Невеста призрака - Михаил Бард
Изабель прерывисто выдохнула.
— Как романтично. И куда мы идём? В тюрьму или на кладбище?
— А куда бы тебе хотелось? — он на мгновение встретился с ней взглядом, ехидно ухмыляясь. — Помнишь один из главных постулатов, выведенных Фрейдом? Эрос и Танатос идут рука об руку. Именно поэтому тебя влечёт к опасному…
— Не произно…
— Ко мне.
Сжав губы в линию, Изабель со злостью посмотрела в сторону, чувствуя на себе торжествующий взгляд Призрака.
Длинные коридоры сменились жилыми комнатами, в которых Призрак тут же поспешил зажечь толстые свечи. Здесь было электричество, однако Эрик решил сделать обстановку более интимной, романтичной.
— Это пожароопасно, — пробурчала Изабель, сняв давившую на лицо маску.
— Единственное, что здесь легко воспламеняется, — ответил мужчина, не глядя на неё, — это ты от каждого моего слова.
Изабель обдала его ненавидящим взглядом.
Откинувшись в кресле, она закрыла глаза. Аплодисменты зрителей, их восторженные восклицания всё ещё звучали у неё в ушах. Кто-то плакал, кто-то бежал к сцене, чтобы вручить цветы артистам, кто-то от переизбытка чувств даже обнимал главных героя и героиню. Изабель не ожидала такой реакции от искушённых посетителей «Lacroix», и потому всё ещё прокручивала её в голове.
— Твоя постановка будет в работе до конца сезона, — вдруг прервал тишину Призрак. — Вполне возможно, что тебя пригласят на гастроли.
— …мне бы в отпуск, — вздохнула Изабель.
— Хочешь поработать над авторским сценарием, — Призрак Оперы выдержал паузу, скользнув взглядом по её лицу, задержавшись на губах, — вместе со мной?
Изабель провела ладонью по щеке, пытаясь скрыть смущение. О чём он? Эрик и правда считает, что рядом с ним у неё получится сосредоточиться на работе?
— Не то, чтобы у тебя был выбор.
— Ну, конечно, — мгновенно завелась девушка. — Эрик, я не сомневаюсь в твоей гениальности, но писать сценарий мы с тобой будем, пока оба не поседеем. Мы… будем дольше спорить, чем творить.
Он прерывисто вздохнул, поясницей прислонившись к фортепиано.
— Почему ты упорно продолжаешь называть меня этим именем?
— Потому что оно твоё.
— Эрик мёртв, — он отвёл взгляд в сторону, скрестив руки на груди. — Есть только Призрак Оперы.
Сжав губы в линию, Изабель поднялась с места, приблизилась к мужчине, взглянула в его лицо. Он умел скрывать эмоции, мастерски с ними справлялся, и всё же она разглядела в нём сдерживаемую боль.
Сколько бы она ни злилась на него, как бы сильно ни боялась, Изабель всё же испытывала к нему нечто большее, чем гнев и страх — притяжение, которое по сравнению с другими чувствами было вспышкой молнии в спокойной ночи, бурей, ядерным взрывом.
Вздохнув, она протянула руку к его лицу, провела пальцами по щеке. Эрик настороженно смотрел на неё, и это показалось ей страшно умилительным. Такого грозного, внушающего ужас, недоступного мужчину пугало обыкновенное прикосновение.
Впрочем, Изабель напряглась не меньше. Она боялась показаться слишком навязчивой из-за такого интимного жеста.
Но в ответ Призрак Оперы сжал её руку, прижал к щеке и мягко поцеловал ладонь.
— Я уже ненавижу этот псевдоним.
— Он сросся со мной, — ответил мужчина. — Я уже пять лет в этой роли.
Изабель вздохнула.
— Не буду поздравлять тебя с юбилеем.
Призрак невесело улыбнулся.
— А ты как давно зареклась петь?
Изабель закрыла глаза, вспомнив искажённое истерикой, яростью и ненавистью лицо матери.
— Чуть дольше. Восемь лет назад.
— Вот почему я не слышал о таком прекрасном юном даровании.
— У тебя были другие дела, — осторожно начала она. — К примеру… тянуть на себе «Opéra Garnier».
Он вздохнул, вновь посмотрев в сторону. Его маска хладнокровия и спокойствия дала трещину, и теперь Изабель видела перед собой живого человека, а не статую.
— В том театре моим наставником и главным конкурентом был отец, — он скосил взгляд на Изабель. — Представляешь, что такое династия театралов?
Она покачала головой.
— Так ты единственное дарование в семье? — Призрак мягко улыбнулся, чуть крепче сжав её руку. — Это значит с малых лет выступать на сцене, терпеть внимание папарацци и не знать отдыха. Даже по выходным нужно заниматься либо сольфеджио, либо игрой на инструментах, либо актёрским ремеслом. Естественно, под аккомпанемент из придирок отца. Но я не жалуюсь. Мне нравилась моя жизнь.
Он прервался, глядя в пустоту перед собой, сжав губы в линию. Изабель не сдержала улыбки.
— Что? — мгновенно насторожился он.
— Держу пари, характер тебе достался от папы.
Призрак вздохнул.
— Он был… куда более скрытным.
Был.
Конечно. Как она могла забыть о пожаре в его доме?
Изабель отняла руку от лица мужчины, тяжело вздохнув.
— Извини.
В ответ он покачал головой.
— Мы оба лишились близких. Не так ли, Изабель?
— …как ты узнал?
— Догадаться несложно. Ты живёшь в дешёвой мансарде, тебя никто не поздравил с началом работы в «Lacroix», ты до безумия самостоятельна, да и всегда ведёшь ты себя скованно даже с Жакоте.
— А он здесь причём?
— Даже самые осторожные люди порой открываются безнадёжным идиотам.
Изабель коротко вздохнула.
— Ты так часто подслушивал наши разговоры?
— Разумеется, — он подался вперёд, приблизившись. — Но в первую очередь я ждал твоего пения, а не секретов. А от него я ждал только глупостей, а видел намёки на симпатию.
Она долго вглядывалась в его глаза. Теперь Изабель было понятно, почему самый тяжёлый реквизит всегда валился именно на Жиля.
— Ты понимаешь, что это ненормально?
— После всего, что ты пережила, тебя пугает только это, жизнь моя?
Изабель не нашлась с ответом. Призрак, лукаво улыбнувшись, скользнул ладонью по её талии, опустил её на поясницу и мягко подтолкнул девушку к креслу.
— Вина? — спросил он.
— Только если ты на меня не рассержен.
Изабель говорила серьёзно, однако во взгляде Призрака Оперы промелькнули искорки озорства, веселья.
— Не переживай, — он улыбнулся. — В этот раз в бутылке будет просто вино.
Девушка решила, что она рехнулась, раз вновь решила довериться этому мужчине. И всё же, она вернулась в кресло, приняла бокал из его руки, пригубила вино. Сладкое, терпкое, согревающее. Ни намёка на ту жидкость, что Изабель выпила пару месяцев назад.
— Но я не договорил, — Призрак установил в граммофон виниловую пластинку, и комнату наполнил тихое, мелодичное исполнение на фортепиано. После он сел рядом, отпив вино из своего бокала. — Ты ведёшь себя так, будто тебя терзает тяжёлая тайна. Отсюда и вспыльчивость, и замкнутость, и давящая ненависть к самой себе. Что ты скрываешь, ангел мой?
