Позволь ей уйти (СИ) - Монакова Юлия
К примеру, каменная лестница, спускающаяся к морю и выстроенная на деньги купца-мецената греческого происхождения Герасима Депальдо… В детстве она казалась Пашке бесконечной! Его любимым развлечением было считать ступени, стремительно сбегая по ним вниз. Среди девчонок пользовалась особой популярностью жалостливая легенда: якобы Депальдо построил эту лестницу для своей чахоточной дочери, чтобы облегчить ей спуск к морю. Но подтверждения этой теории в архивных документах так никто никогда и не нашёл.
Или домик Чехова — место, где родился и провёл первые годы своей жизни классик мировой литературы… Дом не пострадал даже во время войны, в период оккупации, грабежей и мародёрства: своеобразной охранной грамотой музею послужил тот факт, что Ольга Книппер-Чехова состояла в родстве с первой кинодивой Германии.
А парк Горького с любимыми аттракционами!.. В годы оккупации немцы устроили здесь лесопилку и вырубили лучшие деревья, а под одной из стен парка хоронили своих убитых солдат, устанавливая над их могилами берёзовые кресты…
Карусель “Фигурная” была обожаема всей малышнёй. Ходили слухи, что строить её помогали те самые немцы уже после окончания войны, но никого из ребят это не волновало. Лошадки, слоники, верблюды и олени — вот что было по-настоящему интересно! Именно на этой карусели мечтал бесконечно кататься Пашка после того, как выйдет на пенсию. Именно после неё Милке однажды стало плохо — и выяснилось, что у неё совершенно никудышный вестибулярный аппарат…
Проблемы с этим самым вестибулярным аппаратом и сыграли с ней в один прекрасный день жестокую шутку.
Милку не особо любили сверстники. Едкая, независимая, колючая, не ставящая чужое мнение ни в грош — она многим была как заноза в заднице, однако отлупить или хотя бы просто проучить её хорошенько никто не решался. Девчонки ограничивались злобным перешёптыванием за глаза, пацаны же считали, что позорно драться с “бабой”. Да и Пашка Калинин, с которым Елисеева всегда ходила парой, мог в ответ за свою подружку и морду набить, а связываться с этим психом, как всем было известно, — себе дороже.
Все прекрасно знали, что Милка не катается на аттракционах. Никогда! Её начинало зверски тошнить даже после слабеньких раскачиваний туда-сюда на простой верёвочной качели. При этом сил у неё в принципе было достаточно, бегала она довольно быстро, не задыхалась и не хваталась моментально за бок, как другие девчонки во время уроков физкультуры… но любое головокружение провоцировало тошноту. Когда весь её класс дружно мчался на карусели, она смирно сидела на лавочке, поедая мороженое. В один из таких моментов, когда одноклассники толпой унеслись на “Сюрприз”, к Милке и подкрался Виталик Семенихин по прозвищу Ссыкло…
Если Милку не любили в детдоме, то Семенихина попросту презирали. Ушастый, нелепый, трусоватый и подлый — идеальный объект для насмешек, и Милка часто и щедро его ими осыпала. В глубине души Виталик ненавидел девчонку лютой ненавистью и мысленно придумывал для неё самые изощрённые планы мести. Сейчас же его внезапно озарило: Елисеева осталась одна, без своего верного телохранителя Пашки, другого такого удобного случая может больше не представиться!
Семенихин бесшумно подкрался сзади к лавке, на которой сидела Милка, и, не дав девчонке опомниться, цепко обхватил её руками, чтобы не позволить вырваться.
— Дурак, — взвизгнула Милка, повернув голову и узнав одноклассника. Она не испугалась, скорее разозлилась, и тут же попыталась сбросить его руки и подняться на ноги, но он приклеился к ней со спины, точно пиявка. — Пусти сейчас же, Ссыкло поганое!
— Сначала покружу тебя немного, — отозвался он, широко ухмыляясь.
Милка вмиг похолодела.
— Нет… нет! — вскрикнула она и забилась в его руках, пытаясь высвободиться, но он, не давая Милке больше времени на то, чтобы сориентироваться и защитить себя, быстро-быстро закружился с ней вместе вокруг своей оси. Это было, в общем, не так уж и сложно даже для такого дохляка, как Семенихин — Милка весила как птичка.
— Нет!!! — завизжала девочка, уже близкая к истерике и начинающая задыхаться. Она отчаянно пыталась притормозить это бешеное вращение, упираясь в землю слабеющими ногами в пыльных сандаликах. Но всё было тщетно: ноги безвольно болтались, словно варёные макаронины.
— Пожалуйста… не надо!!!
А Семенихин всё кружил и кружил её, пользуясь тем, что все остальные на аттракционе.
Милка перестала орать. В висках у неё ломило, желудок сжался в тугой комок, неумолимо выталкивая всё своё содержимое, которое уже подкатило к горлу, чтобы вот-вот вырваться наружу… она просто зажимала себе рот обеими руками, осознавая, что умирать, наверное, куда легче, чем испытывать вот такие муки.
Выбившись из сил, Семенихин наконец разжал руки и отпустил её, практически уронил. Милка безвольным кулем свалилась на землю, царапая локти и колени до крови, но не замечая этого. Она хватала ртом воздух и шумно и часто дышала, борясь с дикими волнообразными приступами тошноты. Ей не хотелось, чтобы её опять вывернуло при всех — как тогда в пять лет после карусели, это было позорно и стрёмно, над ней в тот день вся группа смеялась…
И в этот самый миг на обидчика внезапно, будто смерч, налетел Пашка.
=28
Инспектор по делам несовершеннолетних Юлия Константиновна Ловыгина считала себя профессионалом, умеющим найти подход к любому, даже самому трудному, подростку. Но весь её опыт разбивался сейчас вдребезги об упрямство мальчишки, который сидел напротив и упорно избегал её взгляда. Целый час она тщетно пыталась разговорить его, выяснить, что послужило причиной столь зверского избиения одноклассника, но так и не добилась ни одного вразумительного ответа. Пацан либо откровенно хамил, либо врал ей в лицо. Директор детского дома номер девять Татьяна Васильевна Высоцкая, которая присутствовала при беседе, то и дело шумно пила воду из графина и расстроенно сморкалась в бумажные салфетки.
— И всё-таки, Паша… — уставшая Юлия Константиновна предприняла ещё одну попытку. — До этого у тебя были конфликты с Виталием Семенихиным? Может, он сделал тебе что-то плохое…
Пашка неопределённо дёрнул плечом. Конфликты? С этим Ссыклом? Да у него кишка тонка, чтобы нарываться. Ну, получал затрещины время от времени, и не только от Пашки…
Однако вслух он по-прежнему ничего не сказал.
— Паш, ну может, он обозвал тебя как-нибудь? Плюнул? Подножку поставил? — не выдержала Высоцкая, прекрасно зная характер обоих своих воспитанников. — Ну не мог же ты вот так просто… без причины…
— Не было никакой причины, — тихо ответил Пашка. Ещё не хватало, чтобы сюда впутывали Милку. Чтобы её тоже допрашивали… Этот урод обидел её — и получил по заслугам! Точка.
— Без всякой причины ты превратил лицо своего одноклассника в кровавое месиво? — Юлия Константиновна покачала головой. — Ну уж мне-то хотя бы не ври. Хорошо ещё, без глаз пацана не оставил. А вот нос и губы ему разбил, зуб выбил… Ты понимаешь, что мог его всерьёз покалечить?! — она в утрированном ужасе округлила глаза.
Пашка облизнул сухие губы и шумно сглотнул.
