Путь к себе - Елена Купцова
— Ругаться она и вправду стала меньше. Но ты не забывай, что существует еще такая вещь, как наследственность. Дурная, в данном случае.
— Не надо так говорить!
— Надо! Что ты знаешь о ее родителях? Мать — алкоголичка и воровка, отец вообще неизвестно кто. Чудный букет! И неизвестно, как и когда это проявится.
— А может, и не проявится.
— Может быть! Вечный русский «авось»! Иногда мне кажется, Лика, что для тебя это лишь занимательная игра. А ведь ты взвалила на нас огромную ответственность.
— И что ты предлагаешь? — горячо спросила Лика. — Сдать ее в детский дом? Там уж из нее точно ничего хорошего не выйдет.
— Девочке надо ходить в школу. Но ее никто не примет, пока у нее нет никакого официального статуса. Кто она нам?
Лика промолчала.
— Молчишь? То-то. Удочерить или установить над ней опеку при живой матери проблематично. Сначала надо добиться лишения ее родительских прав. В нашем любимом государстве права матери охраняются свято. Стоит ей пустить слезу на комиссии, и девочку ей вернут. О последствиях ты, я думаю, догадываешься.
Лика нехотя кивнула.
— Но должен же быть какой-нибудь выход! Нельзя ее отдавать. Я сегодня ее водила к Генриэтте Альбертовне. Она ее послушала, говорит, что у нее абсолютный слух и голосок очень милый. Согласилась, между прочим, с ней заниматься.
— Ну, насчет голоска это и глухому ясно. — Голос Анны Владимировны потеплел. — Мы же знаем весь ее репертуар! И что же она спела нашей старушке?
— Ты не поверишь! Это была бомба. Сначала, как водится, «Разлуку» и «Вова приспособился», а на закуску «Хабанеру» из «Кармен».
— Ого! А это-то откуда?
— Говорит, по телику вчера слышала. Слова свои, что-то вроде: «У любви, как у птички крылья. Ее непросто ощипать».
Анна Владимировна стремительно прижала ладонь ко рту, чтобы не расхохотаться. На глазах выступили слезы.
— И ни разу мелодию не соврала. Ты бы слышала, как: она выводила: «Любо-о-овь! Любо-о-овь!» Генриэтта просто таяла.
— Ну, предположим. — Анна Владимировна с трудом перевела дух. — А как быть с образованием?
— Я с ней позанимаюсь. Лариска вон рвется в бой. Маша у нее опять сегодня весь день провела. Справимся.
— И все же меня беспокоит юридическая сторона дела.
— Я, кажется, знаю, кто нам может помочь.
— Как же?
— Ольга Всеволодовна. Митина мама Она какая-то шишка в гороно. А не поможет, так посоветует что-нибудь.
— Так позвони ей.
Лика замялась, теребя в руках платок. Анна Владимировна удивленно приподняла брови:
— В чем дело?
Лика молчала.
— Это из-за Мити?
— Да. Позвони лучше ты.
— Может, объяснишь, наконец, что у вас стряслось?
— Ты же сама все знаешь. Он в меня влюблен.
— Ну, это и слепому видно. А ты лапа ему отставку из-за этого… как его… — она защелкала пальцами, — фотографа.
— Виталия.
— Угу. Он мне сразу не понравился.
— Но ты же его никогда не видела!
— И ни капельки не жалею об этом. Одно имечко чего стоит!
— Ma, ты странная какая-то. Не могут же все Виталии быть подонками.
Она запнулась, вспомнив колючие глазки Борова, вонючий дым в лицо и обещание поставить на конвейер. Всезнающий Нико уже успел ей объяснить, что это значит. Лику передернуло от одной мысли, что могло с ней произойти.
— В любом случае все позади. Помрачение рассудка было временным, без патологических изменений. — Она невесело усмехнулась.
— А если он позвонит? Опять помчишься среди ночи, задрав хвост?
— Нет, — Лика покачала головой. — Нет.
Она не все сказала матери. Он уже звонил, через три дня после кошмара на вокзале, клялся и божился, что приезжал с деньгами, но ни ее, ни Борова не застал, решил, что она не сталa ждать и сама уехала домой. Еще умолял о встрече, говорил, что соскучился, жаловался на Нинель, мол, достала его за эти три дня своим блядством и пьянством, хоть беги.
Она слушала его вполуха, не вникая особо в его слова, спросили только:
— Где ж ты был эти три дня? Почему меня не искал?
— А что тебя искать? — опешил он. — Не маленькая ведь. Я тут с Нинель колготился, ни сна ни отдыха. Виноват я перед ней, понимаешь?
— Понимаю. Решил искупить свою вину и поэтому меня Борову в пользование оставил, чтобы ему не обидно было. Очень хорошо понимаю.
— Да о чем ты? Какое такое пользование? Я не…
— Ты вот что, забудь мой номер и больше не звони.
Он замолчал, будто переваривал ее слова. Она хотела повесить трубку, но почему-то медлила. Размазывала манную кашу по тарелке, по выражению Ларисы. Тягомотина.
— А он правда тобой попользовался? — неожиданно спросил Виталий.
Лика растерялась, не зная, что ответить, столько было в его вопросе неподдельного любопытства.
— Эй, Ленка, не томи, — настаивал он. — Боров сам тебя трахнул или уступил кому-нибудь? Нет, погоди, не отвечай. Сам попробую догадаться. М-м-м, значит, так. Кликухи так просто не даются, то есть он наверняка импотент, логично?
— Логично, — нехотя согласилась Лика.
Он говорил так деловито и увлеченно, что у нее появилось чувство, будто ее втягивают в какую-то занимательную игру, вроде «Угадайки». Не ломаться, не юлить, «да» и «нет» не говорить. Угадайка, угадайка — интересная игра. Она даже слегка развеселилась. Почему бы и не поморочить ему голову напоследок.
— Поехали дальше, — продолжал между тем он. — Если не Боров, значит, кто-то еще. Скажем, клиент. Плешивый командировочный, добропорядочный отец семейства, который спит и видит вырваться из объятий своей женушки и, добравшись ло Первопрестольной, оттянуться там по полной программе. Я прав?
— Угу, — Лике оставалось только поражаться его прозорливости. Типаж срисован, как с натуры.
— Тебе понравилось?
— Что? — Лика даже поперхнулась.
— Ну, с ним — понравилось?
— Ты что, спятил?
— Да ладно тебе. Не на парткоме ведь. Это ж мечта каждой женщины — хоть минутку побыть в шкуре шлюхи. Так что можешь считать, что тебе подфартило.
Лика не выдержала и расхохоталась, настолько самоуверенным и нелепым был его тон.
— Вот это здорово. Может, я тебя еще и благодарить должна?
— А что? Может быть.
— Вынуждена тебя разочаровать. Ничего такого не было. Вернее, плешивый был, но и только.
— Ты все врешь!
— Как угодно. А номер мой все же забудь. Пока!
Она решительно опустила трубку на рычаг, как отрезала. Телефон трезвонил еще с полчаса, но она не отвечала. С нее довольно. И ничего, кроме облегчения, она в тот момент не чувствовала.
Знакомый подъезд, знакомая лестница. А вот и его дверь. Лика протянула руку к кнопке звонка и в
