Вирджиния Эндрюс - Руби
Бабушка села и долго смотрела вдаль, как будто забыла, что я нахожусь рядом. Я ждала, сложив на коленях руки и прислушиваясь к бешеному стуку моего сердца.
– В твоей матери всегда была сумасбродность, – начала бабушка. – Может, давала о себе знать кровь Ландри, а может, все дело в условиях, в которых она росла – всегда близко к диким созданиям. В отличие от большинства девочек ее возраста, она никогда ничего не боялась на болоте. Она могла подобрать змееныша так же легко, как срывала маргаритку.
Еще совсем маленькой твой Grandpere Джек брал ее с собой, куда бы ни отправлялся на протоке. Она с ним рыбачила, охотилась, толкала шестом пирогу, когда подросла достаточно, чтобы стоять в лодке и втыкать палку в ил. Я думала, она будет сорванцом. Однако, – бабушка взглянула на меня, – я ошиблась. Может, было бы даже лучше, если бы она была менее женственна.
Она быстро выросла, рано повзрослела, и ее темные глаза, ее длинные, мягкие, такие же, как у тебя, густые рыжие волосы очаровывали одинаково и парней и взрослых мужчин. Я даже думаю, что она околдовывала птиц и животных болота.
– Часто, – бабушка улыбнулась своим воспоминаниям, – я замечала, что болотный ястреб поглядывает вниз своими зоркими в желтых обводках глазами, следя за ней, идущей вдоль берега канала.
Такая наивная, красивая, она стремилась прикоснуться ко всему, все увидеть и все испробовать. Увы, она была беспомощна перед более взрослыми хитрыми людьми, потому ее однажды и соблазнили отпить из чаши греховных наслаждений.
А к тому времени, как ей исполнилось шестнадцать, она была очень популярна, и кто только на протоке не приглашал ее куда-нибудь прогуляться. Каждый умолял ее оказать ему хоть какое-нибудь внимание. Я видела, как она дразнила и мучила тех из них, кто просто трепетал от ее улыбки, ее смеха, умирал от желания получить хоть какой-то намек на обещание.
Молодые парни старались ей услужить, даже устанавливали очередь, чтобы помочь деду, а он и не пренебрегал возможностью использовать несчастных, это уж точно. Он знал, что парни, батрача на него, надеялись заслужить благосклонность Габриэль, и они действительно помогали Джеку больше, чем собственным отцам. Это было гадко с его стороны, но он меня не слушал.
Как бы то ни было, но месяцев через семь после своего шестнадцатилетия Габриэль однажды вечером пришла ко мне вот в эту комнату. Она сидела как раз там, где сейчас сидишь ты. Едва я посмотрела на нее, я поняла, что мне нет необходимости слушать дочкин рассказ. Видеть ее насквозь было так же легко, как смотреть на мир через оконное стекло. Мое сердце затрепетало, я затаила дыхание.
«Мама, – сказала она, ее голос надламывался, – по-моему, я беременна».
Я закрыла глаза и откинулась на спинку стула. У меня было ощущение, что случилось нечто неизбежное. То, чего я боялась и предвидела, все-таки случилось.
Ты знаешь, мы, католики, не обращаемся к подпольным хирургам и не делаем абортов.
Я спросила ее, кто отец ребенка, но она просто покачала головой и убежала. Позже, когда Джек приехал домой и все узнал, он просто обезумел. Он избил дочку до полусмерти, прежде чем я его удержала, но все же узнал имя. – Бабушка медленно подняла на меня глаза.
Я стояла как громом пораженная, кровь бешено пульсировала в венах, в ушах гудело.
– Кто он, Grandmere? – Мой голос надломился, а горло перехватило.
– Это был Октавиус Тейт, он соблазнил твою мать, – ответила бабушка, и снова будто громом потрясло наш дом, сами основания нашего мира, хрупкие стенки моего сердца готовы были вот-вот расколоться. Я не могла говорить, я не могла задать следующий вопрос, но бабушка решила, что я должна знать все.
– Grandpere Джек пошел прямо к нему. Тогда Октавиус был женат меньше года, и еще жив был его отец. В те времена твой дед был еще более азартным игроком, чем сейчас. Просто не мог пройти мимо игры в бурре, хотя именно он чаще других пополнял кон. Однажды он проиграл свои сапоги, и ему пришлось идти домой босиком. А в другой раз он поставил на кон золотой зуб и должен был позволить кому-то выдернуть этот зуб клещами. Вот таким игроком он был, да и теперь не лучше.
Во всяком случае, он заставил Тейтов заплатить ему за молчание, а часть сделки заключалась в том, что Октавиус возьмет ребенка и вырастит его как своего. Что он сказал своей молодой жене и как они договорились между собой, мы никогда не знали и не интересовались.
Я скрыла беременность твоей матери, затягивая ей живот, когда на седьмом месяце его стало видно. К тому времени наступило лето, и ей не нужно было ходить в школу. Мы держали ее в доме большую часть времени. В последние три недели она не выходила из дому, а всем мы говорили, что дочка поехала навестить своих кузин в Иберию.
Родившийся здоровый мальчик был передан Октавиусу Тенту. Джек получил свои деньги и спустил их меньше чем за неделю, но секрет был сохранен.
– То есть до нынешнего дня, – проговорила бабушка и опустила голову. – Я надеялась, что мне никогда не придется рассказывать тебе об этом. Что потом сделала твоя мать, ты уже знаешь. Мне бы не хотелось, чтобы ты думала о ней плохо, да и о себе тоже. Но я никогда не предполагала, что ты и Поль… станете не только друзьями, – добавила старушка. – Когда я увидела, что вы целуетесь, там, у его машины, я поняла, что мне следует все рассказать, – закончила она.
– Значит, мы с Полем родные брат и сестра? – задыхаясь, спросила я. Бабушка кивнула. – И он ничего не знает об этом?
– Я же сказала, мы не знаем, как поступили Тейты.
Я закрыла лицо руками. Слезы обжигали мне веки, они, казалось, огненным потоком прорвались внутри меня, добрались до самого желудка. Я дрожала и раскачивалась из стороны в сторону.
– О Господи, это ужасно, о Господи, – стонала я.
– Теперь ты понимаешь, почему мне пришлось рассказать тебе об этом, моя дорогая Руби? – спросила бабушка Катрин.
Я чувствовала, как сильно она была встревожена своим откровением, как переживала, видя мое страдание. Я быстро кивнула.
– Ты не должна допустить, чтобы ваши отношения зашли дальше, но пересказывать мои слова Полю – не твоя забота. Это должен сделать его отец.
– Но это убьет Поля, – покачала я головой. – Это разобьет его сердце, как разбило мое.
– Тогда не говори ему, Руби, – посоветовала бабушка Катрин. Я взглянула на нее. – Просто пусть все это закончится.
– Как, Grandmere? Мы так сильно нравимся друг другу. Поль такой нежный и добрый, и…
– Дай ему понять, что ты больше не интересуешься им в этом смысле, Руби. Отпусти его, и он довольно скоро найдет себе другую девушку. Он красивый мальчик. Кроме того, его родители причинят ему еще больше огорчений, если ты его не отпустишь, особенно отец. И добиться тут можно только одного – развала семьи Тейтов.
