Внеплановое отцовство для двоих (СИ) - Мила Дали
— Я отдраю ванну до блеска, честно-честно, Максим Леонидович! Но для начала нам нужно переселить Павла в ближайший водоем.
— Впервые соглашусь с тобой. Рыбе тут не место.
Скрещиваю руки на груди и одновременно оборачиваюсь к Нине, а она опять закусывает нижнюю губу. Но делает это так естественно и без разврата, что у меня снова теплеет пониже живота и за грудной клеткой. Тяжело сглатываю.
— Ар-р-р, — рычу сквозь зубы, потому что не хотел, — ладно, я сделаю это и постараюсь забыть о Павле…
Резко выдохнув, переключаюсь на Нину.
Раньше я обращал внимание на антураж, запахи, все то, что меня окружает в момент романтических встреч. И еще я был придирчив вплоть до оттенка белья девушки. Для меня было важно, чтобы трусы и бюстгальтер имели один цвет.
Все в прошлом…ведь Нина хмурит лоб до легкой морщинки между бровей и опасливо шагает в сторону, а мне становится плевать на женские тряпки.
— Я завершу начатое, Ниночка.
Сгребаю всю без остатка Семенихину. Крепко беру под колени и поднимаю на руки. Нетерпеливо ищу, где лучше разместить Нину, удобно для нас двоих.
— Золотов! — взвизгивает, но быстро закрывает рот, вспоминая о детях.
Сажаю ее на выступ возле раковины и снова тянусь за поцелуем.
Целовать Нину оказалось вкусно, но могу поспорить, если это случиться обоюдно, то будет приятно в квадрате.
— Иди ко мне…
— О боже! Нет! Я не хочу! — слишком грубо для предварительных «отказов» толкает в грудь.
На меня накатывает следующая волна негодования. Первая была от встречи с карпом.
— Но ты же намекала? Кусала губы и много чего еще.
— Ах, — Нина заливается краской. — Ты неправильно понял. У меня губы обветрили немного. Чешутся. Нужно воспользоваться заживляющей помадой с пантенолом.
— А я подумал, что ты соблазняешь. Кхм.
Отхожу от Нины.
Краснота и стыд с ее лица медленно ползут пятнами на шею.
— Я теперь не знаю, Максим, как мне с тобой разговаривать и вообще жить. Ты целовал меня так жадно и настойчиво…словами не описать. Но я бы никогда не решилась рассказать такое подругам. Они бы умерли от зависти, а я осталась без людей, с кем можно посплетничать. Кто бы мог представить, что ты бываешь таким страстным. До этого дня я почему-то думала, что у тебя везде лед.
За пределами ванной слышатся звонкие крики. Мальчики зовут маму.
Нина спешно спрыгивает с подиума и лихорадочно поправляет платье, одергивая подол вниз.
— Надень футболку Максим, — шикает она и нервничает. Будто совершила серьезное преступление и боится возмездия.
— Ни за что. Она валялась на полу и испачкалась.
— Да у тебя полы настолько чистые, что с них можно есть, — торопливо бежит к футболке, поднимает и протягивает ее мне. — Надевай.
— Нет.
— Умоляю, Золотов. Что обо мне подумают мои же дети, если застукают нас вдвоем? И тебя в таком виде?
Шаги все приближаются.
— Ненавижу тебя, Семенихина, — выдираю футболку и, стиснув зубы, надеваю.
Если все закончилось приятным хеппи-эндом с взрывом наших ощущений и наслаждением, я бы не реагировал так остро на карпа, одежду, побывавшую на полу. Сейчас мне раздражительно. Я не получил, чего мучительно хотел.
— Отойди от меня подальше, — испуганно шепчет.
Можно подумать она боится заметить осуждение в глазах сыновей. А мне становится паршиво от ее отношения. Женщина суматошно подталкивает в грудь как прокаженного. Я хоть и продержал их сутки под контролем, но изначально же помог.
— А вдруг не отойду?
Перехватываю ее запястье и рывком тяну на себя. Нина утыкается мне в грудь, через мгновенье ошарашенно поднимает лицо.
— Нет, — бьется в моих руках.
— Я слишком неправильно тебя понял и не смогу остановить процесс без последствий. Для тебя. Увы.
Беру ее за горло, надежно фиксирую. Склоняюсь и целую сладкие губы, так как хочу, без цензуры. До утоления этой нестерпимой жажды, рваных выдохов. И сложно сказать, что заводит сильнее теснота объятий или непокорность Ниночки, как она пытается укусить мои губы, в знак протеста, но снова сдается, когда я целую ее глубже. А может ее страх быть услышанной в коридоре, целуясь со мной, она словно нарушает закон.
Услышав щелчок дверной ручки, быстро отстраняюсь.
Это получается за секунду до того, как в ванную заходит Иван.
Распаленная Нина с красными и припухшими губами стыдливо отворачивается к зеркалу, прикидываясь, что поправляет прическу.
Мне не так трепетно до мелких щеглов, поэтому и мук совести не испытываю.
— Мам, а что это вы тут делаете? — опасливо интересуется.
За его спиной взволнованно выглядывает Дима.
Она еще в шоке, не может оправиться от слишком горячего поцелуя.
А чтобы убедительно врать не по возрасту умным детишкам, нужно иметь спокойствие и большую долю внушения. Говорить буду я.
— Забрел на шум воды и случайно обнаружил вашу маму в ванной, — закрываю вентиль на джакузи. Достаточно Павлу воды, а то обрыбится.
— М… — поджимает губы и морщит нос. — Там суп вовсю кипит.
— Да? Хорошо, что сказал, — подхожу к Ивану. — Но ты не должен был до моего возвращения, оставлять креветок одних.
— Они были не против, — пожимает плечами.
Тем временем Дима тихой сапой крадется к джакузи и, взявшись за борта, с восторгом наблюдает за карпом, что-то приговаривая ему.
У меня холод стекает по позвоночнику. Очень редко слышу, чтобы Дима говорил. В глазах мальчика я не лучший собеседник, то ли дело карп.
Нина, наконец, отмирает, справившись с волнением.
— Димочка, — обращается к сыну, разворачивается к нам лицом, подпирая раковину. — Мы с Максимом Леонидовичем посовещались и решили отпустить Павла в городской водоем, а какой именно выбирай ты. Мы с радостью съездим туда на машине и проводим карпа в последний путь!
— В последний? — удрученно вздыхает и медленно оглядывается на мать.
— Ой, нет! — визжит она. — Я имела в виду в последний сухопутный путь и переезд в привычную для Павла водную среду. Поближе к русалкам, например. Так ему будет веселее…
Ласково гладит его по голове, но Дима насупился и дергается от матери как ёжик.
— Я не маленький, чтобы верить в русалок. Павла быстро поймают рыбаки и снова отнесут в магазин. Карпы живут тридцать лет, но если выпустим его в грязный пруд, и года не протянет!
— А что ты предлагаешь, сынок?
— Давай купим, — воодушевленно подбегает к матери и широко раскрывает руки, — во-о-от такой аквариум и поселим Павла с нами? Пожалуйста, мамочка…
Мы с Иваном, не сговариваясь, переглядываемся. Он отрицательно мотает головой, явно не поощряя эту идею.
— Тридцать лет? Я не ослышался?! —
