Изменить нельзя простить (СИ) - Томченко Анна

Однозначно он ей не подходит!

А я ей подхожу?

Четвёртый десяток почти. В шевелюре ни одного седого волоса. Богат, хорош собой. Почти с картинки.

Чем не хорош?

Да всем, мать вашу, хорош.

Андрей какой-то звонил. Пф-ф-ф.

Надо узнать. И я узнаю.

Ничего я не разбил мобильник Евы. Во-первых, позорище, девчонка - и с таким потрёпанным ходит, точно Андрей не нормальный мужик. На свою женщину никогда нельзя жалеть денег.

Но, во-вторых, отвезу ребятам-техникам, пусть выдернут мне номер этого Андрея.

Я снова потянулся к сигаретам, но Алекс так паскудно ухмыльнулся, что вообще мог бы отбить желание курить на ближайшие годы.

— Слушай, помнишь, мы обмывали твой новый проект? Эту, как ее… Богадельню местную какую-то, — вспомнил я и подхватил свой телефон со стола.

— Это называется часовня, Бес. Часовня. Место, где люди молятся.

Я закатил глаза. Алекс становился ужасно нудным, когда говорил о своей работе.

— Похер, часовня, богадельня, церковь, — отмахнулся я. — Ты весь вечер помнишь? Помнишь, как мы в баре сидели?

Официант принёс блюда, и я примолк.

— Конечно, весь, — выдохнул друг, когда остались наедине. — Это ты полено. То есть в дрова. А я нормальный был.

— Круто, тогда глянь, — я протянул Алексу телефон с фоткой Евы. — Я с этой девкой уезжал?

Алекс нехотя взял мой мобильный. Приблизил фотку, на которой Ева в соломенной шляпе и солнечных очках. Да, фотка мало что может сказать, ведь окуляры во все лицо, но у Алекса глаз заточен, он почти художник, так что вся надежда на него.

Спустя пару минут и пристальное внимание друг выдал неутешительное:

— Вроде бы… Не знаю. А другой фотки нет?

Теоретически можно залезть в соцсети, но я думал, что и так разберёмся.

— Погоди, Бес… — подавившись смешком, уточнил Алекс. — Ты хочешь сказать, что не помнишь девчонку, с которой уезжал из клуба?

Я хмуро смотрел на друга, не зная, что делать: то ли оскорбиться, то ли забрало начистить, чтобы не ржал над старым больным человеком.

— Боже, это надо просто запомнить, — в открытую ржал Алекс. — Бестужев не помнит, с кем ночь провёл. Друг, это старость!

— И алкоголь, — сквозь зубы подтвердил я.

— Ну это само собой, — отсмеявшись, признал Алекс и вздрогнул от входящего вызова. — Возьми.

Он потянул мне мобильный, а я, даже не глянув на экран, принял звонок, чтобы услышать набивший оскомину голос:

— И долго ты от меня бегать собираешься, Кирюх?

Глава 23 

— Это ты! Ты! Во всем виновата, — налетела на меня Соня в коридоре больницы. Ее губы дрожали, а ресницы слиплись от слез. 

— О-о-о! — радостно подхватила я Софию под локоть. — А как твоя беременность? Уже вне опасности? Или ты кровотечение с месячными перепутала? 

Соня попыталась затормозить новыми кроссовками неонового цвета, но если я шла, я шла напролом. И пока не дойду до смотровой, черт меня кто удержит. 

Я не верила, что с Андреем случилось что-то страшное, но и не поехать в больницу не могла. Как бы цинично это ни звучало, но я не могу позволить утащить ему тайну двадцати двух миллионов в могилу. 

Сплюнула пару раз при мыслях о могиле. 

— Как ты смеешь так со мной говорить? — встрепенулась София, стараясь вырвать свой локоть из моего захвата. — Ты хотя бы понимаешь, что это не шутки. Кровить не должно на первом триместре. 

— Прекрати трахаться по злачным закоулкам, и будет тебе счастье, — безразлично посоветовала я и отпустила сестрицу. Сама постучала в дверь палаты и, не дожидаясь ответа, вошла. 

Андрей сидел на кушетке с ссадинами на лице и перебинтованной рукой. Как понимаю, гипс. Муж бросил на меня короткий холодный взгляд, но, поняв, кто перед ним стоял, резко заглушил блики огня в глазах. 

— Ты приехала… — неуверенно и от этого немного жалобно прозвучало из уст супруга. Я поставила сумку на тумбочку и уточнила: 

— Только чтобы убедиться, что ты не умираешь. В остальном не строй иллюзий…

Из-за ширмы вышел врач и поджал губы, глядя на меня. 

