Татьяна Краснова - Конкурс песочных фигур
– А вы уже успели к ним привыкнуть, да? – сочувственно подсказывала тетя Зина, но Карина, совсем забыв о создании положительного образа, возразила:
– Да нет. Просто я люблю заниматься со старшими, с теми, кому действительно нужен язык. Тогда идет работа на результат и не возникает ощущения напрасно потраченного времени – как с пятиклашками, которые в большинстве своем только балуются и ждут перемены… – Спохватилась: – Да я детей-то не бросила, я с ними дома занимаюсь – и по деньгам неплохо, и по времени удобнее. Некоторые на подготовительные курсы ходят – так с курсов все равно идут ко мне, задания готовить… А вообще без Иринки в школе так пусто, – вдруг добавила она. – И у меня, когда я вела уроки у малышей, было постоянное чувство вины: своего ребенка в такую даль засунула – на оленях не доскачешь, а сама тут с чужими занимаюсь! Ее время трачу на них! Я понимаю, что это глупо…
Сентиментальная тетя Зина, хлюпая носом, замахала руками и стала прощаться – последнего резона ей оказалось достаточно. Но тут вылез Володя:
– А ты всегда так легко расстаешься с тем, во что вложила столько сил?
Недоумение, звучавшее в вопросе, показалось таким же лишним, как сам вопрос.
– Всегда, когда вижу, что это отработанный материал, – сдержанно ответила Карина. – Который и мне уже ничего не прибавит, и мои силы дальше вкладывать бессмысленно. А в этих журналах такие интересные статьи! Судя по тем, что дали на пробу. В бюро переводов же все больше документы… А мне всегда хотелось заниматься как раз чем-то таким, – начала она было с увлечением, но Володя гнул свое:
– И каким образом ты понимаешь, что старое пора на свалку?
– Это всегда само бросается в глаза, – отрезала Карина. – Вот мы сейчас пойдем в библиотеку, станем разбирать кучу– и сразу будет видно, что куда.Куча забвения поддалась сортировке на удивление легко. Не успели они с ней справиться за один раз только потому, что Карине трудно было удержаться и не заглядывать в книги и альбомы, роскошно изданные, с хорошими иллюстрациями. Она вытирала пыль с обложки, приоткрывала ее – и застревала…
– Отложи себе, если нравится, – каждый раз предлагал Володя.
– Вот было бы здорово ловить тебя на слове и обогащаться, обогащаться! Жаль, что кочевой образ жизни не позволяет собирать книги! Я только словари за собой таскаю – хотя почти уже и не пользуюсь, в Интернете все есть. А выкинуть рука не поднимается… – И не удержалась: – А не жаль раздавать библиотеку – память об отце, в которую он вложил столько сил?
– Конечно нет, – начал Володя. Улыбнулся: – А, понятно, проглотил…
А Карина листала очередной альбом. На солнечных летних снимках – избушка Бабы-яги, настоящая, на курьих ножках, длинноногий олененок из чуть-чуть подправленной коряги, коряга-леший – косматый, раскинувший лапы, резные столбики-богатыри в шлемах, с копьями. Лукоморье! И дуб зеленый тут как тут. Все фигуры – среди деревьев, а позади – аллеи, лавочки, которые кажутся очень знакомыми…
– Это же парк! – догадалась Карина. – Наш белогорский парк, да? Но я там ничего такого не…
– Да убрали давно, – сказал Володя, – деревяшки же – что-то сгнило, что-то испортили или украли, что-то просто потеряло внешний вид. Отец пока был жив – сам все поддерживал, а потом настали времена, когда никому ничего не было нужно. Ящиками на зиму перестали закрывать. Парк и тот зарос и запаршивел. Потом спохватились, привели в порядок, а вот этого уже не вернуть.
Значит, это и есть знаменитые головинские коряги. И какие же они оригинальные, как украшали парк!
