Сгорая дотла - Эмма Скотт

Я снова легла и услышала стук сердца. Засыпая, я положила голову на плечо Кори, а проснувшись, обнаружила, что прижимаюсь к его груди. Его рука обвила мою талию, обнимая меня.

Я почти высвободилась, но передумала и прижалась к нему ближе.

«Я выхожу замуж за Дрю, но сначала я должна пережить это».

Ехидный голос прозвучал в моей голове: «Неплохо, советник. Ни один суд присяжных в мире не осудил бы вас».

Я зажмурилась, как будто это могло заставить замолчать голос в моей голове, который был подозрительно похож на голос Лайлы. В любом случае это правда: надо пережить происходящее, и я чувствовала себя в безопасности рядом с Кори. Тот факт, что я была помолвлена с другим человеком, ничего не менял. Только не здесь.

Тем не менее чувство вины пыталось проникнуть мне под кожу и нарушить мой сон. Но Дрю не было. Ни в банке, ни в моих мыслях. Когда Кори спросил, почему я чуть не заплакала, ответ был слишком болезненным, слишком неловким, слишком обескураживающим.

«Потому что я вообще не думала о Дрю. А разве я не должна думать о нем? Разве он не должен занимать каждую мою мысль? Разве я не должна рваться домой, к нему, чтобы он обнимал и любил меня?»

Я чувствовала себя измотанной, уставшей; весь этот кошмар, сопровождаемый невыносимой скукой. Разговоры с Кори заставляли меня трепетать и чувствовать вину одновременно. Это были эмоциональные американские горки, с которых я хотела сойти.

«И никогда больше не увидеть Кори?»

Я не хотела думать об этом и определенно не хотела признавать, что мое сердце отозвалось на эту мысль слабой болью потери.

Я теснее прижалась к Кори и почувствовала, как в ответ он крепче обнял меня за плечи. Моя макушка идеально пристроилась у его подбородка, а его ровный пульс успокаивал.

Я снова начала засыпать, но Кори пошевелился.

– Прости, – прошептала я. – Я мешаю тебе спать?

– Нет. То есть да, – прошептал он в ответ. – Но это хорошо.

– В смысле?

Его грудная клетка расширилась под моей щекой, когда он тяжело вздохнул.

– Сейчас не время и, черт возьми, точно не место, но… мне приятно обнимать тебя вот так. У меня давно такого не было, вот и все.

– Я понимаю тебя.

«О, я прекрасно тебя понимаю».

Голос Кори раздался у меня в ушах.

– Джорджия… Она не из тех, кто любит тактильную коммуникацию. Не любит, когда к ней прикасаются или обнимают.

– А ты любишь.

Я подвинулась, чтобы лучше видеть его лицо во время разговора. Моему взору открылся его профиль, челюсть и щека, покрытые двухдневной щетиной. Я поняла, что безумно давно не была так близка к мужчине, не вдыхала его аромат, не чувствовала тепло его тела. Аура или присутствие Кори окутало меня чем-то, что было так чуждо Дрю. Что-то вроде мужественности, которая напоминала соленый океанский воздух и теплый песок вместо стерильных офисов и кондиционеров.

– Да, люблю, – раздался низкий и сексуальный смех Кори, зародившийся глубоко в его груди. – Да, наверное, я размазня. Мне нравится все это: держаться за руки, обниматься…

– Обниматься? – поддразнила я.

– Ага. Не пойми меня неправильно, мне нравится и все остальное… то, что предшествует объятиям. Мне это безумно нравится, – он рассмеялся. – Я не знаю; это восходит к брачным отношениям. К партнерству. Я вел беспорядочный образ жизни, когда был моложе, и, наверное, просто выбросил это из головы. Или, может быть, Кэлли успокоила меня. В любом случае… – он пожал плечами. – Как я уже сказал, я размазня. Из-за всего этого.

– Я тоже, – начала я, но осеклась. – Или, по крайней мере, мне кажется, что я такая. Мы с Дрю так заняты. Мы почти никогда не ходим куда-то вместе, если только это не связано с работой, и…

Кори не давил на меня, а молча ждал продолжения. Но я решила на этом остановиться.

– В любом случае, – произнесла я, – нет ничего плохого в том, чтобы быть размазней. Это даже мило.

– Да, но у понятия «мило» есть и обратная сторона, – серьезно сказал Кори, – и Джорджия знает о ней. Она постоянно мне пишет, в основном, конечно, по поводу Кэлли. Но время от времени она ни с того ни с сего бывает излишне любезной. Она добавляет «я люблю тебя» в каждое сообщение без всякой причины. Например: «Ты должен забрать Кей в час дня. Люблю тебя», – он покачал головой. – И я ведусь на это каждый чертов раз. Я думаю, ладно, она хочет снова быть вместе, и она знает, что я об этом думаю. Я иду к ней домой, мы гуляем вместе – она, Кэлли и я, и это здорово. Такое чувство, что мы… едины. Семья.

Я слушала восхищенно и неподвижно. У меня сдавило горло, когда я услышала эти два слова, произнесенные им.

– Но как только Кэлли ложится спать, я осознаю, какую ошибку я допустил. Джорджия и я… нам не о чем говорить, и все заканчивается тем, что мы просто занимаемся сексом, а это неправильно. По крайней мере, для меня. Никаких поцелуев. Полагаю, она просто удовлетворяет свое желание со мной. Потому что на следующее утро она заводит разговор о том, что мы не должны повторять одни и те же ошибки, о том, что я не хочу поступать правильно – то есть получать степень, – а она не хочет «слишком рисковать ради того, что, скорее всего, не оправдает ее ожиданий». Я злюсь и спрашиваю ее, какого черта она меня пригласила, а она задает встречный вопрос о причине моего прихода к ней домой, и все просто… накрывается медным тазом. Круговорот дерьма повторяется вновь и вновь.

– Ты все еще любишь ее? – медленно спросила я, в глубине души удивляясь, что задаю этот сугубо личный вопрос парню, за которым стояла в очереди в банке менее тридцати часов назад.

– И да и нет, – ответил Кори. – Она мать Кэлли. Я всегда буду любить ее за это, в некотором смысле. И видит бог, я бы постарался обернуть это в пользу Кэлли, потому что если есть любовь, хотя бы небольшая, тогда есть шанс, верно? Это то, в чем я себя убеждаю, несмотря ни на что.

– Звучит так, словно Джорджия, – «манипулятивная стерва», – подумала я, – тоже не совсем знает, чего хочет.

– Я думаю, она точно знает, чего хочет, и я, вот