Измена (не) моя любовь (СИ) - Анна Эдельвейс
— Остынь, боярин.
Матвей вернулся, равнодушно взял протянутую кассиром влажную салфетку, тщательно вытер руки. Присел ко мне за столик, кивнул буфетчице:
— Что там с кофе?
Она отморозилась, захлопала глазами, демонстрируя признаки жизни. Засуетилась. Я сама сидела ни живая ни мёртвая. Губы дрожали. Мне было и страшно и холодно и одновременно распирало неведомое чувство гордости. За меня, за мою честь заступились первый раз в моей жизни.
Меня трясло, я никак не отваживалась открыть рот, зубы выбивали чечётку. Побитые ублюдки, поддерживая друг-друга выползали из провонявшего пивом кафе. Как мы вообще оказались в этом зачуханном заведении. Поначалу я и не заметила всего зловещего мрака, что здесь царил.
— Матвей, давайте уйдём отсюда — я хотела сказать это ровным голосом, но не сдержалась, из глаз брызнули слёзы.
— Ты плачешь чего?
— Я так испугалась за вас.
— Ой, я тоже так испугался. Думаю, вдруг бросишь меня, укатишь с этой троицей.
Я прыснула.
Мы ехали домой в тишине. Я сто раз пожалела что поехала на эту прогулку к ветеринару, вот где были мозги. Может быть дала надежду человеку на флирт со служанкой, заявившись к нему в спальню. Именно поэтому он хотел выпить со мной кофе. Я же знаю миллион таких историй, сама их слушала от приятельниц.
Девчонки всегда ревностно следили за мужьями и требовали, чтоб служанки были возрастные и некрасивые. А тут я сама попала в огород к козлу. Про козла я, конечно, загнула. В конце концов Матвей был первым мужчиной в моей жизни так резво бросившийся мне на защиту. Ну и история.
Приехав домой я отнесла Софи на подушку, погладила ей спинку, потрепала ушки. Софи смотрела на меня хитрющими глазками, ворочалась на своей подушке. Надо было принести ей стакан тёплой воды. Уходя, приоткрыла дверь на балкон, кивнула своей питомице:
— Ты у нас балерина, не забудь, туалет в кустиках. И не важно перемотаны у тебя ножки или нет. Видела бы ты ноги балерин в пуантах.
Я не переодеваясь отправилась в кухню и — вот тебе раз! Там, возле стола был Матвей. Он сразу заметил меня, весело кивнул на холодильник:
— Вечерний жор?
Я вспыхнула:
— Вот ещё. Я пришла за водой для Софи.
— Могли бы и меня кофе угостить. По вашей милости мы сбежали из задротной забегаловки, так и не отравившись их кофе.
Я подошла ближе и увидела кровь у него на лбу. Обмерла от неожиданности, ткнула пальцем:
— У вас кровь.
— Где?
Я хотела показать, но из за его гренадёрского роста просто топталась рядом. Неожиданно Матвей подхватил меня, плотно прижав руки к моим бёдрам и подсадил на столешницу перед собой:
— Так удобнее обработать рану?
Глава 20
Я подошла ближе и увидела кровь у него на лбу. Обмерла от неожиданности, ткнула пальцем:
— У вас кровь.
— Где?
Я хотела показать, но из за его гренадёрского роста просто топталась рядом. Неожиданно Матвей подхватил меня, плотно прижав руки к моим бёдрам и подсадил на столешницу перед собой:
— Так удобнее обработать рану?
Я от неожиданности потеряла дар речи. Что он себе позволяет? Сидела на столешнице, первым желанием было спрыгнуть, вторым остаться и не строить из себя истеричку. Матвей тем временем открыл шкафчик, бормотал:
— Где то здесь была водка, а, вот.
Протянул мне бутылку, придвинул салфетницу. Я пыталась отвинтить крышку, не могла справиться.
Меня тормошило от сюрреалистичности происходящего. Что происходит, блин. Сижу перед красивым мужиком на столе с бутылкой водки. Моя грудь упирается ему в подбородок, а он тычется в меня лбом. И мне надо этот лоб отмыть от крови, пролитой из за меня. Пипец!
— Что это у вас ручки дрожат, Маша. Или вы с Софи уже успели приложиться? Я слышал, как вы обещали споить собаку ромом.
— Ром очень полезная штука. Вон, мамонты ром не пили, чем всё закончилось? Правильно, вымерли.
Я смочила салфетку, осторожно потёрла ему лоб, к счастью, кровь оказалась чужая.
Матвей молча наблюдал за мной.
Смотрела ему в глаза. Черные, глубокие. Даже лучики от морщин вокруг них были жёсткие, иголками проткнувшие кожу. Смотрели на меня изучающе, лучше в такие не всматриваться. Чувствовала, как слабела под откровенным взглядом заинтересованного мужчины. Это какое то сумасшествие. О Божечки, что со мной, куда я уплываю. Опустила глаза.
«Это работа, это просто работа!» — пыталась я убедить сама себя, «Не вздумай строить ему глазки и проникаться чувствами». Я искоса глядела на Матвея, оценивая свою двусмысленную позу.
Сидеть на столе не то что не удобно, а как то неловко. Попой ощущала холодный мрамор столешницы, пыталась удерживать колени вместе, а это знаете ли, не очень удобно. Ноги на весу постоянно разъезжались, спрыгнуть со стола без потери равновесия, а главное, сохраняя чувство неприступности и достоинства не получилось бы.
Матвей, пока я искала пути отступления, не торопясь достал бутылку вина, штопор. Близко наклонившись ко мне, потянулся рукой к шкафчику с фужерами. О, Божечки, на секунду я оторопела, затаила дыхание. Мне показалось, он меня сейчас поцелует. Его запах, плечо, небритая скула оказались в сантиметре от меня, я вжалась. Что со мной? Я ни в коем случае не искала встреч с мужчинами вообще. Матвей оказался в поле моего зрения совершенно случайно да и вообще, наше общение было больше похоже на перебрасывание мячика в теннисе. Причём мячика, заряженного сарказмом и злостью. Что же происходит сейчас.
Всё же он стоял слишком близко. Недопустимо близко. Сам момент и причина по которой я оказалась в интересной позе перед его лицом навевал очень специфические мысли. Вокруг нас кипятился градус сексуальности, мы постепенно втягивались в двусмысленные роли. Надо было этому положить конец, но как.
Не хотелось выглядеть неблагодарной золушкой, как никак меня спас принц от трёх уродов. Однако, не хотелось оказаться в роли спящей царевны, которую целуют без её воли.
Матвей откупорил бутылку, плеснул в высокий бокал тягучий бурбон, протянул мне. Одной рукой держал свой, другой опёрся на столешницу, почти касаясь моего бедра. Он стоял так близко, я кажется, слышала его пульс. Вернее нет, не так. Я ничего не слышала из за собственного пульса, отбойным молотком долбящего в висках.
Матвей не скрывал взгляда, чертил глазами по моим губам:
