Чужая — я (СИ) - Гейл Александра

— Спасибо, Хил! — благодарю сдержаннее, чем чувствую, и спешу вниз.

Мама с папой спорят жарко, и, едва удостоверившись, что речь действительно обо мне и поездке, решительно вхожу в комнату.

— Я хочу поехать, — перебиваю.

Едва взглянув на меня, мама стремительно бледнеет. Я запоздало понимаю, в каком виде спустилась к родителям. Они видели меня в этой самой форме в день падения. Плохо получилось.

— Послушайте, пока со мной папа, худшее, что может случиться, — я все вспомню. Но не в этом ли смысл?

— Тиффани, детка, ты не готова, — мягко начинает мама.

— К чему не готова, мам? — уточняю, подавляя раздражение. Я правда не понимаю, как можно подготовиться к восстановлению воспоминаний о неудавшейся попытке убийства или самоубийства. — К возвращению памяти? Хочешь, чтобы это случилось постепенно, и у потенциального убийцы был шанс подобраться ко мне поближе еще раз?

Она бледнеет и обвиняюще глядит на отца.

— Я поеду либо сейчас с папой, либо потом — одна. И вы будете кусать губы, переживать. Пойми, я не смирюсь, пока не узнаю правду. Мне нужны ответы.

Я уже не раз обдумала, как попасть в колледж, и теперь просто ставлю на этот план пометку «Б». Интуиция подсказывает, что он мне пригодится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хорошо, — всхлипывает мама.

— Спасибо.

Жертва за жертву: я позволяю ей себя обнять, хоть это и вызывает инстинктивное отторжение. Вижу, как клочок волос Хилари, едва мелькнув, скрывается за дверным проемом.

Отчего-то сестра хочет, чтобы я попала в Ньютон.

***

Отец — единственный член семьи Райт, с которым мне легко.

Иногда у меня сосет под ложечкой от желания ему довериться, на что-то намекая. Но осторожность — единственное, что у меня теперь осталось, — сильнее.

— В бардачке есть флэшка с твоей любимой музыкой. Включи, — предлагает папа. — Красная твоя, белая — Хил.

Он хранит в машине музыку каждой из дочерей, это многое говорит о нем как о человеке.

Он учил меня-ее кататься на велосипеде. Падение с крыши оставило на моем теле немало шрамов, но на правом колене есть один давно заживший. Папа сказал, что это из детства — я-она свалилась с велосипеда.

Я умею кататься на велосипеде.

Я вставляю флэшку в разъем и удивляюсь. Музыка, которую я находила в комнате, совсем не походит на эту. Будто отвечают вкусам иного человека.

— Это точно моя флэшка? — уточняю я после пятой однотипной мелодии.

Отец бросает на меня странный взгляд.

— Да. Но она старая, — отвечает он уклончиво.

— И когда мои предпочтения поменялись? — почему-то этот вопрос кажется важным. И ответ мне не понравится.

— Где-то полгода назад или чуть больше.

Сейчас ноябрь, то есть подсказки нужно искать в конце второго семестра. Видимо, в колледже. Опять все упирается в колледж. Все-таки что-то с ним не так.

Или что-то не так со мной.

— Тиффани, — неожиданно говорит он. — За первый курс ты очень сильно изменилась, поэтому полиция и решила, что ты прыгнула сама. Они все время говорили о наркотиках.

От этой новости у меня внутри что-то вздрагивает. Ощущение, будто кто-то решил насильственно навязать мне придуманный образ. Нет, я бы во многое поверила. В сестринства, в шантаж, в поиски способа заполучить независимый доход (конфликт с мамой никто не отменял), но никак не в наркотики и самоубийство. Просто кто-то хорошо продумал легенду, пользуясь моими слабостями, а затем сбросил меня с крыши. Он учел все, кроме одного: что я смогу выжить и с уверенностью заявить, что никогда бы, ни за что на свете не стала наркоманкой. Пусть я и не помню, но тело — не соврет. Значит, нужно доказать с точки зрения медицины!

— А что сказали врачи? Они не могли не взять анализ.

