Поймай меня. Целую, твоя Белка! - Ольга Корк
Мы обсуждали с ней все. От погоды, формы облаков, зимнего заката и случайной синички, которая прилетела к окну Али, и до любимых направлений в музыке, фильмах, театре. Сравнивали оперу и оперетту, балет и современный танец, вместе знакомились с творчеством молодых современных художников и заново открывали для себя классиков.
За время Алькиного больничного я успел изучить не только аптечный ассортимент, но и познакомиться со стихами Асадова, из тех, что так нравятся Белке, заново открыть для себя Есенина и посмеяться над ее отношением к творчеству Пушкина.
Алька из-за меня штурмовала интернет и детальнее рассматривала картины Дали и Пикассо. Тех художников, о творчестве которых мы больше всего спорили. Я утверждал, что у любого мастера кисти можно найти работу, которая придется по душе конкретному человеку, даже если остальные картины ему нравиться не будут. Аля была не согласна с моей точкой зрения. И какое же было удовольствие от ее признания, что я был прав.
Мы рассказывали друг другу про детство и я, признаться, завидовал Альке. Она была непоседливым ребенком, родители ее почти не ограничивали в выборе друзей и мало контролировали их игры. Единственное, что они действительно не любили, это если дети часами просиживали за компьютерами. Поэтому мама Али рассказывала их компании про кислые жопки муравьев, а потом вместе с Алькиным же папой смеялась над дочерью, когда та признала: действительно кислые. Они же вместе с детворой запекали картошку в углях, показывая и рассказывая, как это было в их детстве. Наше детство пришлось на конец девяностых, мы с ней были почти ровесниками, но, боже мой, как же отличались наши жизни.
"Влад, ты не будешь дружить с … " – отчитывали меня родители, в конце их фразы менялась лишь фамилия и причины. Хотя причина, как правило, была одна "он/она не нашего круга". Что такое жизнь в деревне у бабушки, я тоже не знал, потому что моя бабуля была коренной москвичкой и жила буквально на соседней улице. Бескорыстная дружба с дворовыми пацанами мне была мало знакома, ведь когда я отвоевал некоторую свободу выбора, я им уже был неинтересен. Нет, мне не на что жаловаться, отец обеспечил мне счастливое детство в достатке. Хорошая школа, определенный круг общения, досуг не просто с дворовыми друзьями, а в разных секциях, отдых не на даче или на русском морском побережье, а знакомство с разными странами. У меня было то, о чем многие дети, да и взрослые тоже, только мечтают, но вместе с этим я был лишен многих обычных радостей детства. Причем понял я это только в институте, когда с приятелями мы иногда вспоминали о своих приключениях. Некоторые из них вздыхали, что так и не побывали в приснопамятном Диснейленде, а я вздыхал, что никогда не жевал гудрон или не кидал в костер патроны. На кой черт мне это было нужно? Сам не знаю, но гудрон я таки попробовал. В двадцать три года, видимо, из чистого упрямства. Что я могу сказать – мне не понравилось, а уж с каким остервенением я потом чистил зубы и вспоминать страшно, как и мои ожидания, что в ближайшие сутки я обязательно свалюсь с каким-нибудь кишечным расстройством из-за того, что тащил в рот всякое гуано!
Эту историю я, кстати, рассказал Белке, и тот вечер был одним из немногих, когда она позвонила мне сама. Позвонила, чтобы хохотать в трубку. Еще и выстанывать умудрялась через смех:
– Хорошо, тебе не стало интересно, каковы на вкус колорадские жуки, – и, если честно, мне тут же стало любопытно, неужели и их кто-то облизывал?!
Или же:
– Влад, все нужно делать вовремя, даже пробовать гудрон.
Вообще, я бы мог и обидеться, еще ни разу, ни одна девушка так откровенно не насмехалась надо мной. Но я выбрал посмеяться вместе с Белкой и не прогадал. Во-первых, смеяться вместе было веселее, а во-вторых, я узнал, что по-настоящему безумных поступков, если не считать того самого объявления в Интернете, в жизни Али то и не было. Она была очень осторожной, хотя и очень легкой на подъем и открытой ко многим предложениям. Видимо, именно этим и обуславливается ее нежелание говорить свой адрес: Аля просто опасается.
Я понял, что ей сложно доверять людям, поэтому терпеливо ждал, когда заслужу ту степень доверия, чтобы стать еще чуточку ближе. А пока ждал, кайфовал от нашего общения и строил планы, как можно привнести в наши, в будущем, надеюсь, отношения толику безумства. У меня было много идей на этот счет, но это все потом, а сейчас я с трепетом ждал ответа на вопрос о свидании.
"Свидание? Вот прям настоящее?"
"Да, самое настоящее и, поверь, очень долгожданное".
"И что мы будем на нем делать?" – спрашивает Аля, и я чувствую, что она улыбается.
"Свиданькаться, Белка, ты боишься меня?"
"Нет, но, кажется, вот так официально меня на свидание еще не звали. Я в растерянности".
Черт, прочитав это сообщение, я расплылся в улыбке как дурак. Это непередаваемое чувство триумфа от того, что ты в чем-то первый.
"Тогда давай соглашайся. Пусть это будет твоим сегодняшним безумством: согласиться на свидание со мной, не зная, что именно я придумаю".
"Я хоть домой вернусь целой?"
"Могу обещать, что мы даже за пределы города не выедем. Так что домой ты вернешься целой, невредимой и даже нецелованной".
Конечно, про поцелуй я сказал просто ради шутки и никак не ожидал вопроса:
"Совсем нецелованной?" – кажется, одна рыжая Белка нагло флиртовала со мной.
"Естественно, целоваться на первом свидании это такой моветон!" – я уверенно печатал ответ, а сам смеялся. Радость пузырилась во мне, ведь Аля, не знаю уж, специально или нет, но ясно дала понять, что заинтересована во мне.
Спустя несколько минут я таки получил ее согласие, осталось только дождаться, когда Белке закроют больничный и придумать что-то для
