Тот, кто держит за руку (СИ) - Бергер Евгения Александровна
Послушай, — теперь я увещеваю ее, словно неразумного ребенка, — ничего ужасного не случится, если не ты первая с курса выскочишь замуж…
Она позволяет мне себя поцеловать, а потом смысл моих слов, похоже, доходит до нее, и Вероника гневно отшатывается прочь:
По-твоему, я только поэтому и завела весь этот разговор? — кричит она возмущенно. — По-твоему, все дело только в моей жажде лидерства? Ты дурак, если так думаешь… Я люблю тебя, идиот, и всегда любила.
С этим трудно поспорить: я помню как все началось… Мы сидим с Вероникой на диване за просмотром «Гарри Поттера» и едим попкорн из общего ведерка, а фрау Фолькерт заглядывает в гостиную и умильно лепечет: «Ох, до чего же они прекрасно смотрятся вместе… Просто отрада для глаз!» С тех пор и пошла мода восторгаться Вероникой по любому самому значительному и не очень поводу, мол, и красавица, каких поискать, и лучшая ученица в классе… и вообще, Марк, не упусти такую умницу-разумницу, такие на дороге не валяются.
С двенадцати до пятнадцати лет все эти прозрачные полунамеки меня жутко раздражали, я брыкался и противился им, как новорожденный жеребенок, еще не умеющий управляться своими ногами, а потом явная симпатия Вероники стала мне даже приятна… и, что греха таить, чуточку полезна… Я рос тихим, послушным ребенком, которого даже пубертет не смог превратить в маленького домашнего монстра, о которых неизменно жаловались отцу его друзья-коллеги, я любил учиться и мог часами сидеть над учебниками, зубря расположение костей в человеческом скелете и расписывая формулы химических соединений кислорода… Зубрила одним словам. И не миновать бы мне клички «ботана» и других прилагающихся к нему реалий, кабы не явная симпатия лучшей ученицы и первой красавицы класса Вероники Фолькерт; та неизменно была рядом, терпеливо перенося и мои вспышки раздражения, и даже периодические выпады в адрес ее доброжелательности.
«Что тебе вообще от меня надо?», сверкал глазами шестнадцатилетний подросток, действительно, не видевший в девочке рядом ничего, кроме подруги детства, а та улыбалась ему и обещала помочь с физикой, которая ему никогда не давалась.
У нее мог быть любой самый привлекательный парень школы, стоило только поманить, но нет, она выбрала меня, Марка, и это до сих пор остается для меня неразрешимой загадкой.
Сам-то я не приложил к этому никаких усилий, даже наоборот… и подчас мне казалось, что лучшей ученице класса просто хотелось опробовать свои силы на самом упертом из претендентов на ее девичье сердце, возможно, даже в этом проявлялось явное ее стремление к первенству, как знать. Может быть стоило уступить ей еще лет в шестнадцать — и сейчас этого разговора и вовсе бы не было!
Подчас собственные мысли заставляют меня стыдиться самого себя: возможно, я не прав по отношению к Веронике, возможно, все дело, действительно, в чувствах, ведь встречаемся же мы вот уже целых пять лет, и Ванесса по-прежнему любит меня… А ведь я даже не лучший студент выпуска! Она всегда могла бы переключить свое внимание на Дениса Шильмана, тот закончил с красным дипломом да и готов был ради Вероники в лепешку расшибиться.
Вздыхаю и примирительно говорю:
Я тоже тебя люблю, милая. Давай не будем ссориться! Ладно? — развожу руки, приглашая ее в свои объятия, и Вероника послушно утыкается носом в мою ключицу.
Так ты возьмешь меня в жены, Марк Штальбергер? — сипит она мне в шею, все ще слегка обиженным голосом.
