Прости, я тебя проиграл - Галина Милоградская
— И ты так уверен, что она согласится? — Макс отказывался верить, хотя не поверить уже не мог. Раз предлагает, значит, хорошо знает свою жену. А он, Макс, что по сути о ней знает? Ничего, кроме юношеских воспоминаний.
— Куда денется. — Вадим так глумливо скривился, что захотелось въехать ему по морде и отправить за решетку без разговоров. Но он согласился. Сам не понял, почему. Точнее нет, понял, но признаваться себе не хотел.
А вот унизить Лену хотелось. Показать, как сильно она ошиблась. Ткнуть в грязь, в которую окунула его когда-то. Контракт был составлен честь по чести, но Макс не собирался требовать его выполнения. Ему было достаточно одного раза, чтобы больше не видеть, не слышать, вырвать, наконец из сердца, доказав самому себе, что был прав. Что она пустышка, одна из, не единственная. Поначалу так и вышло. Лена не удивила, наоборот, утвердила во мнении, что он был прав.
Но потом что-то пошло не так… Не её готовность отвечать на самые возмутительные требования: то, как она эти требования принимает. Без покорности, но и без споров. Без смирения, но с вызовом в глазах, мол, что бы ты ещё не придумал, я всё равно буду выше. Что бы ты ни сделал, тебе меня не сломить. Ломать Макс не любил. И не умел — не приходилось никогда ломать под себя женщин. Лена же, даже униженная, осталась той вершиной, которую не покорить с наскока. Он всё-таки ошибся.
Синяки на её теле привели в бешенство: сама мысль, что Вадим мог причинить ей боль, застлала глаза красным. А потом пришёл стыд: это по его вине. Этого он хотел? Когда успел стать чудовищем, не считающимся ни с чем, кроме собственных желаний? Представилось, что сказали бы родители, узнай обо всей этой сделке, которую Макс уже успел возненавидеть. Лена же, как специально, провоцировала, напоминала с тем тонким сарказмом, от которого хотелось заткнуть ей рот. Желательно — поцелуем. Но никак не грубостью.
Он бы уже отпустил, да только понимал, что не сможет. Её присутствие стало необходимостью, вот так, быстро и незаметно, она смешалась с его кровью и вросла в плоть, словно и не уходила никогда. Макс не мог ей не любоваться, понимая, что не имеет никакого права даже просто прикасаться, не то, что говорить о своих чувствах. Смешно. Столько лет выстраивал образ недоступного и уверенного, а тот рассыпался под одним взмахом ресниц. Если бы она только знала, сколько эмоций вызывает, когда просто рассеянно поправляет медовые волосы или улыбается в ответ на шутку кого-то из коллег.
Пожалуй, это было единственным, что он мог сделать для неё: вытащить из ямы, в которой сидит, показать нормальную жизнь. Не с ним — среди нормальных людей. Расшевелить, подарить уверенность в себе и собственных силах. Всего за несколько дней она расцвела, хотя сама навряд ли заметила. Улыбаться стала чаще, и знакомый блеск в глазах разгорался сильнее.
Ещё месяц, и Макс сможет её отпустить. Только вот не сможет нихрена, и точка. Один раз коснувшись, думал постоянно, смотрел, обжигался воспоминаниями и снова смотрел. Она была отзывчивой, чувственной, страстной, и оставаться холодным было всё сложнее. Особенно теперь, когда Лена живёт рядом, только руку протяни.
Можно было заставить лечь с ним — согласится. Сделает вид, что понравилось, а может, и правда, получит удовольствие. Макс изводил себя мыслями, поглядывая в сторону её спальни, и находил сотню оправданий, чтобы оказаться рядом. Не сложно: зайти, лечь, сказать, что пришёл за своим. Она ведь ему принадлежит! Или нет?.. Сколько бы контрактов они ни заключили, Макс понимал одно: не его Лена и никогда не будет. Осознавать больно, принять невозможно. Он сам не понял, как ноги принесли под её дверь, не успел даже пары фраз заготовить, войдя. И остолбенел, не найдя в спальне. Сердце ухнуло в желудок, в голове тревожно завыла сирена, когда он увидел её на краю террасы, у перил. Неужели за всей напускной самоуверенностью крылось желание покончить с их контрактом именно так?!
Какая она хрупкая! Так отчаянно захотелось обнять, согреть, защитить. От себя только защитить не получится. Лена давно ушла, а он продолжал стоять, всматриваться в сияние тысяч огней и думать, почему месть никогда не приносит удовлетворения, только горечь…
Впервые за эту неделю я по-настоящему выспалась. Только сейчас поняла, в каком диком напряжении жила в последние дни: не Макс, так страх перед тем, что выкинет Вадим, въелись в подкорку. Лениво пройдясь взглядом по комнате, поняла — «мой дом — моя крепость» как раз про эту спальню. Несмотря на то, что вчера Макс вошёл сюда без спроса, не покидала уверенность, что больше это не повторится. Вечером он показался домашним и беззащитным, я с силой развеяла эту иллюзию: ничего беззащитного в нём нет и не будет. И относиться к нему надо соответственно, без поблажек и желания оправдать. Какое может быть оправдание такому жестокому поведению и желанию обладать? По нему же отлично видно, что даже страсти особой ко мне не испытывает. Хотел бы по-настоящему, вообще бы от себя не отпускал, вместо этого просто наслаждается своей властью.
Тяжело вздохнув, я выбралась из кровати и потянулась. Суббота. Вот оно — счастье работающего человека. Раз Макс сказал, что я не в клетке, можно выбраться в город и просто… погулять? Сто лет не бродила по улицам без цели, не заглядывала в парки, не сидела в кафе одна. Свобода, пусть и призрачная, пахла фиалками и запахом свежесваренного кофе, и хотелось вдыхать аромат полной грудью, позволив на время забыть о проблемах.
Проблемы обо мне забывать не хотели. Сидели, точнее, Макс сидел на кухне, уткнувшись в ноутбук (кто бы сомневался, он вообще от него отрывается), и пил кофе.
— Доброе утро, — хриплым со сна голосом поздоровалась я. Макс метнул короткий взгляд и тут же вернулся к новостям. Дома я обычно ходила в трикотажных шортах и майке. Если холодно — в платье и высоких вязаных гольфах. Сейчас было тепло, провоцировать никого не хотелось, да и вообще — портить солнечное утро напоминанием о своём незавидном положении.
— Доброе, — соизволил откликнуться он. Я пожала плечами: вести светский диалог не собираюсь. Сделала себе чай, заглянула в холодильник — ну а что, мне же надо чем-то питаться. И зависла. Честно, думала, что здесь будет
