Анна Джейн - Северная Корона. Против ветра
У стен консерватории девушка оказалась ранним утром, довольная и веселая. Вместе с группой встречающих, среди которых было несколько преподавателей, в том числе, Викентий Порфирьевич, а также студенты-пятикурсники, она села в одну из любезно предоставленных министерством культуры машин, и поехала в аэропорт «Купцово». Участников решили встречать с размахом. Полицейские машины их, конечно, не сопровождали, но для каждого из гостей, пребывающих сегодня утром почти в одно время, ибо открытие фестиваля начиналось уже вечером, была выделена специальная машина с двумя сопровождающими. Им же заблаговременно были вручены огромные букеты цветов и ключи от удобных номеров в гостинице «Кедр», куда следовало перед началом «Штрихов» отправить гостей.
Марта точно знала, что она будет сопровождать Феликса – Иван Савельич был в курсе их знакомства и рассудил, что будет правильнее, если англичанина встретит именно Карлова.
Феликсу о том, что она будет встречать его, девушка ничего не сказала, решив сделать сюрприз. А сам он по Интернету последний раз связывался с ней днем ранее, сообщив, что с нетерпением ждет встречи, и вылет его состоится уже через несколько часов. Марта тоже очень ждала их встречу, правда, ее личную бочку с медом все же подпортила ложка дегтя: с ней в одном автомобиле ехала Юля Крестова, которая вызывала в Карловой лишь желание отвернуться и молчать. Юлия тоже не знала о плане отца и Ивана Савельича, а потому удивилась, увидев среди встречающих сестру. Правда, в отличие от нее, Юля была более чем любезна и даже предложила не позавтракавшей Марте шоколадку, когда они ехал по трассе.
– Не буду, – скупо ответила та и уставилась в окно, а после завидовала Юле, которая с аппетитом, ни на кого не обращая внимания, ела вкусный батончик. Крестова заметила, что изредка сестричка оглядывается на шоколадку, и великодушно предложила угощение еще раз, но Марта вновь отказалась, надменно махнув головой.
– Ведешь себя, как ребенок, – заметила коротко стриженная девушка.
– Молчала бы уж, – задрала нос Марта.
– Тебе не кажется, что в тебе очень уж много гордости? – прямо спросила Юля.
– Не кажется, – буркнула Карлова.
– Зато мне кажется. Откинь уже ее подальше, – Юля посмотрела на сестру. – Кстати, отец был бы рад видеть тебя у нас в гостях.
Марта хмуро повела плечиком. Ага, рад, как же. Он был рад ее бросить ради другой дочери много лет назад. Вот чему он был рад.
– А твоя мать, думаю, не была бы в восторге, – попыталась сказать она как можно более ядовито.
– Моя мать нормально относится к тебе, если что, – ровно отозвалась пианистка, которая больше походила на рок-музыканта, нежели на музыканта, исполняющего классику и делающего это очень и очень блестяще.
– Ага, нормально, – вспомнила красивую и надменную вторую жену Константина Власовича Марта. Они виделись несколько раз, и отлично помнила холеное и несколько стервозное лицо Софии Николаевны, обрамленное черными прямыми волосами. Вторая жена отца выглядела не на свой возраст, а лет на пятнадцать моложе. А вот мама Марты такой яркой ухоженной красавицей не была и из-за поступка своего мужа страдала немало, поэтому Марта ненавидела отца и за каждую морщинку своей матери. Нет, Эльвиру Львовну нельзя было назвать какой-то там несимпатичной неухоженной женщиной, напротив, она была очень привлекательной, стройной, и выделялась из толпы расправленными плечами и чуть гордо поднятой головой, просто выглядела она на свои годы.
– Думай, как хочешь, – устало провела по коротким ярким волосам Юля ладонью, на запястье которой виднелась маленькая татуировка в виде замысловатых китайских иероглифов. Марта, увидев тату, даже позавидовала – ее-то мама была против всяческих подобных штучек. А у Юли мама, видимо, многое ей позволяла – выглядела Крестова так, как хотела, и делала с собой все, что хотела.
До аэропорта они доехали молча.
Иван Савельич уже отдавал четкие указания, кому, кого и откуда встречать, не забывая при этом раздавать таблички с именами прилетающих.
– Крестова, Карлова, и вы, Викентий Порфирьевич, – кивнул он на пожилого преподавателя истории музыки, – будете отвечать за пианиста Феликса Грея из Лондона. Вам – в международный терминал. Табличка при вас?
– При нас, – отозвался пожилой мужчина, поигрывая ярко-желтой табличкой, на которой почему-то английскими буквами было написано: «Felix Grey». – Почему надпись-то на английском, – изумился он, вспомнив пианиста. – Феликс же этот и по-русски шпарит хорошо.
– Потому, – сурово взглянул на него коллега, которому было поручено встретить гостей фестиваля. Почему – он и сам не знал. Намудрил кто-то из организаторов, подумав, что раз имя-отчество иностранные, то их нужно написать на английском. Дураков много, всех не перечислить и не упомнить.
– Давайте, я нормально напишу, – потянулся Викентий Порфирьевич к листу формата А4, вставленному в прозрачный карман, который был прикреплен к древку.
– Не надо! – остановил его дирижер. – Пусть уже так будет. Испортите еще.
– Не надо, так не надо, – обиженно пробурчал его коллега.
– Так, этот ваш Феликс прилетает еще только через час, так что ждите его в зале ожидания международного терминала.
– Через час? – охнул Викентий Порфирьевич. – А что же мы так рано приехали?
Иван Савельич строго на него взглянул и невозмутимым голосом сообщил номер рейса, на котором должен был прилететь пианист.
– Потому что все в разное время прилетают. У моего гостя сейчас будет посадка, – помахал он своей желтой табличкой с надписью «Василиса Курочкина». – Прилетает через 10 минут. А у них, – кивнул преподаватель в сторону двух других коллег, – через полчаса оба гостя. Так что вы уедете последними из «Купцово».
– А почему все встречают гостей по двое, а мы, – въедливый Викентий Порфирьевич кинул взгляды на Марту и Юлю, – втроем?
– Потому что так надо, – рявкнул на него дирижер, воспламеняясь, как спичка. – Все, я – в терминал для внутренних рейсов. Вы все – для международных! И только попробуйте не встретить того, кого надо! – Он даже кулаком пригрозил, словно услышал, как в его оркестре кто-то берет на полтона ниже.
Марта хмыкнула, Юля позволила себе улыбнуться, а Викентий Порфирьевич, воинственно уперев руки в боки, заявил:
– Я вам не ваш студент, уважаемый Иван Савельич! Не забывайтесь!
– Естественно, – подтвердил тот, – вы хуже!
– Как это хуже? – разинул рот от удивления пожилой мужчина. – Да я, между прочим, заслуженный артист!
– Знаем-знаем.
– Знает он! Лучше бы сказали, чем я хуже студентов! – шумно дышал от негодования Викентий Порфирьевич.