Конечно, Вероника, конечно, возьму, — сглатываю я, поглаживая ее по волосам. — Просто давай поговорим об этом в другой раз… Сегодня я опаздываю домой к завтраку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Совместные воскресные завтраки — это маленький пунктик семьи Штальбергер, я даже и не помню уже, с чего повелась эта традиция, только отсутствие на воскресном завтраке всегда жестоко каралось… Например, в седьмом классе я гонял с другом на скейтборде, позабыв о времени, и был лишен карманных денег на месяц, а в десятом мне отключили интернет, и приходилось делать домашнее задание в интернет-кафе.
Чего могут лишить меня собственные родители в мои полные двадцать семь лет, я уже и представить себе не могу, но рисковать не решаюсь, да и повод для бегства от Вероники сейчас самый что ни на есть подходящий.
Обещай, что мы поговорим об этом в самое ближайшее время? — канючит та, сверля меня пронзительным взглядом. — Пожалуйста…
Такое чувство, что она вот-вот заплачет, а это уж вовсе не похоже на Веронику Фолькерт, еще в школе получившую прозвище «железной леди» за свой целеустремленный и боевой характер. И я ощущаю себя таким растерянным и несчастным, что даже не замечаю, как одеваю футболку шиворот навыворот, просовываю ноги в измятые брюки, а носки рассовывает по карманам — и все это под пристальным взглядом своей девушки, бегство от которой напоминает мне пошлый водевиль самого низшего пошиба.
Когда дверь ее квартиры захлопывается за моей спиной, я облегченно вздыхаю и бегу по лестнице вниз со скоростью реактивного самолета, пытаясь скоростью унять свое безумно стучащее сердце.
Внизу прислоняюсь к стене и сжимаю голову руками: в самом деле, почему я веду себя так по-идиотски, не легче ли было уступить и разрешить этот вопрос раз и навсегда… А теперь я буду постоянно думать о «втором раунде» в этом свадебном спарринге, и, наверное даже, не смогу спать.
Да что с тобой не так, парень? Вы уже пять лет вместе, не этого ли в итоге и ждут от вас…
Я понимаю, что веду себя, как те мужчины, которых всегда презирал — те самые, которые боятся штампа в паспорте похлеще сибирской язвы. Но я ведь не такой! Или такой?
Снова сжимаю голову руками и ругаюсь вслух: рвущееся наружу неясное чувство взывает к зычному ору где-нибудь в безлюдном месте… Если бы я только мог уехать подальше в лес и дать этому чувству голос, думается мне, то, наверное, кричал бы полчаса кряду, и пусть бы после этого я сорвал себе горло и вообще перестал говорить.
Через минуту я ругаю себя за малодушие, срываюсь с места и быстро иду к машине, радуясь, что она не видна из Вероникиных окон. Потом завожу автомобиль и тот, взвизгивая, уносит меня прочь…
Жаль, нельзя также сбежать и от собственных мыслей!
Глава 2.
Я решаю сократить путь до дома по трассе Б1, искренне надеясь, что в воскресное утро, этот обычно загруженный машинами участок дороги, окажется пустым… И свой просчет осознаю сразу же, едва влившись в плотный поток автомобилей, черепашьим шагом ползущий к перекрестку со светофором, который смутным далеким миражом маячит в неопределенной дали.
Технологическая выставка, вспоминаю я с опозданием, в городе проходит технологическая выставка, по обыкновению собирающая кучу народа — не повезло, что и говорить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Я с тоской смотрю на вереницу машин, досадуя на собственную непредусмотрительность, которую могу списать только на стресс, вызванный разговором о свадьбе; часы показывают три четверти девятого. И как это обычно и бывает в очередях: именно соседняя очередь двигается быстрее твоей собственной, — так происходит и сейчас на дороге… Чтобы хоть как-то отвлечься от этой дорожной «несправедливости», берусь наблюдать за людьми в автомобилях — к слову, мне всегда нравилось наблюдать за людьми — это отвлекало от воспоминаний о минувшем разговоре с Вероникой и необходимости скорейшего повторения оного.