Сьюзен Филлипс - Великий побег
И на этом схватил ее за запястья и всем телом вжал в матрас.
Опасная дрожь пронзила ее.
Он провел шершавым подбородком по соску. От восхитительно болезненного трения Люси задохнулась. Он проделал это снова. Она изогнулась под ним, вмиг став открытой и такой чувствительной.
– Я-то надеялся на прелюдию малость подольше … – он разорвал фольгу зубами – … но раз ты так хочешь…
Она никогда не представляла, что можно так стремительно натянуть презерватив. Панда отпустил ее запястья. И одним мощным усилием вошел в нее.
Она ахнула. Развела пошире ноги. Он не дал ей времени привыкнуть к его размеру, а сразу начал двигаться. Без всяких там видимых ухищрений. Только глубокие мощные выпады, проникавшие до самого ее нутра. Ей всего-то и нужно было встречать эти толчки, тем самым подтверждая, что она не чувствует себя какой-то жертвой. Люси обхватила пятками его голени. Взбрыкнула под ним. Он улыбнулся, сверкнув зубами в полумраке.
Пот бисером выступил у него на лбу, но Панда все еще продолжал толкаться. Отказываясь сдаваться раньше нее.
Но она не собиралась приходить к концу первой. Люси стояла насмерть. Умрет, но не даст ему выиграть эту войну, которая, как и большинство войн, уже потеряла свою цель. Темные глаза все больше блестели. Он навалился всей тяжестью. Она обхватила его руками. Впилась ногтями. Она ему ничем не обязана.
И с этой мыслью она отдала ему все.
И в тот же момент он проиграл свою битву.
Спина его выгнулась, плечи выпрямились, бедра задвигались мощнее. Обрушился шквал. Землетрясение. Цунами.
– Пивка хочешь? – спросил он, не глядя на нее, когда все кончилось. Чистый пещерный человек до мозга костей.
– Нет. Я хочу спать. Одна. – И не церемонясь, насколько могла, показала на другую кровать.
Казалось, его ничуть не задело.
На следующее утро ее разбудил скрип двери. Люси с трудом разлепила веки. В дверях стоял Панда, держа два стаканчика кофе, которые раздобыл, должно быть, в конторе мотеля. Как выяснилось, быть ночью потаскушкой – одно, а наутро это уже не так забавно. Ей хотелось натянуть на голову простыню и умолять его убраться подальше. Простыню она оставила на месте, а чуток решила покапризничать:
– Хочу «Старбакс».
– Поторапливайся и одевайся.
Панда поставил кофе на комод.
Она притворилась, что прошлой ночью ничего не случилось, но от этого ей на душе стало еще муторней.
– Говорят, секс улучшает настроение. Что с тобой такое?
– Суровая правда жизни, – парировал Панда, колючий, как в былые дни. – Жду тебя снаружи.
Да уж, приятно поболтали, но ей-то что? Она порвала еще одно звено – последнее ли? – в цепи, связывавшей ее с Тедом. Он больше не был мужчиной, с которым она спала последним.
Панда нетерпеливо ждал у мотоцикла, со шлемом в одной руке, кофе в другой, когда она вышла из мотеля. Бушевавшая ночью гроза оставила в воздухе тяжелую сырость, но Люси сомневалась, что по этой причине Панда был похож на бомбу замедленного действия, готовую в любой момент взорваться. Пытаться вызвать в себе все нахальство и мужество, почерпнув из своего четырнадцатилетнего «я» – четырнадцатилетнего непорочного «я» – было бесполезно при данной ситуации, но как насчет байкерской цыпочки Гадюки, ее второго «я»? Люси сузила глаза:
– Охладись, чувак.
Боже ты мой! Она что, в самом деле сказала это?
Он насупился и сунул стакан в переполненный мусорный бак.
– Две недели, Люси. Пора.
– Только не для меня, красавчик. Я только начинаю.
Она выбила его из колеи почти так же, как себя.
– Что бы ты себе там не надумала, прекрати сейчас же, – гневно заявил он.
Она выхватила у него шлем:
– Может, ты хочешь торчать тут весь день и болтать, а я хочу прокатиться.
Пока она застегивала ремешок шлема, Панда проворчал что-то неразборчивое, и они отправились в путь. Прошло совсем немного времени, и они пересекли границу штата Арканзас и достигли кольцевой автострады Мемфиса. До вчерашнего дня Панда избегал магистралей, но только не сегодня. Он проехал мимо знака, указывавшего на «Грейсленд» (поместье Элвиса Пресли – Прим.пер.), перестроился в другую полосу и свернул на еще одну автостраду. Вскоре он подъехал к выезду. Весь триумф, который Люси ощутила от проявления собственной бравады, испарился, лишь стоило ей увидеть надпись.
МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ МЕМФИСА
Люси сжала Панде бока и закричала:
– Куда-то собираешься?
Он не ответил.
Впрочем, она знала. И размах его предательства казался таким чрезмерным, что не укладывалось в голове.
Панда подъехал к зоне отправления и остановился между двумя внедорожниками.
– Конец дороги.
Он сказал это как бы нечто незначащее, будто ей следует соскочить, помахать ручкой и умчаться куда глаза глядят. Когда Люси не двинулась с места, он взял инициативу на себя. Схватил ее за руку, и не успела она опомниться, как уже стояла рядом с ним у мотоцикла.
– Тебе пора домой.
Панда рванул ремешок, стянул с нее шлем и пристроил его на байке.
У нее перехватило дыхание. Вот так себя чувствовал и Тед. Оглушенным, обманутым.
– Я сама буду решать, как мне поступить, – заявила она.
Вместо ответа он отстегнул ее рюкзак и поставил на тротуар. Потом полез в седельные сумки, вытащил конверт и насильно сунул ей в руки.
– Все, что тебе нужно, здесь.
Она только пристально смотрела на него.
– Две недели, Люси. Две недели. Помнишь, что я говорил? Меня ждет другая работа.
Она не могла… до нее не доходило… ухватить смысл сказанного.
Он стоял перед ней. Замкнутый. Чужой. Может, немного скучающий. Она стала еще одной женщиной. Еще одним женским телом. Еще одной работой…
«Горючка, травка или шлюшка. Даром не катаю».
А потом что-то дрогнуло. Крошечная складка собралась между темных бровей. Он опустил веки, потом снова поднял их. И Люси увидела все, что этот мужчина, которого она знала под именем Панда, с таким трудом подавлял. Она рассмотрела тщательно скрываемый ум. Увидела боль и сомнения, возможно, угрызения совести. И глубокий душевный голод, не имевший ничего общего с непристойными футболками и непотребными бамперными наклейками.
Он чуть тряхнул головой, словно хотел избавиться от этих мучительных чувств. Но, похоже, ему это не удалось, потому что он обхватил Люси за щеки большими ладонями так бережно, словно крыльями бабочки, холод в голубых глазах сменился нежностью и тревогой. Он наклонил голову и совершил то, что она не позволила ему прошлой ночью. Он поцеловал ее. Поначалу легонько коснулся, потом поцелуй стал глубже, и прорвался голод. И все это мгновение ее лицо как в теплом гнездышке покоилось в его ладонях.
