Тридцать дней до развода (СИ) - Хаан Ашира

«Ты сегодня без кофе?»

Он что, за мной следит?

В четверг я проспала: все потому что ночь моя и правда была неспокойной. Один настойчивый и упрямый мужчина пришел в мои сны — и не было у меня власти запретить ему это. Память и воображение объединились против меня, складывая из осколков новые картины, как в калейдоскопе: мягкое касание губ, горячая ладонь на талии, властный жест — и я впечатываюсь в его тело своим телом. Только там, на лестнице, мы были одеты, а в моем сне — о, нет…

О, да…

Не так уж трудно вообразить эти губы, скользящие по моей коже, — повторяя реальный маршрут его взглядов. Гораздо сложнее устоять в тягучем тумане сна, когда он стискивает меня, вжимает в твердую грудь — и горячее электричество разбегается по всему телу от низа живота.

Проснуться утром от третьей по счету попытки будильника все же вернуть меня в реальность — с болезненными спазмами от начавшихся месячных и набухшей сверхчувствительной грудью. Даже самым крутым таблеткам нужно минут двадцать, чтобы подействовать, и все двадцать минут я ползаю, как больная беременная улиточка по дорожке из соли, корчась и подвывая от несправедливости мира.

Тут уж не до гедонизма в виде ванильного мокко. Тут бы добраться до своего местечка возле батареи, со слезами в голосе поклявшись, что больше никогда в жизни опоздание не повторится. Заварить мятного чая и приготовиться делать вид, что «изучаю работу конкурентов и коллег». И все восемь часов листать сайты с лучшими образцами европейского дизайна, который в нашем захолустье ни один богатый человек в здравом уме не закажет. Слишком бедненько, хоть и чистенько.

Но даже в этом было мне отказано. Мое непосредственное начальство, полнедели проторчавшее на объекте, именно сегодня вернулось и решило, что самое время послать меня в ближайший «Леруа Мерлен» за какими-то особо редкими светильниками.

Почему меня, а не, скажем, водителя? Или курьера?

Потому что дедовщина, вот почему. Позже всех пришла — тебе за лампочками и бегать.

И все бы ничего, но ближайший «Леруа Мерлен» у нас в соседнем городе. По московским меркам даже не расстояние. Но метро туда пока не провели. Ходят только автобусы — древнющие «икарусы», воняющие бензином и гнилой картошкой.

Какой жестокий контраст моих снов и реальности!

А что еще контраст — сказать?

Я, торчащая на остановке в длинной легкой гипюровой юбке, белых ботинках на платформе и модной красной косухе, — и свора старушек в зимних пальто с побитыми молью воротниками и платках из собачьей шерсти, которые с явным ехидством наблюдают, как я торчу на единственном более-менее сухом и чистом кусочке асфальта. И готовятся к битве за сидячие места в автобусе.

Полтора часа трястись в провонявшем салоне, цепляясь одной рукой за поручень, в моем состоянии — это что-то вроде адского наказания за грехопадение во сне.

Жалуюсь Богдану в нашей переписке. Потому что больше некому пожаловаться. Не маме же. Мама так была рада, что я нашла «нормальную» работу, а не эту унизительную с ее точки зрения «подай-принеси-отойди-не мешай», которой я занималась в Москве. Расстроится или отчитает за неблагодарность — любой вариант мне сейчас будет чересчур. И я, как всякий взрослый человек, маме ничего не говорю.

А Богдан сам виноват. Приучил к тому, что с радостью отвечает на все, что я ему пишу. Один раз даже с интересом прочитал, какой сон мне приснился, что можно считать подвигом и признаком окончательного помутнения в мозгах на моей почве у этого мужчины.

Чего я не ожидаю — так это того, что буквально через пять минут после моего жалобного рассказа рядом с остановкой тормозит синенький хорошенький джип и Богдан распахивает дверцу с пассажирской стороны и протягивает руку:

— Прыгай!

И я прыгаю, а что делать?

Остановка провожает меня завистливыми вздохами и тут же принимается увлеченно обсуждать чудесное спасение.

— Как ты меня нашел? — Сил сдерживать улыбку совсем никаких, и я поддаюсь слабости и ловлю яркие просверки в глазах Богдана.

