Сесилия Ахерн - Подарок
Но удара не последовало. Напротив — она словно сжалась, сникла и, покинув поле боя, поспешила к ребенку.
Нащупав пульт, Лу нацелил его, как пистолет, на телевизор и сердитым щелчком выключил его. Потные, затянутые в эластик бабы сначала сократились в размерах, превратившись в световое пятнышко в середине экрана, а потом и вовсе исчезли.
Он притянул к себе тарелку с яблочным пирогом и стал отщипывать от него кусочки, недоумевая, как быстро, стоило ему только переступить порог, началась эта ссора. Окончится она тем же, чем обычно кончались все ссоры: он ляжет в постель, а она будет уже спать или притворяться, что спит, и не пройдет и нескольких часов, как он проснется, усталый, невыспавшийся, примет душ и отправится на работу.
Он вздохнул и только тут, за собственным вздохом, различил уже не плач Пуда на мониторе, но потрескивание прибора. Он уже собирался его выключить, но, услышав какие-то новые шумы, прибавил звук. Кухню заполнили приглушенные рыдания Рут, и сердце у него защемило.
9. Мальчишка с индейкой 2
— И вы отпустили его? — ворвался в мысли Рэфи мальчишеский голос.
— Что? — Рэфи мигом стряхнул с себя задумчивость и вновь обратил внимание на сидевшего через стол от него подростка.
— Я говорю: и вы его отпустили?
— Кого?
— Того, богатенького, в шикарном «порше». Он превысил скорость, а вы его отпустили.
— Нет, не отпустил.
— Отпустили! Ни прокола ему не влепили, ни штрафа, ничего. Просто дали ему уйти. Вот всегда так с вашим братом — только богатых защищаете. Был бы я на его месте, вы бы меня в тюрьме сгноили. Я всего лишь индейку эту несчастную в окно бросил, так в участке уже целый день сижу. И не в будни — в Рождество, и вообще.
— Прекрати скулеж, ты прекрасно знаешь, мы ждем твою мать, а то, что она не торопится, — не моя вина.
Паренек нахохлился и замолчал.
— Итак, вы поселились здесь недавно. Вы приезжие?
Паренек кивнул.
— А где вы с матерью раньше жили?
— В Жопин-сити!
— Очень остроумно, — съехидничал Рэфи.
— Нет, вы скажите все-таки, почему вы этого, в «порше», мигом отпустили, — наконец прервал молчание паренек: видно, в нем возобладало любопытство. — Струсили или как?
— Не болтай ерунды, сынок. Я сделал ему предупреждение. — Рэфи выпрямился на стуле, словно приготовившись к обороне.
— Но это ж незаконно. Вы должны были влепить ему штраф. Он же мог сбить кого-нибудь, если летел как сумасшедший!
Взгляд Рэфи потемнел, и мальчишка счел за лучшее прекратить поддразнивание.
— Так ты хочешь узнать продолжение или не хочешь?
— Ага, хочу. Продолжайте. — Мальчишка подался вперед над столом и подпер рукой подбородок. — Все равно делать нечего. — И он улыбнулся нахальной улыбкой.
10. На следующее утро
В 5.59 Лу проснулся. Вечером все шло как обычно: когда он забрался в постель, Рут лежала к нему спиной, плотно укутанная в одеяло и недоступная, как изюмина в середине булочки. Поза ясная и красноречивая.
Лу не мог отыскать в себе достаточно нежности, чтобы ее утешить, перейдя за грань, что разделяла их в постели и в жизни, чтобы все наладить. Даже в студенческие годы, когда они так нуждались и жили в условиях хуже некуда, деля с другими студентами одну колонку и ванную, им и то было легче. Они спали на узкой койке в комнате, похожей на пенал, такой тесной, что даже разговаривать в ней было неудобно, но они это переносили легко, им даже нравилось находиться так близко друг к другу. Теперь же у них гигантская, шесть на шесть футов, кровать, такая широкая, что, лежа на спине и протянув руку, они еле-еле могут коснуться друг друга кончиками пальцев. Гигантское пустое и холодное пространство, которое не согреть никакими пледами.
Мысли Лу обратились к самому началу — ко времени его знакомства с Рут; тогда они, молодые, девятнадцатилетние, беззаботные, навеселе, отмечали окончание первой своей зимней сессии. Предвкушая несколько недель рождественских каникул и не слишком озабоченные полученными отметками, оба наслаждались веселым шоу в баре «Международный» на Уиклоу-стрит. После того вечера Лу поехал домой к родителям и все каникулы, каждый день, думал только о Рут. С каждым куском индейки, каждой блестящей конфетной оберткой, каждым спором во время очередной семейной игры в «Монополию» он возвращался мыслями к ней. Из-за нее он даже продул Марсии и Квентину игру в орешки. И сейчас, глядя в потолок, Лу улыбался, вспоминая эту их ежегодную забаву, когда, водрузив на голову бумажный колпак и высунув язык от усердия, каждый из них принимался считать оставшиеся на тарелке орешки от фаршированной индейки и занимался этим еще долгое время после того, как родители, встав из-за праздничного стола, уходили к себе. Марсия и Квентин объединялись, играя против него, но он, благодаря своему рвению или, как сочли бы некоторые, одержимости, оставался непревзойденным. Однако в тот год Квентин сравнял счет, а потом и победил его, потому что зазвонил телефон, и оказалось, что это она, что она звонит Лу. Детские забавы были в ту же минуту брошены, потому что он стал мужчиной, по крайней мере теоретически. Стал ли он им тогда практически — можно было подвергнуть сомнению.
Господи, как он, девятнадцатилетний, мечтал бы очутиться в будущем, как бы обеими руками ухватился он за такую возможность — лежать с ней в одной постели в красивом доме с двумя чудесными детьми, спящими в соседних комнатах! Она перевернулась на спину и теперь спала, слегка приоткрыв рот, и волосы ее сбились на макушке. Он улыбнулся.
Ту зимнюю сессию она сдала лучше него, что было не так уж трудно, но то же самое повторялось и следующие три года. Учение давалось ей легко, в то время как он должен был прилагать массу усилий, чтобы хоть как-то держаться на плаву. Он понять не мог, откуда у нее бралось время хотя бы сосредоточиться, уж не говоря о том, чтобы выучить что-то, — так много сил тратила она на все развлечения, какие только мог предоставить город. Каждую неделю они допоздна веселились на вечеринках, после чего ночевали бог знает где, на чьих-то пожарных лестницах, но наутро Рут была уже тут как тут на первой лекции, да еще и с выполненным домашним заданием. Она успевала делать все одновременно и во всем оказывалась первой, органически не переваривая безделья и сидения сложа руки.
Ее тянуло к приключениям, к рискованным авантюрам, ко всему экстремальному. Он был повседневностью, она же — душой любого сборища и смыслом каждого дня.
Всякий раз как он проваливал очередной экзамен и был вынужден готовиться к переэкзаменовке, Рут приходила ему на помощь — писала рефераты и конспекты. Каждое лето она превращала подготовку к экзаменам в увлекательную игру, назначала призы и штрафы, придумывала блицтурниры из вопросов и ответов и викторины. Она наряжалась в яркие костюмы, изображая хозяйку лотереи или ведущую телевикторины, и раскладывала перед ним заманчивые предметы, которые он мог выиграть, правильно ответив на вопросы. Она вела подсчет очков, писала карточки с вопросами, обеспечивала музыкальное сопровождение и в случае его успеха разражалась аплодисментами в качестве публики. Ставилось на кон и съестное. Хочешь получить коробку попкорна — так будь любезен, ответь на такой-то вопрос.
