Пока небеса молчат - Регина Грез
Когда на небе уже показалась круглая луна в розоватой дымке, впереди раздался собачий лай. Судя по звуку, пес размером с теленка. Он едва не опрокинул Хабира, настолько был рад встрече. Возле маленькой хижины мужчины развели огонь, достали еду.
Смущаясь, я сказала Хабиру, что мне надо отойти за деревья, боялась, что не отпустит одну, так он послал своего пса сторожить. Лохматый, черный пастух под стать хозяину бесшумной тенью стоял рядом. Одно слово Хабира – глотку перегрызет.
– Мариам! Почему долго? – послышался недовольный голос.
– Иду-иду…
Мне сунули в руки кусок лепешки и горсть мятых слив, но не оставили у огня, велели ложиться в хижине на тюфяке, пахнущем овечьей шерстью и сеном. Сквозь щель в покосившихся дверях я видела, как мужчины завершают ужин и расходятся. Когда Хабир направился в мою сторону, сердце упало в пятки. Я забралась в угол, вытащила из мешка Дарам и по памяти стала громко шептать молитву.
Хабир минут пять стоял надо мной, слушал, склонив голову, а потом лег на тюфяк у другой стены.
– Если бы не Жнец, сегодня бы сделал тебя женой. Не хочу ссориться с уважаемым человеком. Спи, Мариам!
* * *
К исходу следующего дня мы добрались до небольшого горного поселения. Остаток пути Хабир нес мой мешок, и сама я опиралась на его руку, потому что едва могла двигаться от усталости. Большой черный пес бежал впереди. Второй мужчина замыкал шествие. Третий спутник-бородач вовсе куда-то исчез.
Сначала я удивилась, что в ауле попадаются на глаза одни крепкие мужчины средних лет, у нас бы в Чаргане навстречу гостям давно бежали любопытные мальчишки или выглядывали из двориков пожилые тетушки. А здесь ни женщин, ни детей… ни собак, ни кур не слыхать.
Домишки казались очень старыми на вид, – вросли в землю, покосились, глина на стенах растрескалась, почерневшие деревянные опоры густо оплел вьюнок, но соломенная кровля местами была укреплена свежими дранками.
Хабир велел дожидаться в тени одного из таких строений, оставил фляжку с водой, а сам куда-то ушел. Лохматый пес остался меня охранять. Лежал на утоптанной площадке у крыльца, косился в мою сторону умным лиловым глазом, часто дышал, высунув от жары багровый язык.
К рассохшемуся плетню подходили мужчины, смотрели на меня жаркими маслиновыми глазами, переговаривались на чужом наречии, смеялись. Я заметила у них в руках автоматы, опустила голову, спрятала лицо, жалея, что не могу с ног до головы закутаться в короткий платок.
Опять вспомнила свою расшитую шапочку подружки невесты, которая осталась лежать в пыли на дороге у дома Зуфри. Слезы набежали, стало и себя жалко и бедную Айзу. В какое страшное дело втянул ее молодой супруг? А что меня спасет?
Непослушными пальцами вытащила из мешка Дарам, но строчки расплывались перед глазами, не могла читать. А потом мне послышался знакомый голос. Я узнала Шадара, и сердце набухло надеждой. «Спасибо, Всевышний!»
– Не думал, что скоро увидимся, Мариам! Как твое здоровье?
Я несмело подняла голову, прикрыв нос краем платка, не хотела, чтобы заметил слезы.
– Благодарю, господин Шадар! Все хорошо, только очень устала.
Он круто обернулся к Хабиру и сердито заговорил на незнакомом языке, будто в чем-то упрекая. Тот отвечал с достоинством, приложил руку к груди и даже слегка поклонился. На меня они уже не смотрели, но я чувствовала, что Шадар очень раздражен. Вот он махнул рукой и грубо прикрикнул на парней у ограды. Они разошлись молча, нет, скорее разбежались.
Тогда я поняла, что Шадара здесь слушают и, укрепившись в надежде, подала голос:
– Пожалуйста, помоги!
Теперь он обрушил негодование на меня. Наклонился, стиснул плечо пальцами и прошипел:
– Я же просил убираться из Кирташа! Ты зачем осталась, глупая? Я тебя предупреждал.
Ответила, задыхаясь от нового страха:
– Я в лес не ходила, даже за ограду ни ногой, меня увезли прямо из дома. На свадьбе Зуфри человека убили, может, не одного. Я не знаю, что с Айзой. Сам спроси у него…
Я мотнула головой в сторону Хабира, и мужчины снова начали спорить, подкрепляя слова выразительными жестами. Никогда не видела Шадара таким жестким, надменным, сердитым. Прижала к себе Дарам и начала шептать молитву, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону.
Разговор рядом утих, Хабир бросил на меня последний испепеляющий взгляд и сухо поклонился Шадару прежде чем уйти. А я покорно ждала новых упреков, хотя не знала за собой никакой вины.
– Ты меня очень подвела. Не думал, что принесешь столько проблем, – процедил Шадар.
Морщась от боли в ногах, я медленно поднялась с крыльца.
– Покажи тропинку, которая ведет в долину, я вернусь на станцию, уеду в город.
Шадар ухмыльнулся, поправил закатанный рукав защитной рубахи.
– Не все так просто! Хабир решил, что ты моя родственница, предлагал хорошую шарту. У него жена умерла, хочет обзавестись новой.
– Да кто он такой?! – вскрикнула я.
– Один из полевых командиров Абдуля. Слышала про переворот в Махрабе? Такой же сценарий и для Саржистана готовится.
– Значит, ты с ними… ты – Жнец.
Страшная догадка лишила сил, пришлось опереться о стену мазанки. Шадар огляделся по сторонам, протянул мне руку.
– Нельзя тебе тут стоять. Отведу к шейху. Пока не придумаю, как с тобой поступить, останешься у него.
– Айза где?
– В лагере Хабира со своим дорогим мужем. Где же еще быть верной жене?
– Почему ты ей не сказал о боевиках? Она тебя почитала… любила…
– Айза прекрасно понимала, что ее ждет, но вы – женщины, верите только в свои сказки. И ведь некоторые сбываются на удивление быстро. Помнишь, как ты меня просила? «Забери с собой…»
Он еще несколько слов добавил на чужом языке. Наверно, очень обидных и гадких. Шадар думает, что я за ним прибежала в горы по доброй воле. Влюбленная дурочка, готовая весь мир забыть ради мимолетной ласки. Но если Шадар – террорист, не могу желать ему добра, не могу просить за него Всевышнего.
Пока шли по пыльной дорожке на другой конец аула, я заметила у колодца женщину в черном покрывале. Хотела узнать про нее у Шадара, но тот опередил с вопросом:
– Ты ночь провела в лесу. Хабир сказал, что не трогал тебя – это правда?
– Да.
– И как смогла его убедить? Он вряд ли слышал имя, под которым ты меня знаешь.
– Я показала твой
