой средние пальцы. Из-за острой вспышки гнева начинает шуметь в ушах. Нет, ну вот что за сука? Она в принципе не способна к нормальному человеческому общению?
— Сам что-нибудь придумай, — язвительно летит следом. — И хорош пялиться на мою задницу.
3
Ярослава
Вдавив палец в кнопку звонка, я разглядываю носы своих армейских ботинок. Говнодавы, называет их баба Лида. Была бы так же остра на слух, как на язык, не пришлось бы мне по полчаса торчать под дверью.
— Кто там? — раздается наконец по ту сторону знакомый скрипучий голос.
— Да я уж, бабуль, — выкрикиваю я так, чтобы наверняка было слышно. — Яся. Открывай.
Замок несколько раз проворачивается, и в приоткрывшийся зазор моментально вылетает Тотошка. С размаху тыкается складчатой мордой мне в колени и, вытаращив глаза-пуговицы, начинает визгливо ругаться. Опять меня одного с ней оставила? На целых полдня! Как ты могла? Где была? Что ела? Вкусного чего-нибудь принесла?
— Ой ты ж, блядский истерун, — ворчит бабушка и, отвернувшись, медленно шаркает вглубь квартиры. — Жрать, наверное, опять хочет. Одни только мысли у него: пожрать и поспать.
— Так а что ему делать? Полы пылесосить? — язвлю я, разуваясь. — Мопсы созданы для любви.
Чмокнув Тотошку в мокрый нос, я прохожу на кухню и первым делом открываю форточку. Несмотря на августовские плюс тридцать, баба Лида предпочитает держать окна закрытыми, из-за чего мы постоянно ругаемся. Я ненавижу спертый воздух, который в сочетании с ее старческим запахом, делает мое пребывание дома порой невыносимым.
— Ела что-нибудь? — выкрикиваю я, оценивающе оглядывая содержимое холодильника.
— Да ела, ела, — ворчливо долетает под растущую телевизионную громкость.
— А по-моему, ты ничего не ела! Суп как стоял нетронутым, так и стоит.
— Ты мертвого заебешь, ей-богу. Лучше жука своего пердящего покорми. Опять волос насыпал, не продохнешь.
— Не продохнешь ты, потому что окна закрытыми держишь, — парирую я, подмигивая крутящемуся возле ног Тотошке. — И кстати, готовься. Через
