Ангелина Маслякова - Не Dolce Vita

— Что это? — не удержалась и спросила я.

— Это поющая чаша. Она помогает раскрыться вашим чакрам, — опять завела свою песню моя массажистка.

Я смиренно вздохнула и продолжила слушать странное гудение еще минут десять. Но когда я уже была готова попросить прекратить эту пытку звуком, филиппинка отставила свою поющую чашу и приступила к массажу.

Не знаю, что помогло — раскрытие чакр или искусные руки мастера, но чувствовала я себя после массажа совершенно новым человеком. Мне казалось, что именно сейчас я и достигла гармонии, так было хорошо моему телу и моей душе. Все физические неприятные ощущения исчезли, а душевные заботы отошли на задний план.

«Может, и правда во всем этом что-то есть? Может, мне просто не хватило терпения и силы воли, чтобы достичь истины? Надо попробовать еще разок. Позвоню Нонке и посоветуюсь с ней. Она же теперь гуру в вопросах телесного и душевного равновесия».

Я вошла в комнату отдыха, где уже сидела Фаина.

— Принесите моей подруге чай с имбирем, — обратилась она к стоящей рядом девушке и повернулась ко мне. — Ну как?

— Просто сказка! — с искренним восторгом ответила я. — У моей массажистки волшебные руки.

— Уж что-что, а они здесь умеют доставить удовольствие. А какой сумасшедший интимный массаж они умеют делать! Могут разбудить желание в самой фригидной женщине. А старичкам никакой виагры не надо. Уж на что я стара, так после этого массажа мне мужик нужен позарез. Знают эти девочки, куда надавить надо, чтобы вновь хотелось и моглось, — закатив глаза, заявила Фаина.

— Здесь это делают? — изумилась я, немного смущенная ее признанием.

— Нет, я хожу на такой массаж в Таиланде. Хотя, думаю, для отдельных клиентов здесь тоже делают все.

— А интимный массаж подразумевает логическую концовку? — не могла я сдержать свое любопытство.

— Секс?

— Да.

— Зависит от места. Но в принципе в этих нищих странах все зависит от того, сколько ты готов заплатить. Там можно все.

— По-моему, это ужасно.

— Ужасно не это, а то, что свои же собственные родители продают своих еще маленьких детишек в эти притоны, где они обречены с ранних лет исполнять прихоти богатых заграничных дядек.

От слов Фаины у меня мурашки по коже побежали. Все, что касалось несправедливости по отношению к маленьким детям, вызывало у меня горькую обиду и яростное негодование одновременно. Именно поэтому всю свою взрослую сознательную жизнь я пыталась оказывать детям посильную помощь. Уехав из России, я забросила благотворительную деятельность, но, несмотря на это, продолжала держать с ними связь, иногда с грустью узнавая, что кто-то так и не смог победить недуг. Мне было очень грустно от того, что я не могу быть рядом со своими подопечными, ведь встречи с ними были частью моей жизни, я посвящала им достаточно много времени. Теперь же я оказалась оторванной от привычной для меня деятельности и потому никому не нужной. Раньше я чувствовала, что детишки ждут меня и скучают по мне, теперь я лишилась этого сладкого чувства долгожданных встреч.

— Это не родители — это звери.

— Как посмотреть… Продав одного ребенка, они могут накормить остальные голодные рты, — безапелляционно заявила Фаина.

— Но это же вопреки любой морали и человечности! — воскликнула я.

— А жизнь вообще несправедлива. Вот посмотри. Мы сидим сейчас с тобой в одном из лучших СПА мира и наслаждаемся жизнью, а в это время в Африке от обезвоживания ежеминутно гибнут сотни детей. У них нет всего лишь воды, которую, например, мы в России льем из крана без ограничений. Я уже не говорю о постоянно вспыхивающих в Африке конфликтах, которые стирают с земли целые семьи и кланы. Где здесь справедливость?

— Но это внешние обстоятельства, а когда родители продают своего ребенка — это их собственное гнусное решение, — не соглашалась я.

— Варвара, поверь, я пожила на этом свете достаточно, чтобы понять, что иногда обстоятельства сильнее наших желаний.

— Что же ты хочешь сказать? Что нужно мириться с несправедливостью и смиренно принимать любые удары судьбы?

— Нет. За место под солнцем надо бороться. Другое дело, не у всех на это есть силы и возможности. Я за семьдесят лет… Да-да, не смотри на меня так, мне уже семьдесят. Так вот, я за семьдесят лет не один раз начинала жизнь с нуля, без денег, в новых странах, чудом спасшись от смерти. Но это было не только мое желание, но и везение, судьба. Меня могли расстрелять еще тридцать лет назад.

— Расстрелять? — переспросила я, подумав, что ослышалась.

— Да, во время очередного военного переворота в Нигерии меня ставили к стенке, как белую шпионку. И это при моем-то цвете кожи…

— Не может быть, — тихо прошептала я.

— Может. Очень даже может. И это при том, что я даже за стол не садилась, пока не была уверена, что вся моя черная прислуга сыта. Скажи, где здесь справедливость?

Я ничего не могла ответить на этот вопрос. Не раз сталкиваясь с жестокой действительностью, которая кажется жутко несправедливой, я спрашивала себя: за что? Неужели я кого-то обидела и мне за это воздается сейчас? Не находя ответа на свой вопрос, я все больше и больше склонялась к мысли, что каждый человек рождается с уже запрограммированной судьбой или, как ее называют на востоке, кармой, которую если и можно изменить, то уж точно не кардинально. Чему суждено сбыться, то обязательно сбудется. От судьбы не убежишь. Поэтому все обиды, несправедливости и несчастья, которые тебе предначертаны, рано или поздно материализуются. Надо понимать, что судьба в любой момент может повернуться к тебе спиной. Это нужно пережить. Набраться терпения, сил и ждать лучших времен. Они непременно наступят. Однако при всем фатализме, к которому я стала склонна, я не отрицала того, что за свое счастье надо бороться, по крайней мере, стремиться к нему.

— А что ты делала в Африке?

— Деньги зарабатывала. Уехала из Советского Союза и подалась на родину к отцу, который обещал мне сказочную жизнь. Естественно, он обманул меня так же, как в свое время мою мать. Обещать — не значит жениться. Этого принципа он придерживался до конца своих дней. Пришлось самой вставать на ноги. Всех своих мытарств тебе рассказывать не буду. Чем я только ни занималась. И покупала алмазную шахту, и владела нефтяной скважиной, и продавала виллы на берегу моря. В итоге я стала владелицей небольшой авиакомпании.

— Авиакомпании? — удивилась я, пытаясь представить Фаину в роли бизнес-леди.

— Ладно, авиакомпания — громко сказано. У меня было несколько тарахтелок, своего рода авиатакси, которые совершали внутренние пассажирские рейсы. В Африке не везде есть дороги, поэтому воздушное сообщение — это подчас единственный способ добраться до места назначения. Ну, иногда перевозила какой-нибудь товар, что, конечно, давало больше денег, чем возить людей. Пару раз перевезла контрабанду и оружие. Вот за это меня и поставило к стенке новое военное правительство.