А потом я проснусь - Алайна Салах
— У вас так красиво! — громко восклицает Ярослава, переключая внимание всех на себя. — Дом как из сериалов. Огромный просто.
— Спасибо, — отвечает мама с таким видом, словно в этот момент балансирует на канате со стеклянной колбой на голове. — Присаживайтесь, пожалуйста. Жанна, можно выносить первые блюда.
Пряча улыбку, я выдвигаю стул для Ярославы и делаю ей знак присаживаться. Сейчас роль ее ухажера мне,пожалуй, впервые нравится. Сама того не подозревая, она со своей непосредственностью и равнодушием к признанным авторитетам стала для меня спасением.
— Как ты провел время в Иркутске? — приступает к допросу мама, глядя на меня с противоположного края стола. — Хорошо отдохнул?
— Просто отлично. Читал, гулял, плавал… Познакомился с Ярославой.
— Знакомство только маленько не задалось… — подхватывает Яся, меча веселый взгляд в мою сторону. — Алан меня сумкой огрел, а я в ответ когти выпустила.
Отец смотрит на нее исподлобья и, выпустив в воздух очередную немую волну негатива, сосредотачивается на тарелке. Мама, которой отведена роль гостеприимной хозяйки, роскоши молчания себе позволить не может, а потому ей приходится поддержать разговор.
— А вы чем занимаетесь, Ярослава? Учитесь?
— Учусь, — с готовностью отвечает она, отложив вилку. — В ветеринарном на четвертом курсе.
Мама издает беззвучное «м-м-м» и формирует на губах подобие снисходительной улыбки. Я даже не знаю, что в этот момент могло вызвать у нее улыбку настоящую. Возможно упоминание Оксфорда или стажировки на Уолл-Стрит.
— А вы сами учились? — не остается внакладе Ярослава, глядя на нее чистым и прямым взглядом. — Если да, то где?
Успей я глотнуть воды из стакана, находящегося в руке, вполне мог выйти неприятный казус. Даже отец перестал потрошить дораду и, забыв о необходимости блюсти лицо, ошарашено смотрит на Ясю. Мама занята тем же. Определенно, пригласить Не-Ангела в Питер было моим лучшим решением.
В повисшей за столом гробовой тишине слышно, как ходят настенные часы. Я встречаю вопросительный взгляд мамы, транслирующий «Что это было?» и слегка пожимаю плечами. Мол, ну а что я могу сделать? Вопрос задан. Отвечай.
— У меня, конечно, есть высшее образование, — произносит она наконец, и ее голос при этом неестественно взвивается к самому потолку. — По специальности я биолог…
— Надо же! — незамедлительно и бурно реагирует Ярослава. — Тоже с биофака? Вот это совпадение! Я туда поступила, отучилась один курс и перевелась в ветеринарный. Я просто очень люблю животных и хочу с ними связать свою жизнь...
Боковым зрением я вижу, как отец дергает челюстью, и крепче стискиваю свою, чтобы ненароком не засмеяться. Вот это ирония. Моя мать закончила биофак, который предпочла не заканчивать Яся. Если бы не мои теплые сыновьи чувства, я бы не удержался от замечания вроде «У вас с Ярославой оказывается много общего». Но, зная тонкую душевную организацию мамы, боюсь, она воспримет это как личное оскорбление.
— На понедельник ничего не планируй. — Эти слова отца адресованы уже мне. Тон, как и всегда — не терпящий возражений. — С Гнесиными ужинаем.
— По какому поводу? — уточняю я, хотя и без того знаю ответ. Все, что связано с владельцем медиаимперии в его глазах приравнивается к делу государственной важности. Особенно с учетом того, что у Гнесина есть дочь на выданье.
— Без повода. Ты не маленький уже, чтобы все объяснять.
Ярослава следит за нашим диалогом с широко раскрытыми глазами, и от этого я вдвойне раздражаюсь. Потому что при ней не могу ответить так, как бы мне хотелось, и потому что в двадцать девять со мной обращаются как с бесправным сопляком.
— Я подумаю, — цежу я. — Дел много накопилось.
— Отмени, — безапелляционно отрубает отец и, потеряв ко мне интерес, смотрит на мать. — Пусть Жанна воды минеральной принесет. Только не эту, а которую Гинеашвили привозит.
— А почему вы сами не попросите? — высоко, словно колокольчик, звенит голос Ярославы. Как ни пытается она скрыть свое возмущение — удается ей плохо. По крайней мере, мне очевидно, что в своей голове она в этот момент прокручивает кучу нелестных эпитетов в адрес отца. — Вот же она, всего в паре метров стоит.
Я задаюсь тем же вопросом вот уже пару лет, но до сих пор внятного ответа не получил. Хотя судя по стремительно каменеющему лицу отца, Ярославе тоже не удастся это выяснить.
— Потому что в нашей семье так заведено, девушка, — чеканит он, опуская свой фирменный тяжелый взгляд на нее. — И это не обсуждается.
Не знаю, кто выглядит более растерянным в этот момент: мать или Жанна, невольно попавшая в эпицентр обсуждений. Хотя я и сам не ожидал, что отец вдруг решится открыто выказать свою неприязнь к Ярославе. Потому что с малознакомыми людьми он держится вежливо и подчеркнуто отстраненно, блюдя репутацию народного избранника.
— При чем тут семья? — пылко возражает Ярослава. — Каждый человек достоин того, чтобы к нему относились с уважением, не так разве? Рабство вроде давно отменили.
Тут я понимаю, что нам пора. И вовсе не потому, что мама вот-вот шлепнется в обморок, а потому что вижу в глазах отца то самое выражение, какое было в тот день, когда мы чуть не подрались. Черная концентрированная ярость. Если он ей нагрубит, то мне придется вступиться, и вечер наверняка закончится плохо.
— Спасибо за ужин, — я выдвигаю стул и кивком показываю Ярославе подниматься. — Дорада была божественна — почти как мойва. Вы поедем. Еще столько всего сегодня нужно успеть.
Впервые моему побегу с семейного ужина никто не возражает. Побелевшая мама слегка кивает, отец, словно застывший монумент, молча смотрит перед собой. Все понимают, что наш уход — к лучшему. Все, кроме Ярославы, которая, судя по нахмуренным бровям и возмущенному взгляду, готова продолжить сражение за человеческое равноправие.
— В понедельник чтобы был, — кинжалом вонзается мне в спину, пока мы с ней идем по коридору в сторону прихожей. — Один.
— Я не больно-то собиралась… — тихо бормочет Ярослава, — смотреть, как при мне людей унижают.
Я беззвучно усмехаюсь. Добро пожаловать в мой мир.
15
Ярослава
— Ты меня специально увел? Стыдно стало? Мне вообще-то было что сказать.
Обняв себя руками, я смотрю на каменный набалдашник забора с изображением льва и буквально трясусь от возмущения:
