Последний поцелуй (ЛП) - Клэр Джессика
Я поднимаю одну руку и осторожно касаюсь кончиками пальцев самого дальнего конца его эрекции покрытой тканью. Она оказывается твёрдой, неприступной, будто хочет избежать ограничивающих её брюк. Я скольжу кончиками пальцев по всей длине, измеряя его рукой и размышляя об ощущениях. Мне это нравится. Безопасное прикосновение и знание того, что я свожу его с ума. Это совершенно непохоже на мой сексуальный опыт, полный потных тел и ужасных жидкостей.
– Интересно, могут ли абсолютно одетые люди иметь секс? – размышляю я.
Эта мысль кажется мне интересной.
Василий сказал какое-то слово на русском над моей головой. Это звучит как эпитет, а не счастливый возглас.
И сразу же я чувствую, что совершаю ошибку. Василий смотрит на меня таким интенсивным и личным взглядом, что я не могу сопротивляться. Чувствую себя обнажённой под его взглядом. Быстро моргнув, я отвожу взгляд и убираю руки себе на колени.
Момент упущен. И не знаю, хочу ли я его вернуть. Просто хочу, чтобы Василий перестал смотреть на меня, пока чувствую себя такой уязвимой. Не знаю, что делать, когда он так смотрит на меня.
В этот момент кажется, что весь мир висит на волоске. Затем Василий грубо отталкивает мою покрытую химией голову, срывает несколько бумажных полотенец и вытирается.
– Я вернусь, когда придёт время смывать, – сочно говорит он и вырывается из крошечной ванной.
Глава 11
Василий
Она искусительница.
Я расхаживаю по маленькому салону, потому что не могу присесть даже на мгновение. Горячая кровь в моих венах зовёт меня в туалет, но разумом понимаю, что в том направлении лежит только опасность. Хотел бы я окунуться в ванну с ледяной водой. Или ещё лучше окунуть мой тяжёлый больной член.
Прижимаю тыльную сторону ладони к моему паху, но дискомфорт не смягчается. Моё собственное тело насмехается надо мной, и его не успокоить рукой. Вместо этого боль задерживается, как рана, которая никогда не заживёт.
Я пытаюсь отвлечь себя. Открываю ноутбук и бронирую номера в трёх разных отелях. Не уверен, где наш контакт, и какой вариант будет лучше. Не могу толком сконцентрироваться, потому что кровь сейчас в паху. Мой член пульсирует с каждым биением сердца.
– Василий? – зовёт она непонятным голосом.
– Да, что?
Смотрю на часы, прошло несколько минут. Она ещё не готова к смыванию краски. И конечно, мне нужно больше времени, чтобы собрать своё самообладание.
– Ты злишься на меня? Мои прикосновения тебе задели?
– Нет, ты...
Я ищу подходящее слово в своём словаре, чтобы описать её. Опасная? Да, но не в злом смысле, как мне кажется. Прикосновение её рук к моим бёдрам, предварительная любопытная ласка моего члена, всё говорит о ней, как о женщине, у которой мало опыта.
Она чего-то хочет от меня, но не знает, как спросить. Но я знаю, что она не та женщина, которую можно взять и быстро трахнуть в уборной. Глубоко вздыхаю, затем ещё раз. А затем ещё раз, чтобы снизить давление. Я не тот человек, которого могут поработить желания. Я могу и буду сопротивляться искушению.
– Нет, Наоми. Твои прикосновения были... отличными, – заканчиваю я, наконец.
Скажи я ей правду, что её прикосновение заставляет меня сходить с ума, это слишком мощное оружие, чтобы позволить ей обладать им. Независимо от того, сколько раз я говорю своему телу, что не хочу её, моё возбуждение не контролируется мозгом. Она не реагирует. Будто воздух жаждет моих сожалений.
Её присутствие незримо притягивает меня. Плюшевый ковёр-самолёт смягчает мои шаги и заглушает подход. Это единственное оправдание, которое я могу придумать для сцены, открывшейся передо мной. Наоми опрокидывает голову на стену, несмотря на то, что тёмная краска оставляет коричневые разводы на кремовых стенах. Её тонкая шея обнажена, а сухожилия у горла и ключицы выпячены.
