Сливово-лиловый - Клер Скотт
Он касается пальцем небольшой статьи на краю страницы и говорит:
— Это мое детище.
— «Принято решение по перестройке старых казарм», — читаю я и углубляюсь в статью. — «Концепция «Город для людей»? Что это?
— Старые казармы — это гуманитарная катастрофа, если хотите. Квартиры старые и совсем крошечные, четыре семьи пользуются одной ванной комнатой в коридоре. Невозможно себе представить, если не видеть этого. Я был шокирован, когда впервые посетил и осмотрел помещения. То, что сегодня все еще существует подобное — и что за это разрешено взымать арендную плату — это невероятно. Мы все перестроим, приведем к высоким стандартам. Бывший бетонный плац перестроим в детскую площадку. С деревьями и лужайкой. Мы улучшим среду обитания и надеемся, что другие домовладельцы присоединятся к тому, чтобы сделать район более красивым.
— Звучит хорошо. Ты занимаешься планированием проекта?
— Не один. Нас трое.
Я дочитываю и чувствую на себе его взгляд. Роберт тянется к моей руке и сжимает ее.
— Кто покупал постельное белье? — спрашиваю я, когда заканчиваю читать статью.
— Какое постельное белье? — спрашивает он и смотрит на меня, прищурившись.
— То, на котором мы спали.
— Я.
— Ты? Ты уверен?
— Конечно, я уверен. А что?
— Блин. Я была уверена, что это твоя мама купила.
— Моя мать?
— Да.
— Моя мама не покупает мне никакого белья, Аллегра. Она покупает мне носки и трусы-боксеры, и я до сих пор не представляю, каким образом ее остановить…
Я смеюсь и качаю головой.
— Ты никогда не сможешь ее остановить. Боюсь, это генетически запрограммировано.
— Это точно?
— Да.
Он допивает кофе, отодвигает чашку, слегка наклоняется вперед и смотрит на меня.
— Кстати о нижнем белье. Почему оно на тебе? Утро воскресенья, мы одни…
Я не отвечаю, просто улыбаюсь, беру свою чашку и встаю.
— Еще кофе, милый Робби? — спрашиваю я, направляясь к кофеварке.
Он тяжело вздыхает и откидывается назад. Наши взгляды встречаются, и он вопросительно приподнимает бровь.
— Милый Робби? Серьезно?
Я тихо смеюсь и вопросительно приподнимаю чашку.
— Вернись сюда. И захвати кофе.
Я наливаю ему и возвращаюсь к кухонному столу. Ставлю чашку и собираюсь снова сесть, когда он открывает рот и говорит. Своим особым голосом.
— Нет. Сюда, Аллегра.
Он садится прямо и указывает на пол у своих ног.
Бабочки в моем животе просыпаются ото сна и начинают взволнованно порхать. Я подхожу к месту, на которое он указывает. Роберт встает и свысока смотрит на меня. Мы глядим друг другу в глаза, долго. Я складываю руки за спиной и чуть шире расставляю ноги. Мне нужно устойчивое положение.
— Милый Робби? — снова спрашивает он и усмехается.
— Хм-м-хм-м.
Правую руку он кладет на мой зад, а левой хватает меня за волосы и отводит голову назад. Его взгляд становится жестким и непреклонным. Я чувствую, как он убирает руку, знаю, что он замахивается. Бьет. Сильно. Один раз, два раза.
— Так ты себе представляешь уважительное отношение? — спрашивает он, и я качаю головой, насколько позволяет его хватка. — Не хочешь извиниться?
Я киваю.
— Неуважительное обращение, а именно использование уменьшительно-ласкательных эпитетов будет наказано. Ты помнишь?
Конечно, помню. Я киваю.
— Итак? — тихо вопрошает он.
— Я заслуживаю наказания и прошу надлежащий урок.
— Прекрасно. На левой дверце шкафа висит хлыст. Принеси его.
* * *
Вечером я встречаюсь с Мелиндой в баре. Тихо стону, когда сажусь на барный стул, и сразу же встаю. Этим вечером можно забыть о том, чтобы сидеть. Урок Роберта был… запоминающимся.
— Все хорошо, дорогая? — спрашивает она, и я киваю. — Он надрал тебе задницу?
— Так и есть. И я не буду больше говорить на эту тему, Мел.
— Знаю, знаю. Как оно? Ты счастлива?
Я задумываюсь на мгновение, а затем киваю.
— Да, очень. А как твои успехи? Ты еще ничего не рассказывала.
— Никак. Ни одного мужчины в поле зрения. Знаешь, я действительно завидую тебе.
— Почему?
— Потому что сейчас воскресеный вечер, а ты почти не вылезала из постели сегодня. Я вижу это по тебе. Я хотела бы снова того же.
Мои мысли ускользают. Это было прекрасно, Роберт был прекрасен. От завтрака до этого момента. Было много веселья и еще больше секса, мы оторвались по полной и лучше узнали друг друга. Я успешно спровоцировала его и очень изящно поплатилась за это. Думаю, что он прекрасно меня чувствует, замечает, когда мне нужен перерыв, чему может подвергнуть меня, что может потребовать. Роберт строг, бескомпромиссно последователен и держит свое слово. Именно то, что я так люблю в доминирующем мужчине.
— Привет, — раздается голос рядом с нами. — Я Мартин, это мой приятель Кай. Можем ли мы пригласить вас выпить?
Мелинда окидывает их изучающим взглядом, обоих, сканирует стоящих перед ней и выбирает Кая. Я вижу это — он ее тип, абсолютно. Я мысленно закатываю глаза. Девчачьи посиделки закончились. Мелинда выходит на охоту. А мне разрешено развлекать его приятеля.
Пятнадцать минут спустя я выслушала всю историю жизни Мартина и была рада, когда телефон в моей сумочке провозгласил о входящем сообщении.
Эй, детка, как девчачьи посиделки?
— Я должна ответить… — бормочу извинения Мартину и отвечаю:
Ужасно. Девчачья вечеринка закончена. Теперь я подружка Мел, которая должна развлекать приятеля объекта ее вожделения.
Я возвращаюсь к Мартину, но знаю, что Роберт ответит незамедлительно. Не проходит и двух минут.
Должен ли я прийти и спасти тебя?
Да, пожалуйста. Я стою у бара.
Почему ты стоишь? Неужели нет свободных барных стульев?
Ха-ха.
Почему ты стоишь, Аллегра?
Боже, он это делает даже по смс. Мою кожу начинает покалывать, и я краснею.
— Все в порядке? — спрашивает Мартин, и я киваю. — Хочешь еще чего-нибудь выпить?
— Нет, спасибо, — говорю я и быстро пишу:
Потому что у меня болит задница.
«Хорошо», — отвечает Роберт, а затем телефон замолкает.
— За… хм… за мной сейчас приедут, — говорю я, уставившись на дверь. Понятия не имею, сколько времени понадобится Роберту, чтобы добраться сюда, но я уже жду не дождусь. Мартин спрашивает меня о чем-то, и я вежливо обращаю свое внимание на него.
* * *
Час спустя я нахожусь там, где и должна быть — в постели Роберта. Я удобно лежу на животе, пока он любуется своей работой. Кожа все еще слегка красновата, на моей попке цветут сливово-лиловые пятна,
