Мой (не) идеальный босс (СИ) - Раевская Тиана
— Все в порядке. Никаких отрицательных эмоций, — заверяю его, пытаясь выглядеть расслабленно. — Игорь Алексеевич, к чему этот разговор? У нас с вами договор, помните? Я не должна на вас набрасываться. У вас, кажется, были проблемы на этой почве. А сейчас вы пытаетесь либо подвести меня к нарушению, либо испытываете меня. Что?
Стоит молча и ошалело глядит на меня. Боже, похоже, я ляпнула что-то нелепое.
Следующего движения я просто не жду, поэтому вдруг оказываюсь выдернута из круга света и прижата горячим мужским телом к дереву в темноте.
— Да, договор был, — рычит он. — Но в нем ничего не говорилось о том, что на вас не могу наброситься я…
Что?
Когда жадные губы накрывают мой рот, больше не могу разбираться в его мотивах. Могу только чувствовать и желать большего.
Поцелуй рушит все мои преграды, все мои спасительные баррикады. Все то, что эти месяцы спасало меня от полной капитуляции. Отдаюсь ему всей душой. В плен. Пожизненно. Без возможности сбежать.
Но длится наше сумасшествие недолго. То есть по времени совсем мало, но мне хватает, чтобы тело начало гореть во всех местах, где его касались требовательные руки и губы…
Я лишаюсь всего этого в одно мгновение. Игорь отстраняется и делает два шага в сторону. Откашливается.
— Простите, Вика. Не знаю, что на меня нашло. Смотрел на вас и вдруг словно наваждение. Понял, что тем вечером так и не попробовал на вкус ваши губы… А мне хотелось этого с того дня, как застал вас с кремом…
— Игорь Алексеевич… — пытаюсь остановить. Меня смущает его честность, не знаю, как реагировать.
— Молчите, я знаю, что вам неприятно, вы дали ясно понять.
— Я? Когда?
Глава 16
— Ну и с чего вы взяли? — уперев руки в бока, выхожу на свет. Хочу видеть его.
Мне даже смешно от абсурдности происходящего. Еще бы понимать, для чего этот спектакль?
— Очевидно.
Моему изумлению нет предела. Очевидно? Да он слепой!
— Правда? Не припомню, чтоб говорила нечто похожее.
А стоит ли его разубеждать?
— Вы не говорили. Вы морщили свой чудный носик, фыркали, как ежик, а еще сказали про тот вечер, когда мы тестировали мою память, что вам дурость в голову ударила. Ну или что-то похожее… Я помню, с какой неприязнью вы смотрели на меня утром. Словно я вас не целовал и ласкал, а заставлял делать нечто очень ужасное.
Сложив руки на груди, долго смотрю на него, не веря своим ушам. Когда он успел придумать это всё?
— Игорь Алексеевич. Вы серьезно? Я думала, вы взрослый, серьезный мужчина.
Хмурится, явно недовольный моими словами. Но а как иначе? Несет ведь полную ахинею.
— Виктория, остановитесь. Не уверен, что хочу слышать дальше. Ко всему прочему еще и идиотом меня считаете.
Закатываю глаза.
— Вы мне запретили проявлять к вам интерес под угрозой увольнения. Помните? — пытаюсь донести до него суть.
— Не было такого.
Что?! У него амнезия?
Стою и молча то открываю рот, то закрываю. Не хватает ни слов, ни воздуха.
— Было, — все, что могу выдавить из себя.
— Нет. Это вы сказали, что ради работы готовы на все и даже не станете на меня набрасываться, будь я хоть последним мужчиной на Земле. Я точно помню.
— Ну… Может быть, я и предложила, ведь у вас были трудности с подбором персонала. Но вы не возражали и приняли меня именно поэтому.
Развожу руками, совершенно переставая понимать его и его… обиды.
— Не поэтому. Вы заблуждаетесь. Мне понравилась ваша настойчивость и целеустремленность, я уже говорил. Но вы упорно отказываетесь меня услышать.
Засунув большие пальцы за ремень джинсов, раскачивается взад-вперед.
— Но почему вы сделали вывод, что неприятны мне? Этого я точно не говорила.
— А как иначе, если девушка сразу гарантирует, что не проявит интереса. Значит, я у вас в первый же день вызвал антипатию.
Нет. Моя логика просто ломается.
