Игра света (ЛП) - Доксер Дебра

После нескольких нот я узнала песню. Мои ноги превратились в желе, и я упала на песок напротив него. Начало было размеренным, но потом, когда темп музыки увеличился, и он начал мягко напевать слова «Сара Улыбашка», мое сердце увеличилось, выросло внутри меня. То же самое делал Гринч, похищая Рождество.

Внешность Спенсера была прекрасной, но теперь я узнала, какой чувствительной была его душа, потому что его голос, казалось, лился из самых ее глубин. Он не пытался подражать оригиналу песни. Он пел ее по-своему, медленно и легко, мягким тембром, волнами разлетавшимся по воздуху.

По моей коже поползли мурашки, а в позвоночнике появилось ощущение легкого покалывания. Мой отец по утрам никогда не доходил дальше первого куплета. Но Спенсер пропел все слова. Ни разу не взглянув в мою сторону, он пропел всю песню, его голос, наполненный эмоциями, был печальным.

Я давала себе слово, что разобью голову о стену, если снова буду плакать из-за Спенсера Пирса, но когда он закончил петь, мои глаза были наполнены слезами, внутри бушевали чувства, которым я не знала названия, хоть и понимала, что это было сильно и мощно.

Пробежав рукой по своим темным волосам, он отвел взгляд в сторону от меня, будто ему стало неловко.

— Это было так… это было просто так… хорошо. — Мне хотелось подобрать лучший эпитет, но сознание было слишком затуманенным, чтобы ясно мыслить. Я произнесла слово «хорошо» тихо и с благоговением, хотя, услышав в своем собственном голосе трепет, я понадеялась, что и он тоже его заметил. — Ты ее выучил? — спросила я, понимая, что если он это сделал, то, должно быть, специально для меня.

Глядя в сторону, на океан, он пожал плечами. От его нежелания отвечать мой желудок сжался, а голова закружилась. Могло так оказаться, что он что-то ко мне испытывал? Через несколько месяцев мне должно было исполниться четырнадцать, но ему уже было шестнадцать. Между нами была разница всего в два года, но она, тем не менее, играла огромную роль. Сейчас Спенсера легко можно было принять за мужчину. Но меня ни за что не приняли бы ни за кого, кроме как за ребенка. У меня внутри все сжалось. Мои бедра, на первый взгляд, были плоскими, без намека на изгибы в ближайшем будущем. Назвать меня сексуальной — все равно, что назвать сексуальным телефонный столб.

Нет, подумала я, признавая реальность. Я была ему другом и только, и даже для такого достижения мне потребовался целый год. Я не могла все испортить, прочитав в его реакции или словах больше, чем было на самом деле. И я могла никогда не показывать, какие в действительности испытывала к нему чувства. Мне следовало принять то, что было между нами, и быть этим довольной.

Сглатывая подступающую к горлу желчь, я повторяла это снова и снова, заставляя себя поверить в них.

Я поджидала его практически каждый день, но Спенсер спускался к дюнам очень редко, только когда погода становилась прохладной. Он больше никогда не брал с собой гитару, но иногда он приносил с собой бутылку с янтарной жидкостью, которую выпивал на месте, но он всегда брал с собой Астро.

Когда он был трезвым, всегда много умничал, поддразнивал и шутил вместе со мной. Когда он был пьян, говорил о своих родителях, особенно о своей маме, которая, как он рассказывал, ходила на все его футбольные игры, когда он был маленьким, и возила его в город на выступления его любимых исполнителей. Его голос становился напряженным, когда он говорил о ней. В каждом произнесенном им слове я чувствовала, как сильно он скучал.

Иногда он вздрагивал, когда передвигался, мое сердце болело за него, пока совесть разрывала меня на части. Но он не приветствовал вопросы о своей очевидной боли, и неважно, что виной тому был его дядя. Равно как и не приветствовал мои комментарии о выпивке. Но он продолжал регулярно напиваться, что меня очень беспокоило, я не понимала, как он умудрялся доставать для себя так много алкоголя.

