Думать не будем пока ни о чем (СИ) - Субботина Айя

Высовываюсь в коридор, набираю в легкие побольше воздуха и кричу:

— Телефон!

На часах начало первого. Это у нас то ли очень поздний ужин, то ли очень ранний завтрак, а нормальные люди в основном спят. В такое время звонить без причины не стали бы даже пьяные друзья.

— Кто там? — кричит в ответ Антон. — Я тут без трусов, сорян.

Господи боже.

Я одновременно и краснею от стыда, и глупо смеюсь от этой обезоруживающей раскрепощенности. Мне самой этого ужасно не хватает. Я все время зажимаюсь, обдумываю, додумываю, представляю, что буду выглядеть глупо и смешно, если позволю себе сделать то, что хочу.

Руки у меня в зелени, из которой я как раз нарезала заправку в рыбный суп, так что обхожу стол стороной, смотрю на экран. Фото звонящего нет.

— Тут только буква «Н», — кричу я.

Странный, конечно, способ заносить имена в телефонную книгу, но кто их, следователей, знает? Может, это нормальная практика, в том числе и от случайного глаза.

— Отключи, — просит Антон. — Если еще раз позвонит — сбрось.

Кажется, ругается?

Но неугомонный «Н» набирает снова и снова, а я снова и снова сбрасываю. Это как игра в «переупрямь другого» — даже азарт берет.

А еще через пару минут, когда звонки прекращаются, Антон появляется в кухне с довольной улыбкой, уже почти сухими волосами, с подправленной до маленькой бородки щетиной и в уже знакомых мне домашних штанах и белой футболке.

— Блин, вкусно пахнет, женщина! — Он гремит крышками, быстро изучая, что я готовлю на ужин. — А пуговицы пришивать умеешь?

Киваю и показываю носом в сторону тяжелой каменной ступки, которая у него стоит сиротливо в «окошке» между кухней и гостиной. Сто лет себе такую же хотела, но когда попадалось — не было лишних денег, а когда были деньги — не попадались ступки. Так что сейчас я отрываюсь, разминая смесь душистых перцев и кориандр.

— Вот же… — матерится под нос Антон, что-то разглядывая в телефоне.

— Проблемы? — искренне беспокоюсь я. — Уже почти все готово, выключать через пять-десять минут. Я могу вызвать такси, если у тебя что-то срочное.

— Малыш, — он бросает телефон в первый же ящик, — у меня сейчас только две срочных вещи — ужин и секс с тобой. Я могу корчить ёбаря-террориста и рычать, что трахаться мне приспичило вот прям сейчас, но на самом деле прямо сейчас я хочу ужин, чай и посмотреть пару серий «Войны клонов»[10].

— Так не бывает, — сияю я.

— Ну да, мужики в тридцать пять обычно не смотрят мультики, — явно иронизирует Антон.

Он не играет мускулами, не корчит из себя альфа-самца, не подбирает слова, а говорит то, что думает. Он настолько обычен, прост и сложен одновременно, что я все же поддаюсь импульсивному желанию и, пристав на цыпочки, чмокаю его в приятно колючую щеку.

— Нет, мужчина, просто я тоже его смотрю.

Через десять минут, когда все готово, и на этот раз я даже превзошла себя, потому что соус к пасте получился ровно с той нотой базилика, которая не глушила вкус, но идеально оттеняла все остальные составляющие блюда, мы с Антоном в две руки сносим посуду в гостиную. На столике пара подставок под горячее — довольно потрепанных, но в этом есть своя прелесть уюта вещей с историей. Дизайнерский ремонт, конечно — это мечта, но до тех пор, пока ты не становишься его заложником. У Саши такой: дорогая квартира в модном ЖК на Орловского, три огромных комнаты, в которых хоть конем скачи, непонятные картины на стенах, какие-то статуэтки из магазина дорогого декора, подушки на стульях в тон дверце холодильника…

Я не могла там жить.

Я задыхалась в этом выхолощенном неживом порядке.

Мне не хватало капельки хаоса и тепла, которая появляется в доме вместе со связанными бабушкой круглыми ковриками на кресла, даже если они смешные и стоят три копейки. Мне не хватало возможности разбросать свои мягкие игрушки, потому что Саша любил приглашать коллег и важных людей, и мой «плюшевый детский сад» мог создать неправильное впечатление. Как будто моя подушка-утконос могла лечь грязным пятном на его репутацию знающего финансиста.