— Даш, — проникновенно говорит он, разгоняясь. — Это у нас единственная остановка междугороднего автобуса.

Мы едем всего-то в соседний город в строительный супермаркет. А кажется — летим навстречу закатному морю в алом кабриолете. Впереди только счастье и свобода. Часа на три.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава Ромкомы и тыквенный суп

После слишком уж свежего весеннего ветра на остановке попасть в теплую машину было невероятно уютно. Я мгновенно согреваюсь, а присутствие Богдана и тихонько наигрывающая что-то без слов магнитола и вовсе почти убаюкивают меня. Рядом с этим мужчиной мне почему-то очень спокойно и надежно, словно я наконец-то попала домой, где меня давно ждали. Можно ехать вот так, в тепле и уюте, долго-долго-долго, пока не кончатся все дороги на свете. И смотреть, как уверенно он управляет джипиком, чувствовать, как мягко стелется под колеса асфальт…

Я на секундочку блаженно прикрываю глаза, наслаждаясь покоем и покачиванием машины, и вдруг душераздирающе зеваю.

— Ой! — Сама не ожидала.

— Не выспалась? — хмыкает Богдан.

— Кто-то вчера мне желал неспокойной ночи! — жалуюсь ему я. — Не помнишь, кто?

— Так неспокойной — со мной… — мурлыкает он очень, очень соблазнительно.

— Я и была… с тобой, — тихо-тихо признаюсь ему. — Во сне.

Он даже не находится сразу с ответом. Крепко стискивает ладонью руль и поворачивается ко мне, глядя в глаза. И я тоже не отрываю от него взгляд. Все несказанное клубится между нами густым туманом, простреливает молниями, нагнетает грозу в закрытом пространстве салона.

Кажется — вот-вот проскочит искра, и все полетит в тартарары: машина, брак Богдана, мое самоуважение и наша общая репутация.

Да и пусть.

В этот раз шаг назад делаю не я.

Богдан откашливается, отворит глаза и хрипло говорит, глядя на дорогу:

— Что там тебе надо в «Леруа»? Только светильники?

— Лампочки еще к ним. С разной цветовой температурой. — Я сверяюсь со списком в телефоне. — И записать, сколько у них по времени доставка нестандартных дверей.

— Ага, сделаем, — кивает Богдан и делает музыку чуть погромче. Очень уж интимно она шепчет, у меня даже мурашки бежали по коже.

— А тебе работать не нужно? — запоздало спохватываюсь я. — Ты столько времени на меня потратишь…

— Я сам себе начальник, — заявляет он. — И сам себя на сегодня отпустил по магазинам с лю…

— Ц-ц-ц-ц! — Я касаюсь его руки, чтобы он не сказал ничего лишнего, но вместо того чтобы охладить атмосферу, это прикосновение повышает температуру внутри машины градусов на пятьсот.

— Даш… — Богдан накрывает мои пальцы своими, и я чуть не плачу от того, как это хорошо.

Да что ж такое творится-то! Я-то думала, что уже пережила к своим тридцати с хвостиком все, что может пережить женщина в личных отношениях. Уже бежала босиком по снегу, пила водку из горла, стояла на краю окна, гипнотизировала молчащий телефон, выла в голос в пустой квартире, после того как захлопнулась дверь. Был и секс по-быстрому в подсобке, и бесконечные выходные в постели, вылезая только за едой, и ужас-надежда, когда держишь в руках полосочку теста на беременность.

Все было! Все.

А вот такого — не было. Невероятного этого тепла.

Без надрыва и боли.

Просто хочется быть рядом, как будто так и надо. Будто нас создали обоих из одного куска глины и заповедали жить вместе, не выпуская друг друга из объятий.

— Богдан, а ты… — начинаю я, еще не соображая, что бы такое спросить, но ясно, что спросить надо. Перевести разговор на что-нибудь невинное, неопасное. Не про жену, не про меня, не про эту спонтанную поездку. — Ты какое кино больше любишь?

— Комедии, — недоуменно отвечает он.

Его пальцы гладят мои, не спеша отпускать. Но и я… разве я вырываюсь?