Друг моего брата - Элина Витина
Дома я первым делом сгребла остатки вчерашних посиделок с Алексом в мусорный пакет и дала себе обещание больше не пить. Никогда. Не то чтобы сегодняшний день оказался таким паршивым из-за алкоголя, но возможно, если бы я лучше соображала, то не пошла бы на закрытую парковку, а дождалась Алекса. При нем Кирилл бы не стал мне угрожать.
Чуть позже Булавин позвонил с предложением приехать и обсудить наши дальнейшие действия, но я малодушно решила перенести разговор на завтра. Я понимала, что в полицию надо идти как можно скорее, а значит и с поиском адвоката не стоит затягивать, но сегодня сил на мозговой штурм у меня не осталось.
Мне хотелось провести как минимум три часа в ванной и потом завалиться спать. Думать не хотелось от слова совсем, тем более что меня очень раздражал тот факт, что мысли об Урицком меня занимали куда больше, чем мысли о пропавшей девушке.
После ванной я, как и планировала, уснула и проснулась лишь поздно вечером, запоздало сообразив, что ночью теперь мне вряд ли удастся поспать и таки придется остаться наедине со своими мыслями.
Открыв холодильник, я поняла, что Алекс вчера сожрал все мои, и без того скудные, запасы продовольствия, поэтому заказала доставку и пока ждала курьера, решила поискать информацию о пропавшей девушке.
Найти ее в соцсетях не составило труда, несмотря на то, что поиск выдал довольно много аккаунтов. Лишь с одним из них у меня было 4 общих друга, поэтому я не сомневалась, что передо мной та самая Марина Селиванова. На фото она лучезарно улыбалась, волосы были уложены в аккуратные кудри.
Все время до приезда курьера я потратила на изучение ее профайла. Не знаю что я там хотела найти, фото с отцом Кирилла там, разумеется не было, но в целом впечатление о девушке складывалось очень положительное. Я старалась не думать о том, что у нее были отношения с женатым мужчиной. Под фото было куча лайков и комментариев от друзей, среди которых было довольно много знакомых лиц. Никакого хейта и грязи, в общем, никаких зацепок.
Я уже собиралась закрыть страницу, когда увидела вкладку “возможно, вы знакомы” и имя Глеб Урицкий. Вот он, искусственный интеллект во всей красе. Его профайл, в отличие от Марининого, не пестрел фотографиями. Даже на аватарке у него стоял какой-то мультяшный персонаж. Я не смогла удержаться и нашла у него в друзьях своего брата. Максим, в отличии от друга, вполне активно добавлял фотокарточки. Я не смогла сдержать улыбку, когда увидела заглавное фото: он стоял на сноуборде, почти все лицо было прикрыто балаклавой, но даже одних глаз было достаточно, чтобы понять, что брат счастлив. Я сразу вспомнила наши первые поездки на горнолыжные курорты всей семьей, как мы вместе учились стоять на доске. Как мы дразнили родителей за то что они признавали только лыжи, в то время как мы вместе братом осваивали сноуборды.
К сожалению, со смертью мамы закончились не только наши совместные поездки, закончились и мы как семья. Мы с Максимом даже не разговариваем, с папой общаемся от силы раз в пару недель, а видимся и того меньше, несмотря на то что живем в одном городе.
После смерти мамы он довольно быстро женился и, наверное, я бы расценила это как предательство если бы не разочаровалась в отце еще раньше. Тогда, когда он не захотел разбираться с моими чувствами, не захотел выслушивать мои проблемы и переживания, а просто отправил меня в Испанию к бабушке, чтобы не мешала. Как будто только у меня были проблемы с принятием того факта, что мама смертельно больна и никакие деньги и операции ей не смогут помочь.
Отец тогда с головой ушел в работу, зачастую возвращался из офиса ближе к ночи и в целом вел себя так, будто в маминой болезни его больше всего напрягает то, что на репутации “идеальной семьи” можно поставить крест. А есть учесть скорость, с которой он потом женился на Алине, то это непроизвольно навевает на мысли о том, что отдушину он тогда находил не только в работе. Но это нормально, да.
Максим с Глебом устроили какую-то пародию на бойцовский клуб, потому что, видите ли, познали связь между болью физической и моральной. Но это нормально, им было сложно.
И есть где-то в этой истории я, шестнадцатилетняя девочка, которая пытается не показывать никому свои переживания, потому что им и так сложно. Которая не забивает на учебу, проводит все свое время у постели матери, продолжает улыбаться, несмотря на то, что внутри все разрывается и кровоточит. Прикрывает брата, прогуливающего школу, оправдывает отца, пропадающего на работе все больше. Которая в один, далеко не прекрасный момент, ломается…
Первые обмороки удавалось скрыть. Повезло, что рядом никого не было.
Но несмотря на то, что я через силу запихивала в себя здоровую пищу и кучу витаминов, сознание я продолжала периодически терять. Тогда я не могла понять что со мной происходит, мне почему-то казалось, что в обмороки люди падают только от голода или при беременности (спасибо многочисленным фильмам за это), но так как оба варианта я исключала, то и причину не могла найти. А рассказать все родителям и нервировать их еще больше я не хотела, им же и так сложно.
Не знаю как далеко бы завели меня эти воспоминания, но к счастью, позвонил курьер и я пошла его встречать.
Взглянув на часы я подумала, что Алину бы удар хватил, если б она увидела в какое время я собираюсь есть. Она была из тех женщин, которые конфеты в последний раз ели еще в саду на утреннике, до того как выучили ужасное слово “углеводы”. Я же без зазрения совести уплела почти целую пиццу и только потом решила еще раз посмотреть запись со скрытой камеры. Я сразу перемотала видео на момент их разговора, благо помнила хронометраж и уставилась в экран в надежде, что увижу что-то, что мы с Алексом упустили. Но нет, ничего нового, разве что… Я остановила запись и перемотала немного назад. Когда Эдуард Дмитриевич ударил Марину, она сразу приложила ладонь к лицу, потом посмотрела на нее, как будто там что-то было. Кровь, что ли? Хотя что это изменит? В любом случае, смертельным удар точно не было. Унизительным – да, но не смертельным. Что же там такое произошло?