Её веки плотно закрыты, а руки... о, Господи Иисусе. Её руки у неё в брюках. Но на лице выражения разочарования, когда она нажимает рукой на кнопку, которую не может найти.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Я падаю на колени рядом с ней, облокачиваясь одной рукой об стену, а другой об раковину. Может, эти стены удержат меня, если я не успокоюсь. Все предупреждения, что я себе даю, исчезают. Перед лицом этого эротического видения я беспомощно попадаю в сеть.
«Возьми меня», – безмолвно умоляю я. Я весь твой.
– Наоми, – хрипло говорю я. – Ты хочешь?
Она открывает глаза, и к моему ужасу, они бегают. На короткое мгновение, её взгляд встречаются с моим, полным желания.
– Ты не можешь меня трогать, – кричит она. – Это не сработает.
– Эксперимент, который ты проводишь? – мягко спрашиваю я.
Она торжественно кивает.
– Я пробовала это один раз. Это было ужасно. Был презерватив для его пениса, но не для всех наших тел. Я едва прошла через это.
Я подавляю дрожь. Мои собственные ранние переживания, связанные с противоположным полом, были запутаны, полны отвращения к себе и нежелательной похоти. Я научился бояться секса и возненавидел. Позже, когда взял всё под контроль, я нашёл удовлетворение в сомнительных отношениях. Мне потребовалась боль и почти незаинтересованность моего партнёра.
Мне не нравится, что Наоми испытывает такие чувства к сексу. Для неё он должен быть замечательным, как пишут в книгах. Я бы очень хотел, чтобы так было, но это невозможно. Она испытывает притяжение ко мне, и я мог бы помочь ей. Если бы смог доставить ей удовольствие, это было бы хоть что-то хорошее в моей скудной жизни.
– Тебя пугает инфекция? Или тебе кажется секс нечистым?
– У меня слабо выраженная мизофобия, – признаётся она.
– Я не знаю этого слова.
– Это означает боязнь микробов. Меня не парализуют микробы, как настоящих мизофобов. Мне просто не нравится прикасаться к людям, и что люди прикасаются ко мне. Они распространяют свои микробы так же, как распространяется запах ужасного одеколона или луковое дыхание от гамбургера из фастфуда. Большинство прикосновений – это свет. Как руда, проходящая по кончикам волос, почти как жучок.
Я обдумываю её слова. Она не говорит, что ей не нравится, когда её трогают, но ей не нравятся определённые прикосновения. Я снова задаю вопросы, чтобы лучше понять.
– Но это никак не связано с религией? Твоя мать, или кто-то близкий не учили тебя, что твоё тело нечистое?
– Нет. С моим телом всё в порядке. Я невосприимчива к своим собственным микробам.
Она слегка потирает себя, словно проверяя свои ощущения. Мой взгляд, как магнит, прикован к её движениям.
– Но иногда... я не всегда могу довести себя до оргазма только пальцами. Мне нужно больше давления и вращения быстрее, чем я могу двигать пальцами.
Она вздыхает, будто сдаётся. Нет, так не пойдёт.
– Возможно, тебе нужно более крепкое и быстрое прикосновение, чем-то, что можешь сделать ты сама, – говорю я.
– Да, мне не нужно, чтобы оно было проникающим. Только на клиторе.
Она постукивает по верхней части своих штанов, а я дрожу от удивительной необходимости.
– Ты позволишь мне помочь?
– Как? – спрашивает она с подозрением, но заинтригована.
Трудно говорить. Каждый орган моего тела от языка до члена раздувается от волнения. Так близко, что я могу почувствовать запах её возбуждения. Дыхание через рот вместо носа не помогает. Это почти, как попробовать её на вкус. Я наклоняюсь вперёд.
– Я промою тебе волосы, а затем буду мыть руки в течение пяти минут. Столько хирурги тратят на умывание перед операцией. Ты сможешь засечь время. Потом я прикоснусь к тебе только своими пальцами так, как ты захочешь, и как тебя обрадует, – с надеждой я затаиваю дыхание, наблюдая, как она рассматривает моё предложение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})– Как я трогала тебя? Под одеждой?
– Под и без. Всё, что пожелаешь. Но я бы предположил, что твоя одежда содержит в себе больше токсинов, чем твоя нежная и чистая кожа.
Это предложение полностью продумано мною, надеюсь, такая линия рассуждений сработает.