Запрет на любовь (СИ) - Джолос Анна
— Чё случилось-то?
Послушно затыкаются, дабы не обострять.
— Чё-чё… Мать, как обычно, грузила лекциями весь вечер. Потом разрыдалась, сказала, что не справляется со мной больше. Начала запугивать, мол, если не хочешь жить как нормальный человек и дальше собираешься меня позорить по городу, иди служить. Пусть тебя в ноябре прямо на совершеннолетие забирают и учат уму-разуму там, в армии.
— Интересное решение, — хмыкает Дэн.
— Градов эту тему продолжил развивать. Предложил матушке начать с моего внешнего вида. Машинку свою принёс из ванной и полез ко мне.
— Совсем дебил?
— Из ванной СВОЮ машинку? Он к вам переехал, что ли?
— Остаётся теперь периодически на ночь, — Максим, недовольный этим фактом, стискивает челюсти до хруста. — Ну и короче, потасовка между нами набрала обороты. Слово за слово, драка. По итогу я свинтил оттуда. Терпеть выходки левого мужика не собираюсь.
— Правильно.
— Поддерживаю.
— Он грозился кинуть на меня заяву за угон тачки.
— Удот.
— Хочешь, все вместе подкараулим этого грёбаного депутата и наваляем ему?
— Эу, притормозите, а, — Горький с ходу тушит ещё не разгоревшийся пожар. — Хватит нам пока истории с Рассоевым. Не подстрекайте.
— Да, Марсель, давай уже, выкладывай, что там по тебе, — Чижов, как завелось по традиции, делится со всеми куриными котлетами, которые исправно таскает из дома. Его матушка в санатории работает поваром. У них всегда этого добра горой.
— Дело завели?
Закидываемся хавчиком.
— Нет, — мои губы медленно растягиваются в улыбке.
— Да ну на! Это че за мэджик?[6]
— Дед прилетел из Москвы позавчера, — делаю многозначительную паузу, — и уже почти разрулил ситуацию.
— Красава!
— Класс! Игорь Владимирович — мой кумир.
— Нам по Иглишу дали задание — выбрать человека-персону и написать его биографию. Сорян, Марсель, но, по ходу, я заменю тебя на твоего деда.
— Да без Б.
— Вы от темы-то не отвлекайтесь. Как удалось замять дело?
— Систер за семейным ужином разревелась и обо всём разболтала.
— Обо всём — это о чём? Макс сказал, ты выцепил Рассоева по личным причинам. С Миланой как-то связано? — хмурится Горький.
— Он отсталый, не в курсах.
— Сам ты отсталый, Дэн, — толкает Свободного локтем.
— Рассоев позвал её на свидание, — рассказываю я ему. — Эта дурочка пошла. Ещё и в машину к нему села!
— У матери тачку взял?
— Да.
— Глупая. На фига она вообще с ним связалась?
— Риторический вопрос.
— Короче, в кино-кафе сходили, а потом он её на пляж отвёз. Тот самый.
— У него одна на всех рабочая схема, — фыркает Дэн.
— Приставал?
Горький минуту назад советовал пацанам притушиться, а у самого сейчас глаза таким адским гневом полыхают…
Все мои пацаны к Миланке как к сестре относятся, но у него с ней всегда был какой-то свой особый вайб[7]. Раньше, когда тесно дружили и близко общались.
— Да, руки распускал, ублюдина. На шутку всё потом перевести пытался. Мол, не собирался пугать её. Инстинкты. Мозг отключился и всё такое.
— Мразота. Как ты узнал? — его брови сходятся на переносице.
— Она пришла домой в слезах. Тряслась, дрожала. На платье была оторвана пуговица. Я сразу понял и почувствовал: что-то не так.
Паша матерится, бледнеет и рассеянно проводит рукой по волосам.
— Мои ходили к Рассоевым. Выписали нашего пострадавшего. Дома теперь отлёживается.
— И чё там было?
— Файер-шоу. Дед сказал, что отца конкретно накрыло, когда он Олега увидел. Еле сдержался, чтобы не удавить.
— Ну, его можно понять, — хмыкает Денис.
— В общем, батя словесно опустил его и предупредил, что самолично подпишет ему смертный приговор, если тот ещё раз рискнёт подойти к Милане.
— Ян Игоревич, респектую.
— А с заявой-то чё?
