Светлана Демидова - Любовь к роковым мужчинам
– Тебе говорили? Кто? Что тебе могли сказать?
– Да все говорят! – выпалил Илья.
– Нет... Погоди... – Тамара помотала головой. – Этого не может быть, чтобы все! Кто сказал? И что тебе конкретно этот человек сказал?
Илья Петрович посмотрел на нее каким-то новым взглядом, будто изучая, и ответил:
– Мне кажется, с твоей стороны было бы гораздо лучше не расспрашивать меня о таких пустяках, а просто наконец познакомить с братом, если он, конечно, брат... Тогда стало бы абсолютно неважно, кто и что мне говорил...
– И все же, Илья, скажи, откуда у тебя подобная информация, – настаивала Тамара. – Это очень важно. Если ты хочешь от меня откровенности, сам не должен ничего скрывать!
– Ну хорошо! – Садовский махнул рукой, будто решился рассказать то, что обещал хранить в тайне, и продолжил: – Я тоже считаю, что у нас обоих не должно быть секретов друг от друга, если мы хотим... если мы будем... В общем, о том, что у тебя какой-то странный брат, мне сказала наша англичанка Регина Константиновна.
У Тамары похолодели руки. Вот оно! То самое, о чем предупреждала Зинаида Семеновна. Регина начала военные действия.
– А она тебе не сказала, в чем странность моего брата? – осторожно поинтересовалась Тамара.
– Странность в том, что ты никому его не показываешь, никого с ним не знакомишь и вообще никого и никогда не приглашаешь к себе домой.
– Но я же всем объясняю, что он болен.
– Диабет брата, о котором ты всем говоришь, вовсе не заразная болезнь!
– Да, его болезнь не заразная... И это не совсем диабет...
– А что?! Мне-то ты можешь наконец сказать! Не чужие друг другу люди! Я ведь тебе все рассказал: и про бывшую жену, и про дочку... А у тебя все какие-то тайны от меня...
Тамара покусала губы в раздумье, а потом махнула рукой точно так же, как только что сделал Садовский. Она тоже решилась. В конце концов Илья прав. Они уже достаточно близкие люди. Ее с ним связывает, конечно, не сумасшедшее жаркое чувство, но очень приятные, спокойные отношения. Да и не юные они, чтобы с ума сходить. А хранить свою тайну ей и самой надоело. Несмотря на то что Лодик никому, кроме себя и, конечно, ее, своей сестры, не сделал ничего плохого, даже само его существование – такого отвратительно жирного и вонючего – казалось Тамаре постыдным, ибо выпадало из нормы.
Перед самой дверью в квартиру она остановилась, почему-то вдруг только тут испугавшись до мурашек, неприятно побежавших по всему телу.
– Приготовься, – тускло сказала она. – То, что увидишь, может тебе очень сильно не понравиться...
Бросив быстрый взгляд на Садовского, Тамара успела заметить, как Илья весь подобрался и посерьезнел лицом. Похоже, проникнувшись Тамариным тревожным состоянием, он уже вообразил себе что-то не очень приятное. Бедный! На самом деле он не может даже предположить, какое кошмарное зрелище его ожидает. Уже не глядя на Илью, Тамара быстро достала из сумки ключи и открыла дверь. В нос сразу ударил отвратительный запах общественного туалета. Сколько бы женщина ни мыла, ни проветривала, за весь день, что она проводила в колледже, Лодик успевал несколько раз воспользоваться своим нехитрым отхожим местом. Вымыться в ванной или под душем ее брат не мог, поскольку давно не проходил в дверь собственной комнаты. Крана с проточной водой в его комнате, разумеется, не было. Тамара с трудом умудрилась привинтить к боковой стенке шкафа эмалированный дачный умывальник, в который с утра всегда наливала холодную воду. В старом двухлитровом термосе оставляла и воду горячую, но брат мылся неохотно. Он давно привык к запаху собственного пота и испражнений и грязным себя не ощущал. А в жилище все сгущались и сгущались самые отвратительные миазмы.
В коридоре квартиры Тамара опять посмотрела на Садовского. Правила приличия не позволяли ему заткнуть нос, но непроизвольная гримаса, исказившая его лицо, говорила сама за себя. Похоже, он боялся даже спросить, отчего в квартире так дурно пахнет. Наверняка готовился увидеть тяжелобольного человека, прикованного к кровати. Женщина, уже почти успокоившись, даже с интересом ждала, что Илья скажет, когда увидит того, кто приговорен не к кровати, а к собственной комнате. Она открыла дверь, из которой им в нос ударил еще более отвратительный густой запах, и сказала брату:
– Добрый вечер, Лодик! У нас гости.
– Опять гости?! – недовольно спросил Лодик, хотя, фигурально выражаясь, последним гостем у них был еще Николай Заботин.
В ответ на эту реплику Тамаре захотелось вцепиться ногтями в лицо брата и с большим наслаждением царапать его и рвать. Ведь Илья может вообразить, что у них и вправду постоянно бывают гости. А поскольку приличные люди в такую вонь не сунутся, он может посчитать их квартиру каким-нибудь притоном. Тем не менее она была вынуждена пропустить слова Лодика мимо ушей. С трудом организовав на лице улыбку, Тамара сделала приглашающий жест и сказала:
– Вот... Илья... Познакомься. Это мой родной брат Лодик... то есть Владимир Иванович Ковалев. К сожалению, он не может выйти из комнаты, так что ты уж сам как-нибудь... Войди к нему, если хочешь...
Садовский, который стоял в коридоре с самым потерянным лицом, сделал неуверенный шаг в сторону открытой комнаты, потом второй – такой же неуверенный. После этого, взяв себя в руки, он быстро переступил порог. Тамара посмотрела Илье через плечо, чтобы попытаться увидеть Лодика его глазами. Она знала, что зрелище откроется неприглядное, но, привыкнув к нему, даже не ожидала, что и ей самой оно покажется омерзительным до рвотных спазмов.
Прямо напротив двери на четырех связанных между собой табуретках покоилась гора человеческого мяса, потная и вонючая. Голова с прилипшими к ней редкими волосами, будто не имея шеи, утопала подбородком в груди, почти женской, огромных размеров. Старая грязно-синяя, специально расставленная Тамарой футболка была почти полностью мокрой от пота. Ладони, которые Лодик держал на чудовищно выпуклых коленях, казались разжиревшими осьминогами с короткими, торчащими в разные стороны щупальцами. Да и вообще весь Владимир Ковалев напоминал собой отвратительного монстра из американских мультиков. Казалось, что это плод фантазии самого извращенного ума в виде голографического изображения, а никак не живой человек. Впрочем, от голографии не исходила бы такая отвратительная вонь.
– Лодик, познакомься. Это Илья Садовский. Мой друг, – Тамара продолжила играть роль радушной хозяйки, знакомящей гостей на светской вечеринке.
– Опять, что ли, замуж собралась? – пропыхтел Лодик, не глядя на Садовского, и отер одним из своих «осьминогов» особенно обильный пот, вдруг выступивший крупными каплями на лбу.