– Так ты поэтому ничего из отцовских работ не отдал в музей? – осведомилась Карина. – Думал, сохранить не сумеют?
И оторопела – так помрачнел Володя.
– А, ну да, ты же в музее работала, – процедил он. – Мурашова, поди, наболтала? Вы там все помешались на ней, в рот ей смотрите!
– На ком я помешалась?! – изумилась Карина. – Подбирай выражения! Да я с Мурашовой только здоровалась, она и начальницей-то моей не была!
Но Володя уже успокоился:
– Да совсем забыл, это же Аня Семенова в отделе живописи работает… А может, Ане что-нибудь пригодится, ты предложи. – Он кивнул на альбомы. – Вы же дружите. Такая чудесная женщина, совсем не похожа на современных бой-баб. Ее муж у меня работает – золотая голова, начальником отдела скоро станет. Они вообще, по-моему, идеальная семья, как будто родились уже вместе…
Вот это да! Карина не верила ушам. Слышал бы он, как чудесная женщина его поливала! Но не стала углубляться в эту тему и тем более возвращаться к опасным корягам и Мурашовой, а спросила неожиданно, в том числе для себя:
– А у тебя почему идеальной семьи не получилось?
«А тебе какое дело?» – тут же пронеслось в голове, и язык был прикушен – но поздно.
– Ладно, извини, можешь не напрягаться и ничего не выдумывать, – быстро предупредила она, заметив на Володином лице отражение мучительной мысли – что сказать и как. Но Володя ответил вполне разумно:
– А что толку выдумывать. Белогорск – большая деревня, спросишь у кого угодно – и все тебе с удовольствием расскажут. Можно даже сопоставить версии.
Действительно, подумала Карина. И тетя, и Аня. Почему же она до сих пор не потрудилась ничего узнать? Да сдалась ей личная жизнь Володи, тем более прошлая, зачем время-то зря тратить! А сейчас просто вылетело само собой…
Но Володя уже излагал авторскую версию: женился он рано, в двадцать лет, еще в институте, на дочке друзей семьи. Та сама предложила отношения без взаимных обязательств, пригласила на свою дачу – но когда ее родители их застукали, ничего не оставалось, как выслушать их благословение. Напоминать о свободных отношениях было уже неуместно, и невеста восприняла это как должное. Головин-старший страшно ругался, назвал сына дураком, которого поймали, и кричал, что удовольствия на пять минут тот мог бы и так получить, не обязательно для этого жениться.
Так или иначе, молодой муж оказался в семье жены, и на чужой территории все тоже были им недовольны. Теща твердила, что он мало зарабатывает, тесть – что его знаменитый отец мог бы помогать побольше. Жене не нравилось вообще ничего – как он ест, пьет, качает ногой, какую одежду носит, какие выбирает газеты или фильмы. Если он молчал, ей хотелось, чтобы он говорил, а когда он начинал что-нибудь рассказывать, она махала руками – уж лучше бы молчал. Выговаривала, что мог бы догадаться хоть еды купить по пути с работы, а когда он в следующий раз приносил колбасу – возмущалась, где он только такую нашел, и колбаса демонстративно выбрасывалась в помойку.
Володя пытался рассказывать с юмором, чтобы это не выглядело нытьем, а выходило с удивлением: как же так все получилось, что же он делал не так? О жене не было сказано ничего отрицательного, но Карина злилась на эту капризную жену и жалела облапошенного Володю. Чего ей не хватало, этой козе? Чем, собственно, плох Володя? Не зануда, не грубиян, и ни разу она его не видела на четвереньках, в отличие от бывшего мужа, – с каких это пор не– или малопьющие мужчины перестали цениться? Карина бросила на Володю оценивающий взгляд и осталась довольна: можно даже не брать за точку отсчета обезьяну или лошадь, хорошее русское лицо. А руки какие изящные – странно, что он не захотел в такие пальцы взять кисть и пойти по стопам…