— Но разве вам не это было нужно от новой сотрудницы? Разве не за чрезмерную симпатию вы уволили мою предшественницу?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Нервно запускает одну руку в волосы, откидывая назад, что выдает его растерянность. Кажется, я кого-то загнала в угол.
— Это совсем другое дело.
— Да? Почему?
— Потому что она мне не нравилась как женщина, и я не хотел проводить с ней никаких экспериментов… как с вами…
Меня пробирает дрожь от эмоций в его голосе. Это что, признание? Получается, я ему нравлюсь? Вот такая, неидеальная?
Но тут меня осеняет догадка. А не в том ли дело, что от всех других приходилось отбиваться, а я сразу обозначила свою позицию и провела между нами границу? Не стал ли мой заблаговременный отказ красной тряпкой для этого упрямого бычка? Вдруг просто сработало ущемленное самолюбие?
— Игорь Алексеевич, неужели все из-за договора? Скажите, вас так сильно задело, что я сразу отказалась в вас влюбиться, что это вызвало повышенный интерес к моей персоне? Вы понимаете, как это по-детски?
Смотрит в сторону, в темноту.
— Знаю. Выглядит именно так. Я и сам думал вначале, что именно в этом всё дело. Но в итоге пришел к выводу, что нет.
Не верю.
— Вы и сами себе не верите, — я кожей чувствую его сомнения. Не знаю, в чем именно дело, но он чересчур не уверен в себе для мужчины, который имеет богатый опыт общения с противоположным полом.
Молчит, подтверждая тем самым мои выводы.
— Вика, всё немного сложнее.
— Нет, наоборот — всё гораздо проще. Если я вам скажу, что вы мне нравитесь и ваши поцелуи мне приятны, а о том, что тогда все завершилось именно так, я немного жалею, вы успокоитесь и перестанете мной интересоваться. Да? Только с одним условием: чур не увольнять меня за правду. Вы обещали амнистию, помните?
Ошарашенно смотрит на меня. В глазах буря чувств, но каких, я не могу разобрать.
— Вика, — выдыхает мое имя вместе с воздухом, словно некоторое время совсем не дышал.
Мое сердечко не выдерживает.
— Нам пора идти, — мне становится и стыдно, и страшно одновременно. Поэтому решаю сбежать. — Нас Соня потеряет.
Вот да, при девочке он точно не станет вести подобных провокационных бесед, а уж я тем более. Там безопаснее.
— Вика, это глупо.
Кто бы говорил о глупости!
— Ничего глупого. Вот увидите. Подождите немного и поймете, что я права. Теперь, когда вы узнали, что нравитесь мне, ваш интерес обязательно пойдет на спад, как и к другим сотрудницам, которых вы столь безжалостно за это лишали работы. Несправедливо, скажу я вам, если уж мы откровенны сегодня. Ну что вы застыли? Идемте!
Я разворачиваюсь и выхожу из светового пятна в темноту.
Господи, как все глупо, — он абсолютно прав. Я еще никогда не вела себя столь безрассудно. Он буквально вынудил меня признаться в своих чувствах. Остается надеяться, сдержит слово и не уволит.
Вздрагиваю, чувствуя его горячие пальцы на своем локте, когда догоняет и пытается остановить.
— И все-таки вы не правы. Я постараюсь вас убедить.
— Нет! Не надо меня ни в чем убеждать! — я почти кричу и отпрыгиваю от него. Запуталась окончательно. Точнее он сбил меня с толку своими поцелуями, своим внезапным вниманием и откровенными признаниями. Зря я переступила черту и открылась ему. Ой зря. Это здесь, в тишине леса, в выходной день все кажется уместным. А на рабочем месте я еще сто раз пожалею, о том, что не прикусила язык вовремя. И он пожалеет, я абсолютно уверена. Вот отхлынет спортивный интерес, и пожалеет. Остается только ждать, скрестив пальчики в надежде, что меня не турнут.
Мой крик заставляет его остановиться. Опять сомнения на лице. Словно я опять отвергла.
— Вика, все не так. Мы можем попробовать, если я и правда вам небезразличен.
Заманчиво? Не то слово. Но… Слишком много «но»… Я и так уже перестала чувствовать границы, а что потом?
— Давайте лучше жить, как жили, Игорь Алексеевич. Мне очень нужна моя работа. Не хочу, чтобы между нами встало личное, — пытаюсь передать свои страхи.