Красные шипы - Рина Кент
Я прочищаю горло.
— Что?
— Это ставка. Я поцелую тебя снова. Если ты будешь стонать, я выиграю. Если ты этого не сделаешь, ты выиграешь.
Я открываю рот, чтобы возразить, но это заканчивается вздохом, когда его губы завладевают моими.
ГЛАВА 9
Наоми
Любое возражение, которое я могла бы выдвинуть, разбивается и умирает от жидкого жара языка Себастьяна.
В его поцелуе нет нежности. Во всяком случае, оно глубже, чем вчерашняя, и в ее глубинах таится зловещий смысл. На секунду я чувствую себя преследуемой, преследуемой, совсем как прошлой ночью на лесной дороге. Только на этот раз… он поймал меня.
Мое сердце колотится, но вместо того, чтобы напрячься, мое тело открывается для его нечестивых ласк. Его ладони обхватывают мои щеки, большие пальцы сильно нажимают, чтобы удержать меня неподвижной, пока он исследует мой рот. Или, скорее, овладевает им с кипящей жестокостью. Прикосновения его безжалостного языка и покусывания его зубов на подушечке моих губ — это не что иное, как завоевание.
Дикарь.
Беспощадный.
И конца этому не видно.
Он поглощает меня своей грубой злобой, питается моей энергией и забирает ее себе. Если я позволю ему, если я позволю это, у меня такое чувство, что он никогда не остановится.
Не то чтобы он, похоже, планировал это сделать в ближайшее время.
Я просовываю кулак между нами, толкая его в грудь, но это только подталкивает его вперед. Себастьян поглощает меня своим теплым присутствием и наслаждается мной с настойчивостью обреченного человека.
Гул, доносящийся из нашего окружения и телевизора на заднем плане, постепенно исчезает. Даже диван, на котором мы сидим, кажется неземным, как будто мы подвешены в воздухе.
Почему?
Просто почему он так действует на меня, как будто я все еще та девочка, которую он встретил в первый раз?
Мысль об этих украденных моментах вкупе с его диким, непримиримым прикосновением проникает в те места, которые, черт возьми, не должны быть затронуты.
Я спорю со своей головой, что я не должна поддаваться этому, не должна позволять ему играть со мной, но моя логическая сторона, кажется, закрыта для этого, когда огненная стимуляция захватывает мое тело. В воздухе раздается стон, и я задыхаюсь, узнав свой голос.
Я потерялась.
Или, точнее, у меня с самого начала не было ни единого шанса. Даже когда колокола его победы эхом разносятся в воздухе, Себастьян не отстраняется. Не останавливается. Не злорадствует по поводу того, что у меня такой гормональный фон, что я не могу контролировать свою чертову реакцию. Во всяком случае, он становится более наглым, протягивая руку между нами и обхватывая мою грудь через толстовку. Я без лифчика, поэтому его прикосновения проникают прямо в мою чувствительную плоть.
Еще один нуждающийся звук вырывается из моего горла, когда его большой палец надавливает на мой ноющий сосок. Затем он крутит его между двумя мозолистыми пальцами, заставляя меня хныкать и дрожать.
Однако его движения взад и вперед по моей груди на этом не заканчиваются, и он касается меня между ног, метафорически раздвигая их. Рот Себастьяна покидает мой с мучительной медлительностью, от которой у меня перехватывает дыхание и покалывает губы.
Я смотрю на него из-под ресниц и только тогда понимаю, что мои веки были опущены, как будто я впала в транс. Мое прерывистое дыхание и его резкое наполняют воздух, пока мы смотрим друг на друга в зловещей тишине. Тот, который говорит кровавыми буквами, что что-то не так. Или, может быть, это слишком правильно, но все равно может пойти не так. Или, может быть, это одинаково правильно и неправильно.
Его пальцы обводят мой сосок через толстовку, и я резко втягиваю воздух через ноздри. У меня никогда не было никого, кто играл бы со мной так умело, обещая как удовольствие, так и дискомфорт в равной мере.
Это свободное падение. Пытка.
Обычный садизм.
— Ты готовилась к моему приходу, Цундере? — он хрипит возле моего уха, все еще теребя мой сосок, покручивая, стимулируя.
— Готовилась? — Мой голос слишком хриплый и сдавленный, как будто я заново учусь правильно формулировать.
— Ты оставила эти сиськи открытыми, потому что хотела, чтобы я их пощупал.
— Это… неправда.
Он проводит большим пальцем по вершине, взад и вперед, контролируя мое прерывистое дыхание, пока оно не совпадет с его ритмом.
— Но они готовы принять меня. Разве ты не видишь, как сильно они хотят, чтобы мой рот был на них?
Себастьян отпускает мое лицо и начинает поднимать мою толстовку. Мои внутренности раскаляются докрасна, а желудок дрожит, когда костяшки его пальцев касаются горящей кожи.
Мысль о том, что он видит мою грудь, фактически прикасается к ней без преград, вызывает у меня целый спектр хаотических эмоций. Выпуклости моей груди выглядывают из-под материала, моя болезненно-бледная кожа контрастирует с черной толстовкой.
Себастьян проводит указательным пальцем по нижней выпуклости, заставляя мои бедра сжаться. Вид его мужественного пальца и оттенок его кожи на фоне моей бледности отвлекает мое внимание.
— Посмотри, какие у тебя сливочные и большие сиськи, Наоми. Форма черлидерши не отдает им должного.
Его слова вызывают давление на мою самую интимную часть, и я чувствую, что отпускаю его, позволяя ему делать со мной и моим телом все, что ему заблагорассудится.
Нет, это разрушит все стены, на возведение которых я потратила годы. Каждый барьер и слой, который я тщательно обернула вокруг себя с той красной ночи. Я не знаю, как мне это удается, но я хватаю его за запястье и отталкиваю его, затем рывком поднимаюсь, чтобы больше не попасть под его чары. Это не останавливает маниакальный подъем и опускание моей груди или то, как мои соски все еще горят от прикосновений.
Это не останавливает мою нелогичную потребность в большем или то, как моя кожа дергается от этого, как у наркомана, переживающего ломку. Себастьян остается на диване, широко расставив ноги, и кажется, что ему слишком удобно. Пряди его песочных волос в красивом беспорядке падают на лоб и потемневшие глаза цвета морской волны.
— На случай, если ты забыла, я выиграл, Цундэрэ, и нокаутом, так как ты трижды застонала.
Я прерывисто втягиваю воздух, молясь, чтобы
