Кэтрин Стоун - Счастье в награду
Но он так и не дождался этого полушутливого, полуторжественного знакомства. Синие глаза подернулись печальной дымкой. Он просил о том, что давно было утрачено. Что погибло навсегда.
— Ее здесь нет.
— А где она?
— Кто его знает. Она была… то есть она осталась… у моей матери. И когда я ушла из ее дома, Барби осталась там.
Дом ее матери. И Барби, принадлежавшая ее матери. Матери — а не ребенку. Судя по всему, эту заблудшую дочь с ее коробками так же несет по волнам, как и его, Лукаса, — бесприютную, мятущуюся душу.
Бесприютный? Это он-то, Лукас Хантер? Да. Потому что та роскошная, но мертвая коробка, в которой он живет, не может считаться домом.
Тем временем Гален шагнула в сторону от него, к своим куклам.
Но не сразу присела к ним на диван, а задумалась, рассеянно глядя на журнальный столик со стеклянной крышкой. Ее тонкий бледный пальчик принялся выводить на гладкой поверхности замысловатые узоры, прокладывая трассу невидимого слалома между обрывками яркой ткани и катушками ниток.
«Вот тебе крест, и чтоб я сдох, и лопни мои глаза…»
Она коснулась острого кончика иглы.
— Он что же, на самом деле…
«Нет, я не хочу с тобой об этом говорить!» Но разве Лукас мог выбирать?
— Да. Он протыкал им глаза. Но честное слово, Гален, он делал это тогда, когда они были уже мертвы.
Гален не выдержала и резко, до боли зажмурилась. А потом, все еще не в силах отвести взгляд от швейной иглы, спросила:
— Как они погибали?
— Он пользовался ножом.
— Да. Я знаю… — Варварски изуродованные тела упоминались в каждом сообщении. — Но как именно?
— Гален!
— Поймите, мне действительно нужно это знать. Пожалуйста, не надо меня жалеть! Я не собираюсь падать в обморок…
— Не сомневаюсь.
— Так как же они умерли?
«Как?..» — переспросил про себя Лукас в напряженной тишине. Это должно было выглядеть жутко. Ужасно. Они умирали, глядя на то, как пульсирует алый фонтан их собственной крови. Чувствуя его удивительное тепло до самой последней секунды, когда тело начинало биться в агонии.
— Он вспарывал им горло. — Быстро, уверенно, безболезненно. И безжалостно.
— Он рисовал на их телах крест? Этим своим ножом?
— Да. Рисовал. После их смерти.
— Он делал с ними что-то еще? — Вопрос прозвучал едва слышно, невнятно, но Гален считала, что должна знать все до конца. — Нет. Больше он ничего не делал.
Она подняла смятенный взгляд — синие глаза ярко блеснули из-под рыжих кудрей — и с удивлением произнесла:
— Судя по всему, он абсолютно уверен, что его не смогут поймать.
— По-научному это называется избыточная самооценка — обычное следствие мании величия.
— Да, похоже на это.
— И он действительно себя переоценил, совершив свою самую большую ошибку.
— Когда позвонил мне?
— Когда позвонил вам. Мы доберемся до него, Гален. — Эта фраза звучала не просто как обещание — как клятва.
Осмотр квартиры продолжался, и Лукас неожиданно для себя стал смотреть на вещи не с профессиональной, а с личной точки зрения. Ему почему-то захотелось увидеть сувениры из ее прошлой жизни: фотографии семьи или близких — будь то покинутая мать или оставленная Барби. Может быть, где-то стоят ароматизированные праздничные свечи, или коллекция смешных фигурок, или хотя бы картинки в золоченых рамках?
Но он не нашел ничего. Только на столике возле кровати лежала какая-то книга.
Книга! Что может быть более личным, чем книга, которую Гален читает перед тем, как заснуть! Перед тем, как погрузиться в мир грез…
Лукас метнулся к ночному столику, стараясь не выдать своего нетерпения, и едва сумел подавить вспышку ревности и гнева.
— «Беседуя с Богом», — громко прочел он заголовок, удивляясь тому, как ровно звучит его голос. От ярости кровь гулко шумела в ушах, заглушая все остальные звуки.
И он едва различил ее тихую реплику с другого конца комнаты:
— Несколько напыщенно, не так ли?
Напыщенно — не то слово! Да от этой книги за милю несет откровенным извращением! Впрочем, чего еще можно ожидать от такого типа, как Брэндон Кристиансон? Психопат от рождения, настоящий убийца — он, как никто другой, умел убаюкать совесть потоками слащавого красноречия.
Гален так и не дождалась ответа на свой вопрос, и в комнате повисла неловкая тишина. Каким мрачным голосом он прочел название книги! Может быть, Лукас вообще не признает авторов, предпочитающих хранить инкогнито? Считает, что автор не достоин называться писателем, если оставляет читателей в неведении относительно своей собственной жизни? Или раздражение лейтенанта Хантера вызвало упоминание о Боге?
Если только он не разозлился на нее, Гален…
— Я хочу сказать, — заторопилась она, стараясь заполнить мертвящую паузу, — что это выглядит слишком напыщенно, с моей точки зрения. Как будто автор сразу ставит себя выше всех прочих людей.
— Я тоже так думаю. «Слава Богу!»
Гален с облегчением перевела дух, и Лукас поднял на нее все такой же мрачный, суровый взор. Но это относилось не к ней. Не она стала причиной его гнева.
Однако было совершенно ясно: Лукас хочет узнать еще что-то. И ему нужна только правда. Правда от начала и до конца.
— А что, содержание такое же напыщенное?
— По-моему, да. Но это исключительно мое мнение. Книга уже несколько лет остается в списке бестселлеров, и даже самые придирчивые теологи дают ей чрезвычайно высокую оценку.
— Но вы с ними несогласны.
— Да.
— И тем не менее продолжаете ее читать.
— Да. Директор службы новостей на нашей студии, Вивека Блэр… ну, я полагаю, что с ней вы тоже знакомы…
— Я знаком с Вивекой. — «С кузиной Брэндона. С двоюродной сестрой этого психопата». — Она имеет какое-то отношение к этой книге?
— Она сама дала мне ее почитать. Сказала, что у нее наклевывается возможность раскопать имя автора и даже устроить с ним живое интервью в моем прямом эфире. Если я, конечно, захочу сделать это сама. Но честно говоря, мне этого не хочется.
— Не хочется?
— Нет.
Лукас словно оттаял и снова стал не более суровым, чем обычно. И все же Гален чувствовала себя неуютно, пока он снова не заговорил.
— Нам потребуется более просторное помещение.
— Нам? Нам?!
— Мне необходимо быть рядом, когда бы он ни позвонил.
— Но зачем?
— Потому что во время беседы с некоторыми из убийц — к сожалению, далеко не со всеми — я начинаю чувствовать всякие вещи.
— Вам передаются его эмоции? Его мысли?
— Иногда я чувствую его. — Его похоть, жажду крови…
