Подкидыш для депутата. Выбор сердца (СИ) - Лесневская Вероника

Дима слишком умен — и ни разу не попадался на горячем. Моя цель — исправить это и восстановить справедливость.

И искать доказательства я буду именно у Щукина дома: все документы он хранит здесь, а не в компании. Потому что в родовом особняке нет чужих и предателей — уверен он.

От этой мысли в душе разливается неприятная горечь. Я никогда никого не предавала, но разве распространяется этот принцип на человека, который разрушил мою жизнь?

Не в силах до конца избавиться от сомнений, я цепляюсь взглядом за глупейшее название «Новая папка». Чтобы никто не догадался? Я тоже так делаю на своем компьютере…

Дважды щелкаю по иконке и просматриваю текстовые файлы. Подсоединяю к ноутбуку флешку, но, прежде чем приступить к копированию, пробегаю заголовки глазами. Хочу убедиться, чтобы не жалеть потом о содеянном.

И нахожу то, что заставляет меня вздрогнуть.

«Ресторанный комплекс «Мираж». Владелец — Алексей Михайлович Кобылин».

Делаю вдох и прикрываю глаза, позволяя одиноким слезинкам скатиться по щекам.

Последний мост сожжен, назад пути у меня нет.

Собираюсь с духом, нажимаю горячие клавиши, чтобы выделить все содержимое папки. И копирую на флешку.

Следующим этапом передаю информацию через мобильный интернет на подставной электронный адрес, с неприметным именем. Доступ к нему есть лишь у одного человека.

Убедившись в успешной отправке, выбираю контакт, который значится в моем списке как «мама». Он появился сразу же после того инцидента, когда Дима выхватил из моих рук мобильный у клиники, где мы делали тест ДНК. Благо, я успела тогда отправить сообщение и зажать кнопку блокировки. Иначе меня бы уже не было в доме Щукина.

Впрочем, совсем скоро и так не будет! Наконец-то я смогу сбежать отсюда!

— Все файлы на почте, — отчитываюсь я в трубку. — Этого достаточно? Мы можем уже прекратить? — последняя фраза почему-то получается с надрывом.

— Нет, — звучит коротко и безапеляционно. — Не сейчас.

Характерный щелчок аппарата смешивается со звуком открывающихся входных дверей. Испуганно смотрю на часы.

Дима? Почему так рано!

Лихорадочно закрываю все компьютерные окна, отрубаю систему и закрываю ноутбук. Бросаюсь к Маше и только сейчас замечаю что-то в ее маленьких, но очень шаловливых ручонках. Девочка поворачивает свою новую «игрушку» так, что я вижу обложку с гербом.

О нет!

Сбивчиво дыша, подхожу ближе и касаюсь пальцами документа. Осторожно, будто он меня сейчас укусит. Плотные листы надорваны и испачканы слюнями, а на странице с фотографией серьезного Щукина красуются следы от двух едва прорезавшихся зубиков Маши.

Как? Малышка, в основном, только ползает или стоит у опоры. Как она умудрилась достать паспорт Димы? И почему он вообще бросает его где попало!

— Мы пропали, — шепчу обреченно, а Маша смотрит на меня и улыбается как ни в чем не бывало.

Слышу приближающиеся шаги и мысленно начинаю обратный отсчет.

Дима сначала проходит мимо, но, заметив открытую дверь кабинета, притормажимает и возвращается. Останавливается на пороге, сложив руки в карманы брюк, и окидывает нас непроницаемым взглядом.

— Котен… кхм… Катя? — сквозь кашель произносит Щукин. — А что вы здесь… — осекается, устремив глаза на свой паспорт в ручках Маши.

Мое сердце замирает. Кажется, сейчас я боюсь непредсказуемого Диму еще больше, чем вчера…

Глава 2

— И кто тут у нас безобразничает? — серьезно и строго тянет Щукин, а у меня холодеет все внутри.

Словно по команде, мы с Машей устремляем на него глаза. Вот только я смотрю с опасением, а малышка — с улыбкой, такой искренней и сияющей, будто к ней только что как минимум Диснейленд с доставкой на дом явился. Представляю, как она расстроится, когда Дима отругает ее. А если голос повысит, то Машенька и вовсе может впасть в истерику, ведь всегда пугается громких звуков.

Судорожно размышляю, как безболезненно уладить конфликт, а Дима тем временем неторопливо подходит к ребенку, что в моем измученном сознании выглядит угрожающе, а потом садится напротив на корточки.