— Они ничего не нашли, — отвечает он, к моему облегчению. Но затем мнется.

— Договаривай, — прошу, прищурившись.

— Еще они сказали, что он не покажет, если ты перестала… принимать.

Именно так завязавшие наркоманы и поступают: едва полностью очистившись, бросаются с крыш. Да уж, полиция явно не очень трудилась над этим делом.

Мне понадобятся доказательства, чтобы снять с себя это ужасное клеймо! А точнее даже два ужасных клейма. Размер моих проблем растет впечатляюще быстро!

Я зябко кутаюсь в кофту, хотя в машине тепло.

— Не мама ли подсказала про наркотики? — словно со стороны слышу свой бесстрастный голос.

— Тиффани. — Отец бросает на меня усталый взгляд. — Она не святая, но ты к ней несправедлива. Я не знаю, что ты помнишь, но она никогда не желала тебе зла.

— Ясно.

Вот правда и вскрылась.

Мать считает меня бросившейся с крыши наркоманкой. Но несправедлива я.

Остальную часть пути мы проделываем в полном молчании, и я угрюмо таращусь в окно. Обиделась, да. Если честно, с момента пробуждения я впервые испытываю это чувство, потому что считаю слова отца своеобразным предательством. Нет, он совершенно точно был мне небезразличен.

Мне бы очень не помешал сейчас телефон. Да и в принципе было бы очень неплохо заглянуть в него в поисках бывших друзей и связанных с ними подсказок, но в моем родном аппарате на защите цифровой код, вскрыть который не выходит. Я догадывалась, что даты рождения и знаменательные события в случае Тиффани Райт бессильны, но все равно попробовала.

Так подгадить самому себе способен только злой гений. Бедные родители. Даже мне с собой сложно.

Узнав о моей проблеме с мобильником, мама выдала на замену старенький аппарат Хилари, но это только для звонков. Я даже в фэйсбук с него не зайду из-за того, что не знаю пароль. Да и потом, оставлять подсказки в телефоне Хилари не кажется мне блестящей идеей.

Надо найти способ заставить родителей отпустить меня в колледж. Вольготнее я себя не почувствую, но там за мной не смогут следить, прикрываясь семейственностью. И там точно будет кто-то, кто может взломать мобильник.

Я заранее знала, что увижу. Газеты не обошли вниманием мою трагедию. Одни утверждали, что студентка не справилась с напряжением, другие — что в голову ударила студенческая свобода, не менялось только одно, и именно оно меня интересовало: место падения. Площадь, принадлежащая Бостонскому колледжу, огромна, и я хотела заранее знать, откуда именно я якобы спрыгнула. Кто-то скажет, что я лишаю себя таким образом шанса на восстановление памяти, но сейчас все вспомнить как минимум небезопасно. Пока я даже не представляю, к кому бежать за помощью.

Полиция мне не поможет. Мама не поддержит. А отец слишком добродушный и бесхитростный. Иной раз мне самой хочется его защитить.

Как только мы с папой оказываемся на площади перед кирпичного цвета корпусами юридической школы — все становится понятно. Даже не приходится напрягаться: единственный свободный от студентов газон и есть место трагедии. Интересно, сколько еще вещей обо мне-ей знает весь кампус при том, что я — нет?

Мы с отцом ненадолго останавливаемся на развилке дорог, и я, наконец, понимаю, что на меня действительно пялятся. Двое шепчущихся девушек не стесняются даже пальцем показывать. Наткнувшись на мой взгляд, они лишь хихикают. Будто им доставляет удовольствие мысль, кто перед ними или кем та, кто перед ними, стала. Обычно это крест популярных девчонок…

Была ли раньше популярной девочка-самоубийца?

— Нам назначена встреча с твоим деканом. Идем, — напряженно говорит отец, тоже заметивший реакцию студенток.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Для девушки я вполне высокая, но по сравнению с отцом чувствую себя настоящей малышкой. Я с подозрением вскидываю голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Зачем нам к декану? Я не спрашиваю вслух — скоро узнаю. Но почти уверена, что ответ мне опять не понравится. И еще меньше понравится то, что манипулировать собой я не позволю.