Кэтрин Мэллори - Летние грозы
— Мне кажется, в большинстве случаев это все-таки доставляет вам удовольствие. Особенно то внимание, которым вас постоянно окружают благодаря вашей репутации. Разве не так?
— Вас это, возможно, удивит, но в славе кинозвезды для меня нет ничего привлекательного.
— Даже в отношениях с женщинами?
Слова эти вырвались помимо ее воли, сами собой.
Джеймс резко обернулся к ней.
— А вы очень откровенны…
— Простите… мне не следовало этого говорить. Ваши личные дела никак меня не касаются.
— Конечно, нет. И не стоит делать поспешных выводов. Наверное, нет смысла убеждать вас в том, что рассказы, которые вы наверняка обо мне слышали, не имеют под собой почвы. Однако кое-что мне все же хотелось бы объяснить.
В темноте Николь не могла разглядеть его лица. Налетел порыв ветра. Она поежилась. Становилось действительно холодно.
— Я готов признать, что снискал известную славу. Но это для меня ничто. Мало радости в том, что тебя постоянно окружают заискивающие фанаты. И не важно, какого они пола.
— Но я не имела в виду…
— Да-да, знаю. Позвольте мне закончить. Поверьте, Николь, гораздо больше радости в том, чтобы тебя понимали и принимали таким, как ты есть. Вот почему вы кажетесь мне такой… освежающей.
— Я?!
Да ведь она же первая неправильно о нем думала, с самого начала… Кроме того, Николь сейчас совсем не хотелось привлекать его внимание к собственной персоне. Теперь она уже сожалела о том, что поддалась желанию слегка поддразнить его.
— Да, вы. Временами вы своим поведением ставите меня в тупик, но одно по крайней мере ясно — вы не судите обо мне по одним только внешним признакам. Ну и, кроме того, вы очень неплохо разбираетесь в парусном спорте.
— Но… я уверена, среди ваших знакомых женщин таких немало.
— Вот теперь я вижу, что вы мало вращались среди людей нашего круга — тех, кто в любой момент готов сесть на самолет и лететь в любой конец земного шара на престижное мероприятие. Действительно, на большие океанские гонки собирается множество красивейших женщин. Но у большинства из них уже на пристани начинается морская болезнь. Однако это не единственная причина, по которой вы меня интересуете.
Паника охватила Николь. Она разрывалась между странным возбуждением и желанием убежать.
— Я… я не понимаю…
— В самом деле? — В голосе его зазвучали нотки сарказма. — Невинность, конечно, придает вам очарование, только не надо перебарщивать.
— Но я не притворяюсь!
— Нет? Ну что ж, возможно. Хотя я уже не раз давал вам понять. Если хотите, могу сказать и открытым текстом, для вашего собственного блага. И моего тоже. Вы очень привлекательная и желанная женщина, Николь. Даже слишком желанная. Когда я нашел вас на дороге, такую беспомощную…
Она вскрикнула от удивления. Так он, значит, уже тогда знал, кто она такая?!
Джеймс прочел ее мысли.
— Да, я о вас уже знал. В то утро я впервые после возвращения с Ближнего Востока позвонил в яхт-клуб. Стив рассказал мне о вас, и я помчался туда, чтобы вас перехватить прежде, чем вы уедете.
Так вот почему он мчался как сумасшедший. Какая ирония судьбы!
— Вы, конечно, помните, какой я вас увидел впервые. Вы лежали на дороге — слабая, беззащитная. Во всяком случае, так мне показалось. Впоследствии Я понял, что это не так. Но тогда… мне показалось, сам ангел устроил нашу встречу. В тот же момент, как я вас увидел, я понял, что вы должны мне принадлежать.
У нее дыхание перехватило от такого поворота разговора. Ангел! Это не ангел, а сам дьявол свел их вместе.
Она не знала, что отвечать… Но отвечать не пришлось. Он возвышался над ней в темноте, как грозовая туча. Руки его протянулись к ней, как две молнии. Он закрыл ее рот своими жадными губами. И Николь, к собственному изумлению и отчаянию, почувствовала, что отвечает. Губы ее поддались. Руки, двигаясь как бы по собственной воле, гладили его крепкий торс.
Он притянул ее так, что она задохнулась, и в ответ обхватила руками его широкую спину. Поцелуи его становились все настойчивее. Он раздвинул ей губы.
Где-то глубоко внутри ее существа остатки благоразумия подавали голос, приказывали остановиться. Но голос благоразумия был слишком слаб, а его натиск слишком силен. Изнутри подымался жгучий огонь желания, прожигая ее насквозь. Она прижималась к нему с отчаянной страстью, вдавливалась грудью в его грудь. Руки ее комкали рубашку у него на спине.
Она больше не слышала плеска волн, не чувствовала порывов ветра. Ноги как будто оторвались от земли. Во всей вселенной не существовало никого, кроме них двоих, слившихся в тесном объятии, навечно соединенных страстью.
Позже Николь не могла припомнить, что привело ее в чувство. Может быть, просто необходимость вдохнуть воздух. Однако что бы это ни было, оно положило конец колдовству. Она внезапно осознала, что происходит. Руки безвольно упали. Она отстранилась от него.
— Нет… нет… пожалуйста, не надо…
Он ее не слышал. Нежно ласкал губами ее шею. Она изогнулась, откинула голову назад. Каждый нерв в ней трепетал от возбуждения. Она на краю пропасти. Еще секунда — и она полетит вниз.
Неимоверным усилием воли она вырвалась из его рук, повернулась и, не помня себя, побежала прочь.
Вокруг стояла кромешная тьма. До города было несколько миль. А для Николь было ясно одно — она не может вернуться к нему. Слишком велика его власть над ней.
Никогда еще она не теряла контроль над собой до такой степени. Напуганная неизведанным ощущением, которое все еще жило в ней, она бежала, не останавливаясь. Наконец, выбившись из сил, перешла на шаг.
Луна снова показалась из-за облаков. Николь поняла, что уже вышла на дорогу, но больше ничего не могла различить. Глаза застилала туманная пелена. Ее охватило чувство нереальности происходящего. Такие вещи случаются с другими, но не с Николь Тэннер. Не могла она остаться одна в темноте поздно вечером, на незнакомой дороге…
Почти бесшумно подъехал «Мерседес». Николь отступила к обочине дороги. Дверца машины открылась, и Николь услышала повелительный голос Джеймса:
— Садитесь.
— Нет.
— Ну почему я всегда должен чуть ли не силой усаживать вас в машину? — Теперь голос его звучал необычно мягко. — Садитесь. Пешком вы все равно не дойдете, да и дороги не знаете.
«Это правда, — подумала Николь, — другого выхода у меня нет».
Она забралась на сиденье, захлопнула дверцу. И, к стыду своему, почувствовала облегчение.
Обратно они ехали в полном молчании. Николь без помех могла предаваться своим мыслям. И мысли эти были не из приятных.
