Дальний и Ближний - Вийя Шефф
— Так что с ним случилось? — напрасно, что ли приехала на другой конец города.
— Ой, Алиночка, даже не спрашивайте! Жуть и ужас… Я даже решила остаться у него ещё на несколько дней. Представляете, пошёл вчера утром выгулять собаку, а намордник дома оставил. Так эта шавка блохастая сцепилась с такой же себе подобной, а Глеб полез их разнимать. Вот они его и подрали.
— Дикий укусил Глеба? — не верю.
— И он тоже. Столько раз говорила ему избавиться от этой скотины. Но нет же! Он у него дрессированный! Вот тебе и дрессура! Хозяина порвал. Так этот дурачок, вместо того, чтобы ехать в больницу, сначала в ветклинику псину повёз, а только потом поехал сам. Пятьдесят швов наложили. Пятьдесят! На руках живого места нет. И от госпитализации отказался, — чуть ли не навзрыд. — Шрамы теперь останутся.
Сказать, что я в шоке — ничего не сказать. Я в обмороке!
— И узнала я обо всём не от него, — продолжает Людмила Николаевна. — А от полицейских, которые пришли. Собака, с которой сцепился этот монстр, оказывается, сдохла от потери крови. И, слава Богу! Только теперь Глеб должен хозяевам компенсировать потерю «друга» и штраф за выгул собаки без намордника в общественном месте. Вот такие дела…
— Жесть…
— Не то слово, Алина.
— Можно же в суд подать, Глеб тоже пострадал, — кручу чашку.
— Глеб — дурак! — резко. — Сам полез к ним голыми руками. Теперь на уколы от бешенства ездить и на перевязку. А укусы очень долго заживают.
— Да, я знаю. Меня в детстве тоже собака кусала…
— Вот объясни мне, зачем ему эта шавка? — смотрит на меня.
— Я не знаю… Он её любит…
— Говорит, от одиночества завёл. Девушку лучше бы завёл, дурень! Извините, Алина, — решает, что меня её слова задели.
— Ничего страшного.
Из прихожей слышится звук открывающейся двери.
— А вот и Глебушка пришёл, — говорит громко и по-доброму его мать, чтобы он услышал, и направляется к нему на встречу.
— Мам, ты чего? — передаёт ей пакет с продуктами и снимает куртку.
— А у нас гости, вернее гостья, — ласково.
Глеб глядит с подозрением на маму и проходит на кухню.
— Алина?
— Привет! — смущённо зажимаю кисти рук между бёдер.
— Не ожидал, что ты зайдёшь.
— Как Дикий? — не знаю, что спросить, ещё и его мама так странно на меня смотрит и улыбается.
— Плохо, но врачи стараются…
— Вот и хорошо. Я, пожалуй, пойду, у меня сегодня ещё смена ночью, — встаю с желанием сбежать.
Не думала, что он так быстро вернётся.
— Уже? — встрепенувшись, Людмила Николаевна.
— Я узнала, что хотела, так что пора и честь знать, — дергаю плечами.
— Я провожу, — глядит на меня Глеб так, что всё вибрирует внутри.
Конечно, дура! Сперва выгнала, а сейчас сама к нему припёрлась.
А может быть, я раскаялась?
Ну а что⁈ Я девушка, мне всё можно!
Глава 17
— Зачем пришла? — перехватываю Белку у лифта.
— Хотела узнать, как ты. Твоя мама любезно всё рассказала. Вижу, что ты себя неплохо чувствуешь, — вот язва.
— Ага, пока на обезболивающих…
— Больно, да? — появляется искреннее сочувствие в её глазах.
Она слегка касается моей руки.
— Фсс… — делаю вид.
— Прости… — закрывает руками лицо.
— Я пошутил.
— Дурак! — ударяет ладошкой по плечу.
— А вот теперь больно, — корчусь.
Попала как раз в зашитое место.
— Прости, прости, прости… — обнимает меня.
— Давай в лифт войдём. Не нужно маме видеть наш разговор, она наверняка в глазок подглядывает.
— Она у тебя хорошая. Заботливая…
— Ты её плохо знаешь, — пропускаю Белку вперёд.
Мама у меня — тиран.
— Значит, я прощён? — нависаю над ней, пока мы едем вниз.
— Я сама виновата, слишком поверила в себя.
— То есть? — не понимаю о чём она.
— Я тебя даже завести не смогла. Грош — мне цена.
— Что? — у меня чуть челюсть не падает. — Кто тебе такое сказал? — обхватываю её лицо руками.
Ничего себе! Вот это ты себя накрутила, Белка!
А по моей реакции и стонам было не понятно, что мне всё до охренения нравится? Или у тебя от принятого слух отключился?
— Ты сам сказал, что не хочешь меня, — бубнит сжатыми в трубочку губами.
— Дурочка ты. Услышала только то, что хотела. Я такого не говорил. Я сказал, что не хочу с тобой в поле, как с девкой какой-то. Правду говорят, сама придумала — сама обиделась.
— Значит, я тебе нравлюсь? — читаю в её глазах надежду.
Я не могу обмануть.
— Очень. У меня от тебя мурашки по всему телу, а поцелуй твой словно удар молнией.
— Давай ещё раз ударимся? — смотрит влюблёнными глазами, закусывая нижнюю губу.
Меня уговаривать не надо.
Воспоминания о её поцелуях были для меня, как укол анестезии этой ночью. Вспомнил, и стало легче, не так болело.
Мы целуемся как ненормальные, у меня опять крышу сносит. Сначала короткие частые поцелуи, а потом глубокие, до дезориентации.
— Ты на работу? Я отвезу, — отпускаю её наконец-то, приходя в сознание.
Мы выходим на улицу.
— Не надо, я такси вызову.
— Никакого такси! И с работы встречу.
— Глеб, тебе спать надо, — пытается включить мамочку.
Мне и своей хватает.
— Сомневаюсь, что я в ближайшую неделю смогу нормально спать, — показываю забинтованные руки.
— Зачем ты полез их разнимать? А если бы насмерть загрызли?
— Ну не загрызли же. Надеюсь, Дикий выкарабкается… У него там тоже всё тело заштопано.
— Людмила Николаевна сказала, что у тебя теперь шрамы останутся, — жалостливо берёт меня за ладони.
— Шрамы украшают мужчин. Радуйся, что лицо не тронули, а то кого бы ты греческим богом называла, — обнимаю и трусь носом об её курносый.
— Ты мне любой нравишься, — улыбается так, что внутри бабочки запорхали.
— Позапрошлой ночью ты мне другое говорила, — намекаю на её признание.
— Я поспешила с выводами, — отводит загадочно глаза.
Вот только не надо забирать слова обратно.
— Ну и напрасно. Потому что я тоже в тебя немного влюблён, — чмокаю в губы.
— Немного? — шутливое огорчение в глазах, но вижу, что довольна.
— Да, я пока на первой стадии, — ещё один лёгкий поцелуй.
— Так не бывает, Морозов! — немного отводит голову в бок, и мой следующий поцелуй приходится ей в шею.
— Бывает… Влюблён, но чуть-чуть, потому что ты та ещё заноза, Белка. И пойдём уже, а то скоро весь дом на нас поглазеть сбежится.
Она оглядывается по сторонам.
Заметила?
Все на нас, как на музейный экспонат, таращатся. Я здесь не раз целующиеся парочки заставал, и на них так не смотрели.
Мы что, особенные?
Ой, ещё скажите, что
