Яра - Татьяна Александровна Захарова
– Кстати, скажи, каково это – общаться с мумией? – насмешливо спросила Аня, указывая на бинты.
– Из тебя получился очаровательный мумиенок, – улыбнулся мужчина.
Аня остановилась и, повернувшись к нему, задала вопрос, который мучил её уже давно.
– Скажи, неужели эта операция была так нужна? Ведь я же уехала на другой конец страны… К тому же у меня будут новые документы.
– Эта операция была просто необходима, – твердо сказал он, не отводя взгляда. Он видел вопрос в её глазах и пояснил: – Я не знаю твоего заказчика, но, возможно, заказчик знает кто я. Вдруг он решит как-нибудь навести про меня справки… Или может как-нибудь случайно на тебя натолкнуться.
– А ты уверен, что он знает, как я выглядела? – с сомнением спросила Яра, на что Дмитрий кивнул.
– Почему тебя так беспокоит эта операция? Неужели не хочешь стать такой красавицей?
– Боюсь, я не смогу привыкнуть к новому лицу, – призналась она, но тут же возмутилась: – И вообще, я никогда не считала себя уродиной!!!
– А я и не говорил, что ты была не симпатичной, просто после операции ты будешь сногсшибательной красоткой. И ты быстро привыкнешь к своей внешности, я уверен, – Дима улыбнулся ей, желая приободрить. Они ещё пару часов гуляли по парку, после чего Захаров уехал по делам.
Время тянулось невыносимо долго. Дима приезжал каждый день, почти всегда они ходили гулять в парке. Дмитрий обсуждал с ней планы на будущее. Он сомневался, каким делом ему лучше заняться.
– Понимаешь, я могу, конечно, заняться просто куплей-продажей. И в принципе, это довольно прибыльное дело…
– Но ужасно скучное, – предположила Яра. – Ты же не ищешь легких путей.
– Ты права, – Дима улыбнулся. – Если честно, я хочу выкупить предприятие, находящееся на грани банкротства. Но чтобы не надо было вкладывать много денег в его оздоровление.
– И что же тебя останавливает?
– Пока подыскиваю подходящую организацию. Только я хочу приобрести довольно крупное предприятие.
Яра улыбнулась Диме. Ей было приятно, что он обсуждает с ней свои планы. И вообще она радовалась приездам Димы, он отвлекал её от собственных мыслей. Конечно, были и другие обитатели клиники, с которыми она общалась. Но с ними она всегда боялась выдать себя. Как-то они с Димой обсудили её вымышленную биографию.
– Так, с именем мы определились. А что касается фамилии? И вообще твоей жизни? – спросил Дмитрий, когда поблизости никого не было.
– Итак, меня зовут Красова Анжелика Олеговна, – важно начала она. – Мне девятнадцать лет. Родилась я 2 мая в небольшом городке типа Пскова. Полтора месяца назад я попала в автомобильную аварию, поэтому мне и была необходима эта операция, – Дима удивленно приподнял бровь, и Аня пояснила: – Я это сказала Аленке, когда она начала меня пытать, зачем мне нужна операция. В этой аварии погиб мой отец, других близких родственников у меня нет. А ещё мне, наверное, понадобится аттестат о среднем образовании. Я хочу продолжать учиться в институте… точнее, начать заново, – Дима, обдумав её слова, кивнул и продолжил её "биографию":
– С тобой мы познакомились месяца четыре назад, когда я был по делам в Пскове. Мы полюбили друг друга. А после аварии я решил привезти тебя к себе в Москву. Тем более тебе нужна была пластическая операция. Но про неё желательно вообще не упоминать, – Аня согласно кивнула и предположила:
– Думаю, мне стоит почитать про Псков. Или как-нибудь съездить туда, – дальше разговор потек в привычном русле.
Постепенно снимали швы и убирали повязки. Но настроение Яры только ухудшалось. Она все больше замыкалась в себе. С каждым днем он все реже видел её улыбку. И наконец Дима не выдержал:
– Слушай, – строго начал он, – ты выбрала жизнь. Вот и живи! Прекращай хандрить! – Яра открыла уже рот, чтобы начать оправдываться, но почувствовала, что не в силах.
– Тебе не кажется, что ты слишком многого от меня требуешь? – устало спросила она.
Дима хмуро смотрел на неё. От этого взгляда Яра почувствовала, как все в ней закипает. И уже не было сил сдерживать свое раздражение.
– Черт возьми, здесь просто невыносимо скучно! От этих повязок на лице я чувствую себя смертельно больной! Ещё лицо все чешется! Голову помыть нормально уже третью неделю не могу! – гнев выплеснулся, а внутри осталась только пустота. Со слезами на глазах она призналась: – Я ужасно скучаю по своей семье, по друзьям, по дому… А из-за этих повязок не могу даже нормально пореветь…
Дима притянул её к себе и нежно обнял. Как бы он хотел защитить её от этой боли! Если бы он только мог, он забрал бы всю её боль себе. Аня прислонилась щекой к его плечу, расслабившись в его объятиях. Устало прикрыв глаза, она без вопросов позволила ему поднять себя на руки. Мужчина без труда отнес её на руках до лавочки и усадил к себе на колени. Яра поудобнее устроилась в его объятиях, положив голову ему на плечо. Он молча поглаживал её руки и спину. Девушка была благодарна за его молчаливую заботу, возможно, именно это и помогло ей удержаться от истерики. Если бы он начал убеждать её, что все будет хорошо, она бы точно разревелась, наплевав на все повязки и швы. А так все обошлось судорожными вздохами и несколькими слезинками.
Она не знала, сколько времени они просидели так, не обращая внимания на прохожих. Вздохнув, она слегка отстранилась и посмотрела ему в глаза:
– Спасибо, – благодарно прошептала она. Дима тепло улыбнулся ей, осторожно вытирая платочком её слезы. Аня с грустной улыбкой пробормотала: – Я становлюсь просто ужасной плаксой.
– Не думаю…
Неожиданная мысль застала её врасплох.
– А твои родители? Родственники? Они тоже остались в Новосибирске? – спросила вдруг Аня растерянно. – Ты, наверное, тоже скучаешь по ним?
Дмитрий покачал головой, отчего девушка растерялась ещё больше.
– У меня нет родных, – тихо признался он, но в её глазах продолжал стоять вопрос. – Мать оставила меня в детдоме.
Увидев сочувствие в её взгляде, захотел как обычно, когда замечал проявление жалости к нему, сказать, что он даже благодарен матери за это. Ещё не известно, что бы с ним стало, если бы она оставила его себе. Он видел, какими привозили ребят в детский дом: испуганных, исхудалых, избитых, со страшными шрамами не только на теле, но и в душе. И уже лет в двенадцать понял, что лучше вообще никого не иметь, чем иметь родителей-пьяниц или субботних папаш или мамаш. Ему было жаль ребят, с надеждой ждущих у окна своих родителей, которые так редко навещали своих детей. В их взглядах
