Татьяна Булатова - Не девушка, а крем-брюле
– Ну ты даешь, Наумова! – одарила ее искренним восхищением Хазова и заглянула в духовой шкаф: – Это чё? Омлет?
– Омлет, – кивнула Наумова, не двигаясь с места. – Если надо, я и торт могу, и пирог. Но редко. Потому что жрать нельзя. Тренер кислород перекроет. «Лишний вес, лишний вес», – передразнила она своего наставника. – Попробовал бы, блин, побегать с мое. Посмотрела бы я, будет у него лишний вес или нет!
Когда речь зашла о наумовских тренировках, Ладова заметно погрустнела, потому что вспомнила суровые испытания сегодняшнего утра, изумленные взгляды соседей и волчий аппетит, разыгравшийся при виде еды.
– У меня диета, – сообщила Ленка и обвела взглядом присутствующих. – Больше пить, мясо отварное, жареное, соленое исключить, углеводы подсчитывать, хлеб черный…
– А чего ж ты… – замялась Хазова.
– Здоровая-то такая? – широко улыбнулась Наумова и встала во весь рост, по-гренадерски подперев потолок: – Метр восемьдесят. Плюс мышцы, – добавила Ленка и, задрав подол, что-то такое сделала со своей ногой, что на ней скульптурно проступил мышечный рельеф. Хазова ахнула:
– Ну ты это! – никак не могла она подобрать нужное слово. – Самсон!
– Точно, – хмыкнула Гулька, в прошлом году вывезенная родителями под брызги фонтанов Петродворца: – Самсон, разрывающий пасть льва.
– Нормальная ты, Лена, – поддержала Наумову Василиса, остерегаясь, что так скоро дело и до нее дойдет.
– Да, конечно, нормальная, – согласилась с ней Ленка и снова скромно уселась на табурет: – Братья говорят: «Потрогать любо-дорого».
«Ну не знаю», – хмыкнула себе под нос Гулька, представив Наумову идущей по улице: двухметровая дылда со спортивной сумкой через плечо, с черным лошадиным хвостом и выдающейся вперед челюстью. Ни дать ни взять неандертальская красавица! Не понятно, что только рядом с ней Тюрин делает. Вроде он не из этих, не из спортивных.
– Давайте, рассказывайте, – заговорщицки предложила Низамова: – Кто здесь чей?
– Илья – мой, – простодушно ответила Ленка и добавила: – Серый – вот ее, – она кивнула на Юльку.
– Наумова, – встряла Хазова. – Чего ты несешь-то?! Все ж знают, я за Вихаревым присматриваю… – Брови Низамовой вопросительно поползли вверх. – Он – двоечник, я – отличница. Типа работа с трудными подростками. Вот мы и сидим вместе уже года два как. Ну и дружим…
– И на какой стадии ваша дружба находится? – цинично улыбаясь, спросила Гулька.
– Да ни на какой, – Хазова сегодня была крайне миролюбива. – Куда я, туда и он.
– Такая стадия, Юлька, называется любовь, – мечтательно добавила Наумова.
– Такая стадия, Лена, – снова усмехнулась Низамова, – называется «Школьные годы чудесные…» И скоро они у этого у вашего Вихарева закончатся: пойдет в ПТУ, получит рабочую профессию и встанет в очередь к пивному ларьку.
Гулька еще хотела добавить, что, помимо выше перечисленного, возможны еще и такие вехи жизненного пути, как «армия», «тюрьма», «подвал», «наркологический диспансер» и т. д., но не стала лезть со своим уставом в чужой монастырь.
– Да ладно, девчонки, – как-то очень по-бабьи произнесла Юлька. – Нормальный Вихарев парень. У него и семья приличная, – замялась она, а потом с важностью произнесла: – Отец – главный инженер завода.
– У Тюрина тоже семья приличная, – тут же встряла Наумова, беспокоясь о том, чтобы Илья предстал в наилучшем свете. – Знаете, какая у него бабка?
– Знаем, – заверила ее Хазова. – Заслуженный учитель, почетный пенсионер и, когда трубку берет, вместо «Алё» говорит: «Я вас слушаю» или «Ольга Игоревна у телефона». У Тюрина, кстати, вся семья на голову больная, учительская…
– Нормальная у него семья, – помрачнела Ленка, уже видевшая себя ее членом. Тайно, разумеется, но ведь мамка говорила: «Будешь мать слушать, будешь вкусно кушать».
– Да кто спорит-то! – легко согласилась с ней Юлька. – Маман с папан всегда под ручку, Тюрин бабку под локоток – дворяне, блин.
– А что в этом плохого? – подала голос Василиса, которой и вставить-то было нечего: семья у нее самая обыкновенная.
– Слушай, – Гулька не могла без провокаций: – А как тебе с ним? Ты – во‑о-о, – показала она рукой на потолок, – а Тюрин твой – во‑о-о, – рука опустилась до уровня табуретки.
– Ну и что? – пожала плечами Наумова. – Вырастет еще. – Она безоговорочно верила в неограниченные возможности своего соседа по парте. – Главное, – она любовно сощурилась, став похожей на рыбу с выдвинутой нижней губой, – он умный.
– Это заметно, – еле сдерживаясь, простонала Низамова. – У него одно другим компенсируется. Вы, надо сказать, с этой точки зрения гармоничная пара.
– Гуля, хватит, – одернула ее Ладова, быстро, в отличие от Наумовой, понявшая истинный смысл высказывания подруги.
– И правда, – поддержала Василису Хазова. – Мы, между прочим, с Тюриным их спасательный круг. Правда, Ленка?
– Правда, – тут же согласилась Наумова, никогда не причислявшая себя к людям просто умным, но от этого ее настроение не испортилось, потому что рядом с нею всегда витал «мамкин» образ. А если поднапрячься, да еще зажмуриться, то и «мамкин» голос. Зря, что ли, она ей всегда говорила: «Ум бабе ни к чему. Чтоб дите сотворить, много ума не надо. Пусть мужик, Ленка, думает, а ты пироги пеки». – «И буду!» – пообещала Наумова и обвела кухню взглядом.
– Мы тут не рассядемся, – безошибочно определила она.
– Рассядетесь, – хихикнула Низамова. – Ты этого своего на коленки посадишь, а я к Василисе сяду.
– Очень удачная шутка, – буркнула Ладова и предложила сесть в гостиной.
– Вот еще, – воспротивилась Ленка. – Чай не праздник никакой. Кто-нибудь постоит, не сахарный, не растает.
– Чур, не я! – одновременно подняли руки Низамова и Хазова. Они вообще сегодня очень часто синхронили, как близнецы.
В результате в торжественном карауле возле стола оказались Ладова, Тюрин и неразлучная с ним Ленка Наумова.
– Дурак ты, Илюха, – поставил диагноз Вихарев. – Сел бы, поел по-человечески. Ты на часы посмотри, столько не жрать!
– Я не хочу, – скривился Тюрин.
– Может, чаю тогда? – предложила хозяйка. Но не успел Илья кивнуть в ответ, как его верная Ленка тут же выбрала из стоявших на посудной полке самый красивый, как ей показалось, бокал, налила в него чай и подала Тюрину.
– Спасибо, – смущенно буркнул Илья и принял бокал, хотя предпочел бы принять его из рук Ладовой.
– Пожалуйста, – проворковала баском Наумова.
– Поклониться забыла, – ехидно пробурчала Гулька, и, хотя, кроме сидевших за столом, ее никто не услышал, это не помешало Хазовой посмотреть на нее осуждающе.