Спешу приблизиться к ним, чтобы контролировать все происходящее, и опускаюсь на пол, поджимая ноги под себя. Исподлобья поглядываю на сурового Щукина и нервно заламываю пальцы.

— Дим, прости, я… — мямлю нерешительно, — я буквально на минутку отвлеклась и… — протяжно вздыхаю. — Дим, не кричи только, — касаюсь рукава его пиджака, сжимая грубую ткань.

Щукин поворачивается ко мне и, приподняв бровь, удивленно сканирует мое лицо.

— Брось, ты серьезно? — выдает он вдруг с улыбкой. — Мне паспорт за двое суток восстановят, с моими-то связями, — смеется над моей реакцией.

Выдыхаю с облегчением, чересчур шумно, отчего Дима мгновенно мрачнеет. Не понимаю его внезапной смены настроения, смотрю на мужчину внимательно, но он переводит взгляд на Машу.

— Но наказать кое-кого придется, — аккуратно проводит пальцем по носику малышки, отчего та смешно морщится. — Да, Машунь?

И уже в следующую секунду кабинет заполняется звонким детским хохотом. Он забирается в каждый уголок моей души, обновляя и исцеляя, затягивает свежие раны и дарит надежду.

Словно через толстое стекло наблюдаю, как Дима играет с Машей, щекочет ее, то и дело целуя в лобик или макушку. Это выглядит так мило и по-семейному, что на мгновение забываю, где я и с кем. Сейчас я в своем идеальном мирке, о котором всегда мечтала. Муж, ребенок. Все счастливы и дружны.

Обухом по голове бьет осознание иллюзии всего происходящего. Из состояния эйфории меня выводит собственный хохот, такой настоящий, радостный. Я думала, что разучилась смеяться. И уж тем более не собиралась делать этого здесь, в тылу врага.

— Так, а ты чего смеешься, горе-мама? — игриво обращается ко мне Дима.

Протягивает руку — и вдруг легко проходится пальцами по моему боку, отчего все тело простреливает разрядом тока. Безумно щекотно, и я не в силах терпеть! Вздрагиваю и ойкаю, возмущенно глядя на нахала. Но он и не думает прекращать. Окончательно отвлекается от Маши — и придвигается ко мне, заключая в кольцо своих рук. Кажется, что теперь его пальцы повсюду, пощипывают кожу, заставляя меня извиваться и срываться на смех.

Пытаюсь отвернуться, выкрутиться и едва сдерживаюсь, чтобы не завизжать от невыносимой щекотки. Но Дима наступает только решительнее, стремительно разрушая все барьеры между нами.

— Так сильно боишься щекотки? — забавляется мужчина. — Ревнивая дикая кошка, — шепчет сквозь смех.

Не замечаю, как оказываюсь в теплых и возмутительно уютных объятиях Димы. Он держит меня со спины, уложив широкие ладони на мой живот. Прижимает к себе настолько сильно, что, кажется, вот-вот сломает. Но вместо этого вдруг целует меня в плечо, проводит носом вверх по шее, обжигая кожу дыханием.

Кашляю предупреждающе и делаю попытку высвободиться из крепких мужских рук. Дима отпускает меня незамедлительно, будто боится напугать. И даже ладони вверх поднимает в знак примирения.

Прячу улыбку, не желая демонстрировать ему свою минутную слабость, а сама переключаюсь на Машеньку. Она сидит как ни в чем не бывало и, пользуясь тем, что мы «отвлеклись», сосредоточенно догрызает паспорт.

— Опять ребенка покормить забыла, мать? — ехидничает Дима, вместе со мной наблюдая всю эту картину.

— У нас режим, — бурчу в ответ и тянусь к ребенку.

Опередив меня, он аккуратно забирает у Маши остатки своего документа, а потом подхватывает девочку на руки.

— Кушать? — оглядывается на меня, а я лишь слабо киваю, не до конца веря в происходящее.

Дима чмокает малышку в щечку и направляется с ней прочь из кабинета. Очнувшись, следую за ними. Но на пороге мужчина вдруг резко останавливается, словно вспомнив нечто важное. Он устремляет на меня прищуренный медовый взгляд, испытующий и внимательный, а потом вдруг выдает:

— А что вы делали в моем кабинете?

Глава 3

— Осваивали новые территории, — как можно невозмутимее хмыкаю я. — Своя комната Маше наскучила, вот она и поползла «на разведку». Что еще ей делать целый день в четырех стенах?