Светлана Лубенец - Золотая девочка

– Ну. может, и не банда… а один только твой… бойфренд. Хочешь его увидеть?

– Хочу! – выкрикнула Люська, отпихнула Игоря и, пробежав через сени, толкнула дверь в мастерскую. Она не поддалась. В двери не было замка, значит, ее чем-то подперли изнутри.

Люська стала размышлять, чем ее можно было прижать с той стороны. Выходило, что ничем, разве что просунуть в дверную ручку ножку стула. Люська еще раз потрясла дверь, и в это время раздался звон разбитого стекла.

– Уходит через окно! – крикнула она Игорю. – Бежим! Если это Артем, мы вдвоем справимся!

Караваева кинулась к дверям на улицу, но запнулась за что-то ногой и упала лицом вниз. Она прикусила губу, разбила коленку и насажала в ладони заноз, проехав ими по некрашеному полу сеней. Игорь поднял ее, усадил на пол и, крикнув: «Я поймаю его!» – выскочил на улицу.

Люська, привалившись к стене, вытирала слезы, мешая их с кровью из губы. С улицы ничего слышно не было. Наконец в проеме дверей показался Игорь.

– Ушел, – безнадежно махнул он рукой. – Видно, не первый раз здесь. Знает, куда бежать, где прятаться. Гляди, что я нашел!

Он протянул Люське вязаную черную шапочку с красной буквой «А» в сером квадратике. Точно такая же была у Артема. Люська приказала себе больше не плакать. Этот негодяй не стоит ее слез. Она тупо смотрела на красную «А», пока голос Игоря не вывел ее из оцепенения:

– Я сейчас с улицы влезу в окно мастерской и открою тебе дверь.

Через некоторое время дверь распахнулась, и Люська, хромая, вошла в дедушкину мастерскую. При виде того, что там творилось, она все-таки расплакалась навзрыд. Здесь плакать уже было можно: слезы были не по Артему, а по деду и его глиняным фигуркам.

Одна полка, где раньше стояли балерины, была пуста, а пол – усыпан разноцветными обломками. Люська, морщась от боли в разбитой коленке, присела и подняла с полу головку в блестящей коронке – все, что осталось от феи Драже. Остальные фигурки были изувечены до неузнаваемости. Люська поднялась с пола и пошла вдоль стеллажей, ласково касаясь пальцами балерин, оставшихся невредимыми. Вспомнились теплые летние вечера, когда она сидела в старом плетеном кресле в углу мастерской и наблюдала, как дед раскрашивает гуашью своих красавиц. Люська тоже пробовала, но у нее ничего не получалось. Дед смывал влажной губкой намалеванные внучкой лица и рисовал новые: с матрешечным румянцем и яркими губками бантиком.

Две полки над рабочим столом тоже оказались пустыми.

– Игорь, гляди! – воскликнула Люська. – И свистулек нет, и коников, и птичек! Тут еще барышни стояли с младенцами и кошками наподобие тех, что в Дымкове делают.

Игорь сочувственно покачал головой.

– Ну все! – подытожила Люська. – Кажется, теперь уже можно потребовать от милиции решительных действий. Налицо натуральный разбой и грабеж.

– Брось, – засмеялся Игорь. – Кто этим станет заниматься? Птички какие-то, бабы глиняные…

– По-моему, ты противоречишь сам себе. Раз украли, значит, кому-то это нужно.

– Ты все-таки думаешь, что игрушки ценные?

– Я раньше была уверена, что нет, а теперь – сомневаюсь.

Люська пошла к дверям.

– Ты куда? – растерянно спросил Игорь.

– Домой. Надо отцу сказать, что стекло разбито, а то с дачи последнее добро растащат.

– Давай хоть чем-нибудь его заложим. И потом, убраться бы надо.

– Верно. Я что-то совсем плохо соображаю. Вон! – Люська показала за печку. – За ней дед асбестовый лист проложил, чтобы стена не нагревалась.

– Не сильна защита, конечно, но хоть что-то, – согласился Игорь, вытащил лист, и они с Люськой заложили им разбитое окно.

В электричке опять ехали молча. Люська крепко прижимала к себе одну из уцелевших балерин. Это была Одиллия в черном одеянии и со сросшимися на переносице широкими бровями, которую мама звала Феодорой. Игорь долго искоса поглядывал на Люську, потом решился спросить:

– Ты сейчас куда?

– Я же сказала – домой.

– Как ты думаешь, что сделает твой отец?

– Стекло вставит, конечно. С Каретниковым, наверное, поговорит, – Люська поморщилась. – Или с его родителями…

– Возмещения ущерба потребует?

– Какой тут ущерб? Для отца балерины ничего не стоят. Мне обидно, что дедушкину радость не уберегли.

– Люсь! Может, не стоит расстраивать родителей?

– В каком смысле?

– В прямом! А стекло мы с Костиком вставим. Он знаешь, какой рукастый! Все умеет.

– А деньги? Стекло ведь дорогое.

– Найдем!

– Где?

– Ну… найдем. Не твоя забота.

Люська задумалась. Отец, когда все узнает, конечно, выйдет из себя и непременно станет разбираться с Артемом. Выяснится, что она, Люська, привозила Каретникова на дачу. Начнутся расспросы: зачем да почему, да что они там вдвоем без взрослых делали. В общем – хорошего не жди. А над дедовыми игрушками отец всегда смеялся. Не пожалеет.

После смерти своего отца он никогда в мастерскую не заглядывал, так что вряд ли заметит, что «манек», как он называл дедовых балерин, стало меньше. На полочку, где стояли свистульки, Люська в следующий приезд поставит несколько фигурок из тех, которые лежат у нее дома в ящике письменного стола. Мама, конечно, заметит уменьшение дедовой труппы на стеллажах, но Люська что-нибудь придумает: раздарила, мол, или сама нечаянно разбила. Обойдется все как-нибудь. Только бы не разбираться с Артемом. Она его видеть больше не может! Надо же какой артист! Ему бы в театре «Буфф» играть.

Глава 13

От любви одни проблемы

Люська избегала Каретникова. Он пытался делать вид, что ничего не понимает, и без конца ловил ее в разных местах. Но Люська-то видела, что он ходит без шапки. А когда совсем похолодало, на нем появилась другая: тоже черная, но без серого квадратика с красной «А».

У Наташки тоже были неприятности. Денис Стельманчук узнал про Костика и предъявил Драгомиловой свои претензии.

– Ты представляешь, – рассказывала Наташка, – он мне говорит: «Выбирай: или он, или я».

– Ну а ты? – спрашивала Люська.

– А я прямо не знаю, кого выбрать, – честно признавалась Драгомилова. – Понимаешь, мы с Денисом очень хорошо смотримся. Я смуглая, черноволосая, а он такой блондин-блондин. Эдакий прибалт. У нас с ним все на контрастах – любо-дорого смотреть.

– А Костик?

– А что Костик? Он, конечно, тоже ничего, но слишком обыкновенный. Нет в нем изюминки.

– Ну, так выбирай Дениса с изюминкой.

– Тут, видишь ли, тоже есть свои «за» и «против».

– Ну-ка, ну-ка! Расскажи, – заинтересовалась Люська.

– Дело в том, что Стельманчук свихнулся на рэпе. У него вся музыка такая, и он может часами ее слушать. Он и названия групп мне называл, и фамилии всякие, но я не в силах их запомнить. Я попыталась ему что-то сказать про Рикки Мартина, про Шакиру, так он меня просто высмеял. Век не забуду!