— Дед оповестил семейку Рассоева о том, что если будет подан иск, в ответ они получат тоже самое и загребут проблем в два раза больше.
— По-умному выкрутил.
— Зачитал им подготовленный документ. Сообщил, что копия, вместе с показаниями Миланы уже лежит на столе у следака. Предки этого долбоящера в осадок выпали от такой новости.
— Всё-таки дед у тя — адвокат от Бога.
— Один из лучших в Москве, — горделиво подчёркиваю.
— Свезло тебе нехило в плане родственных связей.
— Стопудово. Дед реально мою задницу от колонии спас. Они там уже кипу справок собрали. Поразительно, что при всех диагнозах этот убогий вообще дышит, — усмехаюсь, качая головой.
— Ну так мать же — зам главврача поликлиники. Ясно, что по-резкому организовали все бумажки, какие смогли.
— Финалити сей истории? — подытоживает Дэн.
— Рассоевы подумали, посовещались и забрали заяву из ментовки.
— Ай молодцы!
— Найс.
— Супер.
— Хорошо, что хорошо кончается.
— Дирехтор чё в уши вливала? — Ромасенко щурится, когда солнце, вышедшее из-за облака, начинает слепить своими лучами даже через окно.
— Беседу о нравственной составляющей проводила. Пригрозила тем, что я опять на карандаше. Внутришкольный учёт, мониторинг и прочая лабуда. Сказала, что ещё один проступок — и могу забирать документы.
— Старые песни о главном, — он цокает и закатывает глаза. — Тётя Даша как?
— Да? Как мама, кстати?
— Нормально. Забираем её сегодня.
Закручивает за грудиной до боли. Очень сильно хочу её увидеть. Соваться в больницу посреди недели батя строго-настрого запретил.
Оно и понятно. Нельзя ей нервничать.
Звенит звонок.
— Мать вашу, грёбаная литра! — вздыхая, обречённо стонет Ромасенко. — Есть ещё котлеты?
— Не-а, вы всё сожрали, — Чиж демонстрирует пустой лоток и разводит ладони в стороны.
— Это печально.
— Погнали на урок, а то Шац из нас сейчас котлеты сделает. У неё сегодня дерьмовое настроение.
— У кулера задержимся? Сушняк мучает.
Встаём со ступенек и толпой прёмся вниз на второй этаж.
Глава 14
— Итак, — Матильда надевает очки и смотрит на класс долгим, внимательным взглядом. — Бунин Иван Алексеевич. Знаменитый писатель и поэт. Дома вы должны были ознакомиться с его биографией. Что ж… Петросян, поведай-ка классу о том, как Иван Алексеевич провёл свои детские годы.
— Это я могу, — улыбается Давид. — Как раз успел прочитать первые два абзаца на перемене.
Ребята ржут.
— Давай уже, рассказывай, — торопит его Шац.
— Алексей Иваныч…
— Иван Алексеевич.
— Точняк, шноракалюцюн.
— Что? — Германовна подвисает.
— Спасибо говорю, на армянском, — поясняет он.
— Господи, обойдёмся без армянского, — Матильда закатывает глаза.
— Так вот, Иван Алексеевич родился в небогатой семье дворянского происхождения… ща… — лупится в книгу, — в тыща восемьсот семидесятом. В Воронеже.
— Тысяча, произноси правильно.
— Потом случился переезд в какую-то Губернию. В родовое гнездо.
— Орловскую, — подсказывает ему она.
— Бунин получил начальное домашнее образование. В восемьдесят первом поступил в Елецкую мужскую гимназию. Учился хреново наш писатель. Матешу терпеть не мог.
— Сложно осуждать его за это, — тяжко вздыхает Дэн.
— Он боялся, что не сдаст экзамены.
— Во-во. Наш парень.
— Короче, его турнули оттудова, из Елецкой гимназии. За то, что не захотел возвращаться с каникул.
— Оттуда. Кем были его родители?
— Помещик и набожная женщина. Кстати, она приходилась ему какой-то там племянницей.
— У-у-у-у.
— Инцест.
— Осуждаю.
Класс гудит.
— Тихо, — Германовна стучит карандашом по столу.
— В общем, старший брат его доучил потом, в родовом гнезде. Там же, дома, Ваня начал творить. Клепать стихи и рассказы.
— Спасибо, Давид. Дополнит Свободный.