— Посторонних прошу выйти… 

— Нет, — оторвал Андрей. — Это моя жена. 

— Бывшая, — дотошно уточнила я и перехватила из рук врача планшетку. Перелом в области предплечья, ушиб на рёбрах, ссадины. Ничего фатального. Можно отправляться домой. 

Я вернула больничную карту врачу и развернулась за сумкой, но Андрей попросил: 

— Мы можем поговорить наедине… 

Врач и я уставились на него с таким подозрением, словно мрт головы пропустило сотрясение. Но доктор, что-то подумав, кивнул и быстро удалился из палаты. В закрывающуюся дверь я успела увидеть, как Соня ходила взад-вперёд и говорила с кем-то по телефону. 

— Спасибо, что приехала, — мягко сказал Андрей и встал с кушетки. Слегка прихрамывая, прошёл к кулеру и налил стакан воды. — Я и не думал… 

— Я тоже, — холодно отозвалась я, замечая что-то старое, до боли знакомое, в жестах Андрея. И сейчас мне это не нравилось. Я даже потерла запястья, чтобы разогнать холод рук… — Но ты жив, здоров, поэтому я поеду… 

Я положила ладонь на ручку двери, но услышала слишком печальное: 

— Не оставляй меня, Ев… 

Вот что пугало в его словах. Печаль. Горе. Забытая нежность. 

Меня охватил озноб. Я словно в ледяную статую превратилась, не в силах побороть паралич. Только губы шевельнулись, выдавив ожидаемое. 

— Нет. Прости… — и у слов был привкус панна-котты с резкими и слишком горькими нотами ванили. 

— Ев, я… — Андрей сделал неуверенный шаг ко мне и перехватил мою руку. Сцепил пальцы, как мы делали это на прогулках. Только сейчас старые воспоминания казались такой глупостью. — Я… Знаешь, когда сегодня влетел под мост вместе с автобусом, я до последнего думал, что я сука проклятая, которая так и не успела тебе сказать самого важного… 

— Не надо, — дрожь в моем голосе была настолько отчётливой, что знай меня Андрей чуть хуже, подумал бы, что я собралась разреветься. Я дернула руку к себе, но длинные пальцы мужа окольцевали запястье получше любых кандалов. 

— Что не надо, Ев? — с горьким смехом и почти болью. — Говорить, какой я мудак? Нет. Ев. Я мудак. И не скрываю этого. Я чудовище. Большую часть времени опьяненное вседозволенностью… 

— О чем ты… 

— Обо всем… — Андрей потянул меня к кушетке и, добравшись, присел на край. — О беременности, о Соне. О предательстве и пощёчинах… 

Я вздрогнула, мысленно вернувшись в тот ресторан. Почему-то ярче всего в памяти сияла именно пощёчина, которая была концом всего. 

— Я… мне тоже не этого хотелось… — признался Андрей. 

— А чего тебе хотелось? — сквозь зубы и от этого зло спросила я. — Чего тебе не хватало? 

— Не знаю… — выдохнул Андрей с болью и растер правый бок чуть ниже груди. — Наверно, тебя. 

— И поэтому?..

— Нет, Ев, — покачал головой Андрей и сдавил пальцами свободной руки переносицу. — Однозначно не всего этого, но, когда падаешь в бездну, уже неважно, что у тебя вариант только держаться за воздух. Попросту нет выбора. Ты падаешь и падаешь. Так и я. Первый несмелый шаг к Софии оказался фатальным… и я, наверно, тебя ненавидел. Не понимал, что это тоже любовь, но с отрицательным зарядом. 

— За что ты меня ненавидел? За что? — почти крикнула последний вопрос я и обняла себя руками. 

— За то, что не смог стать мужчиной твоей мечты. За то, что все больше слышал, как тебе не нравится, когда я в шею тебя целую или, наоборот, не целую, но ниже. Или когда понял, что близость со мной тебя тяготит. Когда каждый раз я слышал, что все не так. И тебе неудобно. И тебе не нравится… 

Андрей замолчал. Смотрел в стену напротив, пока я не сделала шаг к кушетке. 

— Знаешь, это безумно бьет по самооценке, когда не получаешь отклика. Когда каждый день в голове сидит одна мысль, что просто женщину ты себе выбрал королевских кровей, хотя сам ты на деле обычный конюх, — словами можно излечить, а можно убить. Сейчас они стеклянными осколками застревали в моем сердце. — Мне до одури хотелось, чтобы ты перестала критиковать и контролировать. Причём в самом начале твой контроль был ненавязчивым. Таким как: «Андрей, не надо делать так, делай вот так, мне приятно», но со временем это вылилось: «Да твою мать, ты что, обычных вещей запомнить не можешь!».