Предатель. После развода (СИ) - Арина Арская
— Аня...
— Вы мне надоели! — сердито отзывается она и кидается прочь из кухни. — Мама и папа тебя послушали, а я не буду!
Глава 26. Скажи!
— Назло маме решил переехать ко мне?
Папа бегло смотрит в зеркало заднего вида.
Бесит.
Не хочу ехать с ним, но и с мамой остаться сейчас стремно.
С каждым из них стремно, и с каждым новым днем становится все хуже и хуже.
Может, свалить к бабушке и дедушке?
Или уже сразу согласиться на закрытый интернат, которым меня решили напугать?
Вместе мама и папа уже не будут, и я ничего не могу поделать.
Все же на маму я злюсь больше. Папа бегал за ней, просил и требовал разговоров, а она либо кричала, чтобы он проваливал, либо уходила и запиралась от папы. Надевала наушники и включала музыку на большую громкость, чтобы не слышать, что ей говорит “проклятый кобелина”.
И она называет себя взрослой.
— Что ты молчишь?
— Хочу и молчу.
Папа вздыхает и сжимает руль крепче.
Он же должен был знать, что мама — долбанная истеричка, и понять, что шлюха на стороне выбесит ее.
— Борь, если ты решил жить со мной, то это не значит того, что я буду дуть тебе в попу, — папа сосредоточенно смотрит на дорогу, — и плясать под твои капризы.
— Да никто вообще не пляшет под мои капризы, — закатываю глаза. — Ты и мама можете только друг друга обвинять в том, что вы подкупаете меня и балуете. И шлем с игровой комнатой светят мне по часу в день после уроков и уборки в своей спальне.
— Верно.
— Ну офигеть ты меня балуешь.
— Зато перед друганами похвастаешься, что у тебя есть игровая комната, — папа смеется.
— Ее еще нет, — смотрю в окно и перескакиваю взглядом с фонаря на фонарь.
— Будет.
— При определенных условиях, — цыкаю. — Что-то не понравится, то не будет этой комнаты, ага. Говори шепотом, смотри в пол и с моей новой телкой будь тихим. Стремная она, — сверлю висок папы злым взглядом. — И тупая.
Сейчас взбесится.
Должен.
Пусть остановит машину, развернется и вернет меня к маме. Я ему сейчас не нужен. Зачем я ему, если у него новая шмара, с которой они родят новых детей?
Пусть сейчас скажет мне, что ему очень жаль и что в его жизни для меня нет места, потому что я громкий, грубый, наглый и не слежу за языком.
Пусть откажется от меня, потому что я устал туда-сюда мотаться с рюкзаком и делать вид, что меня не напрягает жить на два дома.
И теперь дома у папы поселиться какая-то левая гадина с косой до жопы и будет играть роль второй мамочки.
Мне одной мамочки хватает за глаза!
Придурочной мамочки, которая ревет ночами, выходит к завтракам с опухшими глазами, а после с папой ведет разговоры сквозь зубы.
Не понимаю ее.
Папу понимаю. Он устал, потому что сейчас с мамой все устают так, что хочется треснуть ее чем-то тяжелым, чтобы прекратила быть дурой.
Даже дедушке с бабушкой с ней тяжело. Даже у них не выходит поговорить с ней, потому что она сразу требует их уйти, не лезть в ее жизнь и, вообще, хватит ее воспитывать. она взрослая девочка.
— Ты шмару себе какую-то нашел, — говорю я, не дождавшись реакции от папы.
Я доведу его.
А чо мне терять?
— Ну и как? — спрашивает папа. — Тебе полегчало? — едва заметно щурится на дорогу. — Полегчало от того, что ты оскорбил девушку за ее спиной?
— Могу ее и в лицо шмарой назвать.
— Можешь, конечно, — папа кивает. — И тогда полегчает, да?
Вот же гондон. Каждый раз в разговорах с ним я чувствую себя тупым.
Может, поэтому мама и отказывается с ним чесать языки, потому что просекла фишку, что папа в любом случае окажется умнее, чем она?
— Борь, ты мне ответишь? Тебе станет легче?
— Да чо ты ко мне прикопался?!
— А ну, не ори, когда я за рулем! — гаркает, и меня пробивает испугом от его зычного и раздраженного голоса. — Конечно, твою фантазию подростка-бунтаря очень порадует авария со смертельным исходом, но…
— Да, — шиплю под нос, — лучше сдохнуть, чем с такими тупыми родаками…
— Господи, — папа тоже шипит, — дожил же до того возраста, когда меня называют тупым родаком.
— Хочешь сказать, что не тупой?
Папа выдыхает, медленно моргает и говорит:
— Может, сейчас полегчало?
— Что ты прикопался?
— Потому что я твой тупой отец. Вот и прикопался. До левого мелкого говнюка я бы не докапывался, — папа поглаживает щеку. — А тут приходится прибегать к педагогическим уловкам, а после вечерами усиленно читать книги, как быть строгим, но хорошим батей.
— Да в жопу твои книги.
— Я же современный отец и не прибегу к ремню, — усмехается, медленно проворачивает руль, — но так хочется, но тогда я покажу свое бессилие.
Машина заворачивает к подъездной дороге, что ведет в паркинг жилого комплекса
— И к чему эта хрень? — едко недоумеваю я.
— В одной из этих книжек было сказано, Борь, что надо делиться с детками-конфетками своими мыслями, когда накрывает, — машина притормаживает, ворота паркинга поднимаются. — Сработало, нет? — вновь смотрит в зеркало заднего вида. — Вроде подуспокоился, смотри-ка.
В гнетущем молчании паркует машину в третьем ряду, глушит мотор и отстегивает ремень безопасности, а затем покидает салон, а я сижу и не дергаюсь.
— Борь, выползай, — он открывает багажник и вытаскивает чемодан.
Я хочу, чтобы мама и папа были вместе. Чтобы мы все жили в одном доме и чтобы вместе ужинали как сегодня. Что мне для этого сделать?
— Выходи, — открывает боковую дверь. — Ты когда был мелким, тебя можно было взять на руки и потащить, а сейчас такой фокус не пройдет.
Выскакиваю из машины, накидываю капюшон на голову. В