Держать язык за зубами становилось все сложнее, но я виделась с ним так редко, и мне не хотелось лишать себя наших разговоров или возвращаться к тому времени, когда он был на меня зол. Однажды, он обвинил меня в том, что я смотрела на него с жалостью в глазах, и умчался с пляжа. Спустя неделю обгрызания своих ногтей, не видя его, я была одновременно и рада и зла, когда однажды он показался на пляже, ведя себя так, будто ничего и не произошло.

Иногда он совсем не хотел говорить о себе. Он спрашивал меня о моих рисунках, над чем я работала в данный момент, пока мы наблюдали за набегающими на пляж волнами, оставляющими на песке мокрые следы. Я только открыла для себя масляные краски, училась, как правильно подготавливать холст и смешивать цвета, чтобы изобразить те картины, которые представляла в своей голове. Пока я снова и снова трещала об этом, он слушал каждое мое слово, задавал вопросы и выглядел заинтересованным.

Я всегда просила его захватить с собой гитару. Я умирала от желания еще раз услышать его игру, мне хотелось снова услышать его поразительный голос. Обычно, он соглашался, но никогда не приносил ее, и в один день я, наконец, нашла в себе смелость спросить его, почему.

— Она сломана, — сказал он, отведя взгляд; зачерпнув полную руку песка, он высыпал песчинки сквозь щели между пальцев.

— Сломана? — переспросила я. — Твоя гитара сломана? — Я была в ужасе от того, что теперь у него не было возможности заниматься музыкой.

Он пожал плечами.

— Моя интерпретация Пита Таунсенда однажды вышла из-под контроля.

Я задумалась над этой фразой.

— Хм?

Спенсер закатил глаза.

— Пожалуйста, только не говори мне, что не знаешь, кто такой Пит Таунсенд (Прим. Пи́тер (Пит) Де́ннис Блэ́ндфорд Та́унсенд — британский рок-гитарист, певец, автор песен. Известен как основатель, лидер и автор почти всех песен группы «The Who», называемой одной из наиболее влиятельных групп 20 века).

— Он из группы «The Who», — ответила я раздраженно. Конечно, я это знала. — Они пишут песни для всех серий сериала CSI (Прим. «CSI: Место преступления» — сериал о работе сотрудников криминалистической лаборатории Лас-Вегаса).

На лице Спенсера растянулась огромная улыбка. Затем он начал посмеиваться. В скором времени он уже смеялся так сильно, что упал спиной на песок.

— О, мой Бог, Сара, — сказал он, хватая ртом воздух.

Я не была уверена, что в этом такого забавного, но мне нравилось видеть его счастливым.

— «The Who» написали эти песни задолго до появления сериала, — сказал Спенсер, садясь. — А Пит Таунсенд прославился своими разбиваниями гитар во время выступлений.

— О. — Я улыбнулось, теперь я все поняла. Затем я прищурилась, глядя на него. — Ты хочешь сказать, что именно так ты сломал свою?

Он стряхнул песок со свих рук.

— Неа, я просто пошутил. Правда в том, что ее забрали вампиры.

— Спенсер, — заныла я, зная, как его смешила моя одержимость «Сумерками». — Твоя гитара на самом деле сломана или нет?

Помедлив, он кивнул. Но прежде, чем я успела снова спросить его, как это произошло, он вскинул руки вверх.

— Не велика потеря. Просто несчастный случай. Как бы там ни было, она все равно была уже старой.

Он старался звучать непринужденно, но напряжение его тела говорило мне совсем о другом. Я задумалась, мог ли его дядя сломать ее и даже отобрать насовсем. Пока я набиралась мужества, чтобы спросить об этом, он спросил:

— Ты бы смогла выпрыгнуть с самолета?

Я уставилась на него, не уверенная, правильно ли я его расслышала.

— Что?

Он улыбнулся.

— Это такая игра. Я спрашиваю у тебя, смогла бы ты сделать что-нибудь смелое, а ты отвечаешь да или нет. Если ты отвечаешь «нет», я получаю одно очко.

Я прищурилась. Спенсер сменил тему разговора и даже не пытался сделать это незаметно.

— Так смогла бы ты выпрыгнуть из самолета? — снова спросил он.

Вздохнув, я решила присоединиться к этой игре.