Кэтрин Скоулс - Львица
Мальчик показал на пальцах — шесть.
— Ты отлично справляешься, — похвалила его Эмма.
Дэниэл перевел комплимент, но при этом покачал головой.
— Теперь он попросит больше чаевых.
Он собирался уже отправить мальчугана прочь, но снова заговорил с ним, как будто что-то вспомнив. Мальчишка оживился и принялся увлеченно рассказывать. Дэниэл, в свою очередь, нагнулся, чтобы посмотреть возведенную на площади трибуну.
Когда они закончили беседу и мальчик побрел обратно на свое место, Дэниэл обратился к Эмме:
— Я спросил его, что здесь происходило днем на площади. Он рассказал, что сюда приезжал очень важный человек — Джошуа Лелендола, министр внутренних дел.
Эмма постаралась сделать вид, будто она впечатлена этим известием. По всей вероятности, сам Дэниэл питал глубокое уважение к этому политику. Более того, кто-то приложил немалые усилия, чтобы так украсить трибуну. Скорее всего, в этой стране политики интересны гражданам больше, чем в Австралии.
— Джошуа — мой одноклассник, — продолжал Дэниэл. — Он тоже масаи, как и я. И к тому же мой лучший друг. — Тут в его голосе послышалось разочарование: — К сожалению, он здесь больше не живет. Сейчас он все время в Дар-эс-Саламе.
Тут Дэниэл вспомнил про еду и жестом пригласил Эмму начать трапезу.
Как только она попробовала на вкус первую ложку, он наклонился вперед, ожидая ее реакции. Эмма видела, как он еле сдерживается, чтобы не улыбнуться. Она заметила у него такую привычку — сдерживать улыбку, плотно сжимая губы, и затем резко ее отпускать. В такие моменты его лицо полностью преображалось.
— Невероятно вкусно! — воскликнула Эмма.
Дэниэл широко улыбнулся, а Эмма в это время съела вторую ложку пилау, прикрыв глаза от удовольствия. Рис был приправлен кардамоном и гвоздикой, а сочные кусочки куриного мяса имели насыщенный вкус.
Эмма ела с аппетитом, останавливаясь только для того, чтобы сделать пару глотков пива прямо из бутылки. Вскоре весь рис был съеден, а пиво почти выпито.
Когда она посмотрела в окно, то удивилась, как много прошло времени. Вся площадь практически полностью лежала в тени, и солнечный диск уже скрылся за зданиями. День подходил к концу.
Это был ее тридцать второй день рождения.
— У меня сегодня день рождения, — неожиданно для самой себя сообщила Эмма.
— Прямо сегодня?
— Да.
Он поднял свою бутылку пива как для тоста и напел известную песенку:
— С днем рождения тебя!
В этот момент от него исходило ощущение полной расслабленности и беззаботности. Эмма улыбнулась в ответ. Сейчас ей было легко представить его в образе студента, наслаждающегося жизнью в Дар-эс-Саламе. Несмотря на то что Дэниэл определенно отличался от всех мужчин, которых она знала, сейчас в нем проскользнуло что-то, что сближало его с ними. Ей было легко с ним, и она чувствовала, что ему тоже нравится общаться с ней. Впечатления, полученные ими за весь прошедший день, были настолько сильными, что порой самые близкие друзья не испытывают такое и за всю жизнь, и они не могли не сблизить их. Эмма тоже подняла свою бутылку в ответ на тост.
— За вас, — сказал Дэниэл. — Такой день рождения не скоро забудешь. Ужин в «Салаам кафе»… Прошу прощения, что мы сегодня без торта!
Эмма засмеялась.
— Ничего страшного. Я все равно такое не ем.
Дэниэл удивленно вскинул брови:
— Первый раз слышу, чтобы кто-то отказывался от праздничного торта.
Эмма хотела было объяснить ему, что она на самом деле любит сладкое, но старается есть его как можно меньше, однако не стала ничего говорить и просто сделала еще один глоток пива. Внезапно ей захотелось рассказать Дэниэлу, почему она решила сюда приехать.
— Я давно пообещала самой себе, что в год, когда мне исполнится тридцать два, я поеду в Танзанию и найду станцию, на которой работала мама. Ей было столько же лет, когда она умерла… — Как только Эмма начала говорить на эту тему, слова, казалось, сами полились из нее. — Я думала, что эта поездка как-то поможет мне забыть ее. Покончить со всеми этими тяжелыми воспоминаниями. Чтобы перестать тосковать и думать о ней все время. Я должна этому научиться.
Эмма замолчала и посмотрела на Дэниэла. Она ожидала увидеть смятенное или сочувствующее выражение, которое ей доводилось видеть много раз на лицах других людей. В конце концов, со смерти Сьюзан прошло много лет. Сколько же можно тосковать?
Однако Дэниэл лишь покачал головой.
— Она была вашей матерью. Она подарила вам жизнь. Вы должны хранить память о ней.
Эмма молча смотрела на стол и мокрые круги от бутылок на давно не лакированной столешнице. Простые слова Дэниэла запали ей в душу. По его мнению, ей даже не следует пытаться забыть Сьюзан. От этой мысли Эмма почувствовала большое облегчение. Как будто ее только что освободили от почти невыполнимого задания. Но тут перед ее глазами всплыло лицо Саймона. Она знала, что он придерживается абсолютно противоположного мнения. Он отговаривал Эмму от визитов к психологу, с которым она хотела поговорить о матери, — по его мнению, возвращение к прошлому ни к чему хорошему не приводит. Он даже пытался убедить ее избавиться от сумки с вещами Сьюзан, которую она хранила все эти годы. Однажды он застал Эмму, когда она примеряла старое свадебное платье матери, и это его почти рассердило. Его собственное детство, проведенное между двумя враждующими родителями, каждый из которых был не лучше другого, тоже нельзя было назвать счастливым, и Саймон отреагировал на эту ситуацию просто: безапелляционно ушел из семьи. Он практически не общался со своими родителями и утверждал, что наконец-таки стал полностью свободным от них. Он хотел, чтобы Эмма тоже обрела свободу, — именно в этом он видел смысл ее поездки в Африку. Именно по этой причине Эмма чувствовала себя немного виноватой, как будто она нарушила договор. Вместе с тем она еще не была уверена в том, что подход Саймона целиком ошибочен. Ведь чем дольше она будет помнить о матери, тем дольше будет нести в себе щемящую боль утраты. Эмма чувствовала, что она безнадежно запуталась между потребностью помнить и желанием забыть.
— Я вижу, что вы восхищаетесь своей матерью, — продолжал Дэниэл с такой уверенностью, будто его слова являлись непреложной истиной. — Вы пошли по ее стопам и посвятили этому всю свою жизнь. Я помню, вы говорили, что тоже занимаетесь медицинскими исследованиями.
— Да, занимаюсь. Но это не идет ни в какое сравнение с тем, что делала она. Я ни за что не соглашусь поехать в экспедицию по первому же зову, причем так далеко от дома. Я не такая смелая, как она. — Эмма пристально посмотрела на Дэниэла. — Вы тоже очень смелый. Работаете почти в одиночку в полевой лаборатории на станции. У нас в институте мы работаем с особо опасными вирусами четвертого уровня только в специальных лабораториях, в герметических камерах с отрицательным давлением. Мы используем специальную одежду, а за плечами у нас кислородные баллоны. А после этого мы должны тщательно вымыться под горячим душем.
