Алиса Лунина - Такси «Новогоднее»
Может, конечно, государство ей и будет за это благодарно, а Саша – нет. Саше, если честно, стало обидно, потому что лично она придерживалась в жизни принципа, что пока о человеке не стало известно что-нибудь плохое, надо думать о нем хорошо.
Логично и по совести. Разве не так, гражданка инспектор?
Но Саша промолчала. У нее свои жизненные принципы, а на бирже труда – свои. И не фиг соваться в чужую биржу со своим уставом!
Инспектор ознакомилась с трудовой книжкой А. Семеновой и, не смягчив выражения лица, объявила, что реалии времени требуют от нас быть готовым к любым переменам. Саша уточнила: каким именно? Суровая инспектор пояснила, что Саше скорее всего придется переменить профессию, сходить на какие-нибудь курсы, перепрофилироваться… И добавила, увидев ее вытянувшееся лицо, что это нормально, и уж совсем в порядке вещей не ждать вакансий по специальности, а идти туда, где есть потребность в работниках. Вот, например, всегда требуются дворники, уборщицы…
Саша опешила – разве необходимо человеку с высшим образованием идти в уборщицы? Инспектор посмотрела на нее насмешливо: дескать, глупый «белый воротничок», я вас таких тут, знаешь, сколько насмотрелась?! Жизнь припечет, пойдешь работать кем угодно! Понятно, не любят они таких бывших шоколадных зайцев, как А. Семенова.
Начислили пособие. Интересно, на это можно жить? Или на них проводят эксперимент по выживаемости? В результате Саша пришла все к тому же жизнеутверждающему выводу, что надеяться можно лишь на себя. Как всегда, для России – это самый выигрышный вариант.
«Работу буду искать сама».
Саша никак не могла покинуть свою зону сумерек. Более того, у нее сложилось впечатление, что сумерки сгустились. Жизнь никак не хотела налаживаться, подсовывала ощущение цугцванга, как в шахматах, когда ни один ход ни к чему не приводит. Ты вроде что-то делаешь, пытаешься вырулить с обочины, а ничего не получается. И растерянность становится обычным состоянием.
Она пыталась понять, что напоминает ей собственное нынешнее положение, и ее озарило! Себя на приеме у стоматолога. Ага! Растерянностью и страхом. Уязвимостью какой-то. У стоматолога ведь очень неприятно и некомфортно. В стоматологическом плену даже взрослые люди чувствуют себя беспомощно. Сидишь в кресле, противная и жалкая, партизанами себя уговариваешь, а тебе медсестричка держит слюноотсос. И ты вдруг видишь себя со стороны и удивляешься: неужели эта идиотка – ты?
Надо же, дожить до тридцати лет, себя уважать, может, и не без оснований, и вдруг нате, пожалуйста, захлебываешься слюной и подобострастно смотришь на тетеньку – только не бей и не рви коренных…
Развивая врачебную тематику… Стоматолог – это еще ладно, как-нибудь можно поднапрячься и перетерпеть, главное – не докатиться до состояния, когда будешь чувствовать себя, как в кресле у гинеколога.
Часть 3
Репетиция Нового года
Позвонила Аня и предложила работу – няней к шестилетнему мальчику, который очень необычный, потому что живет на Рублево-Успенском шоссе.
– Александра, соглашайся! Семья богатая. Мальчик – хороший, умный, послушный, к тому же шесть лет – идеальный возраст!
– Ань, так я этим никогда не занималась! И вообще с детьми не очень…
– Хоть попробуй! А вдруг? Тем более деньги приличные.
Да, деньги приличные. Может, попробовать?
На всякий случай Саша уточнила у Ани, точно ли никого не подведет, если вдруг поймет через три дня, что не ее занятие, и откажется.
– Аня, я теперь про себя вообще ничего не знаю. Неожиданно, по ходу дела выяснила, что характер у меня гнусный, неуживчивый. Помнишь, была такая бородатая комедия про девушку, которая ни на какой работе не задерживалась по причине того, что брала в голову за всех, ну и заодно из-за скверного характера? Это моя история! На последнем месте работы я проработала, смешно сказать, десять дней!
Аня рассмеялась:
– Да брось, Александра, знала бы ты, сколько я работ сменила! Не понравится – уйдешь!
Ну да… Не понравится – уйдет. В конце концов, крепостное право у нас отменили еще в 1861 году.
На следующий день Саша поехала – гы-ы-ы-ы – на Рублевку.
Глядя на отчий дом подопечного мальчика, она вспомнила анекдот про нового русского, который, оказавшись в Эрмитаже, зевнул от скуки: «Бедненько… Но чисто!»
Дворец в три этажа нескромного обаяния буржуазии и роскоши!
Хозяин дома, папашка мальчика, если представить его, например, альпинистом в социальном и денежном смысле, точно уже взобрался если не на Джомолунгму, то на какой-нибудь хороший Эльбрус и завис на вершине, растерянно озираясь, потому как не знает, чего ему еще в этой жизни хотеть. А спросить не у кого – люди остались далеко внизу.
Крепенький темноглазый мальчишка оглядел Сашу оценивающе:
– А ты ничего! Блондинка, и сиськи большие, как мне нравится!
Саша поперхнулась и не сразу нашла что ответить.
Потом ребенок честно признался, что нянь у него сменилось множество. Кто сам сбежал, кого уволили. Она поинтересовалась, почему увольняли. Мальчик, мило улыбаясь, сообщил, что по его просьбе.
– Если она мне не нравилась, например, была противная, или страшная, или докапывалась до меня, я просил папу ее уволить.
Сашу он тоже предупредил, на всякий случай:
– Ты не противная. И не страшная. Если не будешь докапываться, то сработаемся!
Мамой оказалась женщина системы «девочка», в том смысле, что на женщину никак не тянула – хрупкая, тонкая, волосы до попы, выполненной в весьма изящном исполнении, голосок такой манерный, грассирующий, типа: «Да, я капризулька! Но разве я не могу себе это позволить?!» И упакована женщина-девочка дай бог каждому! В общем, трудно избежать соблазна ей не позавидовать.
Даже Саша, свободная от зависти, подумала: «Во как! И внешность, и семья, и дом на Рублевке! Вот ей в масть кинули!» И так думала целых три дня, пока не увидела отца семейства.
Папашка был маленький, весьма портативного роста, приблизительно с табуретку, толстый и лысый. Но это бы еще полбеды. Беда в том, что он видел себя двухметровым мускулистым красавцем. Хозяином мира. Или хотя бы маленького мирка этого дома. И вел себя соответствующе.
Однажды Саша стала свидетелем семейной сцены. Она сразу обратила внимание, как женщина-девочка при виде мужа словно подобралась и встала в стойку. И не без удивления отметила: надо же, дрессированная.
– Где ты была?! Я звонил, а ты не отвечала! – разорался портативный властелин мира.
Девочка потупила красивую головку, поникла, пролепетала что-то в свое оправдание с интонацией холопа, подающему царю челобитную. Угу. Ясно. Мужичок системы «вагон понтов». А жена, значит, для того, чтобы катить эту лысую тележку с понтами.