Когда мы разошлись, я не забрала ничего из вещей, которые успела перевезти — не так уж много, потому что хваталась за любой повод хотя бы на пару дней вернуться в свою квартиру.

И ни о чем не жалела. Только о смешных горшочках с китайского сайта, куда собиралась посадить смешные кактусы и разные карликовые растения. Если я хоть что-то знаю о Саше, то он отдал их своей маме, вряд ли уточняя, откуда они взялись.

У Антона все иначе.

Видно, что дом нуждается в том, чтобы его наполнили деталями: возможно, парой цветочных горшков, какой-то связанной вручную накидкой на диван с длинными кистями, вазами для мелочей, подносом «под старину», сделанным своими руками.

Но все равно здесь уютно.

И, возможно, дело совсем не в доме или в мелочах, которые, если прислушаться, могут много рассказать о своем хозяине.

Дело в том, что мы сидим на диване рядом — бедро к бедру. Едим, смотрим мультики и иногда обмениваемся комментариями или шутками.

Мне хорошо и уютно.

Настолько комфортно, что физический контакт не жалит кожу. Мне не хочется отодвинуться, придумать что-то про боль в боку и втиснуть между нами диванную подушку. Мне хочется сидеть так, чтобы чувствовать рядом тепло мужского тела, слышать запах мятного геля после душа и украдкой рассматривать профиль Антона.

За чем он меня и ловит, когда я так «залипаю», что не успеваю отвернуться.

— Все в порядке? — Он проводит ладонь по подбородку.

«Все отлично. Ты просто очень мне нравишься, и мне хорошо с тобой вот так, просто вечером, просто рядом, делать обычные вещи, чтобы потом вместе пойти мыть посуду, а потом оказаться в одной постели».

Я не произношу ни звука. И на последней мысли по спине ползет холод, потому что несложно угадать, что будет в постели. Сексуальный мужчина и бревно.

— Вроде ничего не сказал, а у меня чувство, что ты сейчас заплачешь, — хмурится Антон.

Мотаю головой, пытаюсь выдавить беззаботную улыбку или пошутить, но в голове только бессмысленный хлам.

Мне страшно до чертиков.

Потому что я знаю, чем все закончится. Возможно — даже скорее всего — этот мужчина будет более деликатным, чем Саша, и не обзовет меня «соской-ледышкой». Мой бывший почему-то решил, что лучший способ помочь мне избавиться от неловкости от собственной женской несостоятельности — высмеять ее. Я не любила его, к счастью, иначе это прозвище размазало бы меня по стенке тонким слоем унижения.

Но я — это я.

В моей жизни было двое мужчин, и о первом я вспоминаю в холодном поту, до сих пор просыпаясь от ночных кошмаров и испытывая жуткую боль между ног. Саша был вторым, и наша с ним сексуальная жизнь была чем-то вроде обязательного еженедельного ритуала для него и трудовой повинности для меня. От которой, порой, просто тошнило и выворачивало.

Я отодвигаюсь на расстояние полуметра, поправляю очки и еще раз пытаюсь улыбнуться. Самое время сказать, что для меня это все слишком быстро, что я не рассчитала свои силы, когда согласилась провести с ним пару дней. Самое время сделать хотя бы одну правильную вещь: остановиться до того, как «ледышка» все испортит.

Эта пара встреч будут лучшими воспоминаниями в моей жизни.

Сейчас я могла бы подписаться под этим кровью и приложить осколок души. 

Глава шестнадцатая: Йен

Мари Краймбрери — Он тоже любит дым

«Мама — разговоры начистоту.

Мама, у него руки все в тату…»

— Мне лучше поехать домой, — говорю я, слишком резко вскакивая с дивана, когда на миг кажется, что Антон пытается до меня дотянуться.

Только через секунду доходит, что он так и сидит на своем месте и вряд пошевелил хоть пальцем.

— Малыш, два часа ночи, — на удивление спокойно и без раздражения напоминает Антон. Убирает тарелку на стол, ставит мультфильм на паузу. — Слушай, я пошутил про секс сегодня. Вернее, это необязательное условие. Не хочешь — ничего не будет. Я не собираюсь тебя насиловать, Очкарик.