Луис Реннисон - И тогда оно упало мне в руки
У Наоми ни стыда, ни совести, она заигрывает с этим Дрипой даже при Ангусе. Позорит всю нашу женскую породу.
20.25Quel dommage![45] Горди гоняется за собственным хвостом, и, кажется, хвост одерживает победу.
— Джи, пошли на улицу, — ноет Либби.
— Солнышко, уже пора спать. Давай лучше почитаю тебе про Хейди.
И тут она ударила меня по голове этой самой «Хейди». Даже ее достала эта бесконечная история про сыр и кожаные штаны. Либби сердито топает ножкой:
— Хачу на улицу! Ты плахой мальчик!
О, господи…
Либби брыкается и не хочет одеваться. Хочет идти прямо так, в пижаме (спасибо еще, что не с голой попой). Я пытаюсь обернуть ее пледом, но Либби вырывается, прыгает по комнате, напевая:
— Тпру-ннуу, тпруу-нуу, лошадь скачет на Луну.
Только я открыла дверь, как Либби выскочила на улицу, ну вылитая лошадь, собравшаяся на Луну. Когда я проходила мимо забора, Ангус хлопнул меня лапой по плечу. Спасибо, друг, мне так сейчас нужна твоя поддержка… Когда Либби доскакала до ворот, я говорю:
— Молодец, лошадка, хорошо скачешь. А теперь поскакали домой в теплую постельку.
Но Либби открыла калитку и поскакала дальше по улице. Я за ней. Пытаюсь схватить ее за шкирку, но Либби замахала руками и чуть не вышибла мне глаз.
20.40Прошло еще десять минут, а мы все скакали, как две лошадки, собравшиеся на Луну. Моей задачей было развернуть ее в сторону дома, но Либби оказалась более прыткой, и в результате мы доскакали аж до Бэронз-стрит, а там же «Феникс», где «Стифф Диланз» репетируют. Ну и, конечно, вижу картину маслом: останавливается машина, и оттуда вылезает Домм, в руках зачехленная гитара, наверняка на репетицию приехал. Пока Либби кружила вокруг меня, я успела поздороваться с Доммом.
— Привет, Джорджия, — сказал Домм. — Привет, Либби.
Нет бы «лошадке» заняться своим делом, но она с места в карьер сообщает нашу семейную новость:
— А Горди покакал прямо в ванну.
— Ой, только дальше, пожалуйста, без подробностей, — сказал Домм и повернулся ко мне: — Тебе Робби пишет?
И тут мне сразу захотелось плакать.
— Я только знаю, что ему там хорошо, — тихо сказала я.
— Ну да, я тоже об этом слышал. Жаль. Гм… У нас тут восьмого концерт, приходи обязательно. Мы взяли классного солиста, и у нас диск наклевывается.
— Новый солист — это здорово, — говорю я, а про себя думаю: «Очень рада за вас, но как вы могли променять БЛ на кого-то еще, даже если мой БЛ так любит путешествовать».
И тут из-за угла вылетает серебристый скутер и тормозит прямо возле «Феникса».
— А вот и Масимо приехал, — говорит Домм.
Ага, тот самый итальяно-американский псевдо БЛ. Ну и насколько он меня интересует по десятибалльной шкале? На минус двенадцать, что значит «по барабану».
Либби, завороженная стрекотом мотора, кучей зеркал и разными шикарными прибамбасами, побежала к скутеру.
— Либби, вернись немедленно! — кричу я.
Одного слова достаточно, чтобы она сделала все с точностью до наоборот. Пока Масимо снимал шлем, Либби доложила:
— Привет. Я лошадка с Луны.
О, черт!
Я подошла к сестренке, сцепила ей ладошки, чтобы она меня не оцарапала, и взяла на руки. А она давай целовать меня как бешеная — взъерошила ртом волосы, всю обслюнявила и размазала блеск для губ, фу.
— Я аблю тебя, Джинджер, — приговаривает Либби.
Пока я с ней боролась, мне было не до Масимо, и вдруг он говорит, с таким приятным итальянским акцентом:
— Здравствуй, Джинджер. Чао, лошадка с Луны.
И тут я его увидела. Мамочкиродные. Он прекрасен. Просто распрекрасен. Настоящий красотулечка. Распрекрасный красотулечка. Такие черные волнистые волосы, и весь загорелый — это в Англии-то, в апреле! И такие губы, глаза, зубы! И плечи, и руки, и вообще. Рот, прости господи, не такая «варежка», как у Марка, но довольно крупный. И длинные ресницы, и глаза цвета янтаря! Очень знакомые глаза… И тут я вдруг поняла: у этого парня глаза… как у моего Ангуса! Вот прикольно! Точно такие же янтарные глаза, только без этого бешеного кошачьего блеска, а наоборот — глаза смеющиеся и мечтательные.
И тут я очнулась и поняла, что уж слишком долго не отвечаю на его приветствие. Я отодрала от себя Либби, которая впилась ртом мне в шею (отодрала очень нежно, как и положено на людях старшей сестре) и дала себе мысленную команду: Веди себя естественно и ни в коем случае не впадай в истерический смех. Я глубоко вздохнула и выпалила:
— И вам тоже чао. Только я никакая не рыжая[46] — это просто игра света. Хи-хи-хи…
Аатлично — на меня все-таки напал истерический смех.
Домм понял, что у девочки сносит крышу, и срочно пришел на помощь:
— Масимо, это Джорджия. Джорджия, это Масимо, наш новый солист. Джорджия… эээ… очень дружила с Робби.
О, Масимо, Масимо… Вааще! Так, взяли себя в руки… Масимо пристегнул мотоцикл к парковочному столбику и посмотрел мне прямо в глаза. Как я удержалась на ногах — не знаю. И он сказал:
— Ну что ж, Джорджия, рад был познакомиться. Надеюсь, мы еще увидимся. Чао. — И пошел с Доммом к «Фениксу».
— Ага, чао, — пробормотала я вдогонку.
А Либби крикнула:
— Пока-пока, гомик!
Я быстро развернулась и понесла Либби куда подальше. Ведь не объяснишь же людям, что для нее что «гомик», что «гномик» — все едино…
— Либби, не смей так больше говорить! Это нехорошее слово!
А Либби едет на мне и распевает:
— Стоит на полянке пряничный домик, а в домике том живет пряничный гомик…
О, господи…
…О, господи, ну и тяжелая у меня сеструха. Пока я дотащила ее до дома, я была уже совсем без ног. Мы поднялись наверх, но спать со мной Либби отказалась, потому что, видите ли, я на нее накричала. И еще вместо того, чтобы поцеловать меня, заехала в ухо своей костлявой Барби.
В постелиГосподи, лодка моей мечты снова подняла паруса.
ПолночьНаконец-то я нашла замену БЛ. Но есть одно «но» — юноша не проявил ко мне ни малейшего интереса.
00.35Но ведь он же сказал: «Надеюсь, мы еще увидимся».
Значит ли это, что он действительно надеется, или он это сказал просто так?
Наступают счастливые денечки — я снова влюбляюсь.
Понедельник, 18 апреля
Шконцлагерь № 14Красилась буквально на ходу, потому что проспала. Успела заехать себе в глаз кисточкой для туши.
Джаска ждала меня у ворот такая посвежевшая. Радости полные штаны.
