Татьяна Алюшина - На грани счастья
— Можно нырнуть с яхты, там и лесенка для этого предусмотрена. По крайней мере, потрясенных зрителей будет только двое: капитан и его помощник.
Они вернулись поздно, усталые, немного загоревшие, просолившиеся от морских брызг.
Власов поплавал на обратном пути, нырнув с борта яхты под громкое, как и предупреждала Даша, обсуждение команды, потом они ели закопченную рыбу вкусности непередаваемой, запивали презентованным вином, и Дарья задремала, убаюканная ровным покачиванием яхты.
Игорь традиционно уже проводил ее до калитки, вручил незабытые цветы, упакованную в большую картонную коробку рыбу и бутылку шампанского, не распечатанную ими.
— Спасибо, Дашенька, за прекрасно проведенный день, — прощался он, целуя ей руку. — Завтра в двенадцать, как обычно, у калитки.
— Это вам большое спасибо за проведенный лень, Игорь Николаевич, а за рыбу отдельное огромное спасибо! А что, завтра опять в море?
— Нет, завтра мы с вами едем в Геную.
— Однако! — подивилась Дарья. — Ну, в Геную так в Геную, не в Васюки же!
Оказалось, Дарья знала очень много об этом городе, о его истории и взяла на себя функцию экскурсовода.
Еще один потрясающий день!
Всю дорогу до Генуи они практически не разговаривали, наслаждаясь видом, от которого трудно было оторвать взгляд. И, выйдя из машины, как-то сразу подпали под очарование города, словно провалились сквозь время.
Дашка принялась рассказывать, показывать и делала это с таким увлечением, что он заразился ее любовью к этому месту. Они бродили по улочкам, переулкам, заходили в лавочки и современные магазины, сидели в кафе, посмотрели недолго ярмарочное представление на площади. Снова бродили, долго сидели на лавочке, завороженные сказочным видом, и, пойдя дальше, набрели на уютное кафе и пообедали.
Он купил приглянувшуюся ей легкую шаль и тут же намотал Дарье на голову. Она звонко смеялась, разглядывая себя в витрины. Шаль подхватило и унесло ветром, и они догоняли хохоча, пока пожилой прохожий не поймал ее и не отдал Дашке. Она уговорила Власова на небольшую экскурсию на катерке вдоль берега и переводила ему все, что рассказывала экскурсовод, пока та раздосадованно на чисто русском языке не остановила Дарью:
— Дамочка, не надо делать за меня мою работу, вы мне мешаете! Для перевода у нас есть специальные наушники с записями, они продаются на причале!
И они, как нашалившие дети, хихикая, сбежали на верхнюю палубу, просто смотреть на проплывающий мимо берег без лишних пояснений.
Он не мог остановиться, покупал ей всякие безделушки, украшения, мороженое, какие-то местные сладости с лотков, цветы, она хохотала заразительным хрипловатым смехом, останавливала покупной разгул, даже ругалась немного, а он млел от кайфа и прозрачной радости внутри.
Они так нагулялись, что, возвращаясь, заснули на заднем сиденье машины. И ее голова лежала у него на плече, и во сне Власов дышал ее ароматом и улыбался.
Расставаясь у калитки дома, Дарья спросила:
— Игорь Николаевич, вы завтра во сколько уезжаете?
— В шесть вечера.
— А на завтра вы тоже что-то запланировали?
— Обязательно.
— А можно я предложу вам одну поездку? Здесь не очень далеко, часа полтора на машине, правда ехать придется в горы.
— Дашенька, да хоть пешком! — радостно согласился Власов.
— Это деревушка в горах, совершенно потрясающей красоты! Там выращивают особый сорт винограда, разводят коз, делают сыр и вино сказочной вкусноты. А еще женщины делают вышивки, это вообще фантастика. Все это можно купить, вы сможете привезти друзьям оригинальные подарки.
— Во сколько выезжаем? — улыбнулся краем губ Игорь.
— Давайте в десять, я специально раньше встану.
— Договорились.
Их принимали радушно — ну а как же! — громко, шумно, жестикулируя. И показали все, что гостям было интересно. Сводили на виноградники, продемонстрировали производство сыров, колбасы, отвечали на многочисленные вопросы Власова, а Дарья переводила без остановки.
Он накупил всего, что предлагали: и расшитые роскошной ручной вышивкой легкие мужские и женские рубахи, и длинные прямые женские платья, и головку твердого козьего сыра, и жесткую колбасу, и вино потрясающего аромата и вкуса…
Их усадили за стол, угощали, рассказывали, расспрашивали, и в какой-то момент местные женщины запели старинную многоголосную балладу.
И Власов, потрясенный силой и мощью этого хора, красотой песни, слушая, подумал, что в такой момент хорошо умирать… Когда ты переполнен величием красоты увиденного, пропущенного через себя и пережитого за эти дни и тебе напоминают о вечности и мимолетности жизни грустной, звучащей как церковная песнь, саднящей сердце балладой, плывущей между горами и высокими соснами.
Он еще чувствовал каждый миг, каждое проживаемое им здесь, рядом с Дарьей, мгновение, но уже прощался с ней, с Италией и всем тем, что переполняло его эти четыре дня…
И эта многоголосная печальная баллада была как точка в вырванном из суеты и жизни обыкновенной необыкновенном, похожем на сказку отдыхе.
— Я приду вас проводить, — уведомила Дарья, когда он помог ей выйти из машины у калитки дома.
— Буду очень рад, — сдержанно ответил Власов, передал ей кучу каких-то подарков, букет, купленный по дороге, поцеловал руку и уехал в гостиницу.
Он успел собраться, подтвердить вызов машины и поджидал Дарью в кафе возле гостиницы, потягивая напоследок превосходный кофе.
— Я не опоздала? — чуть запыхавшись от быстрой ходьбы, подошла к его столику Дарья.
Он встал, приветствуя, поухаживал, отодвинув и придвинув стул, когда она усаживалась, и подумал мимолетно, что ему будет не хватать этого ухаживания.
— Нет, не опоздали, у нас есть еще пятнадцать минут. Кофе?
— Да, наверное, — рассеянно согласилась она.
Власов сделал знак официанту, а Дарья вдруг заспешила словами:
— Я хотела поблагодарить вас, Игорь Николаевич, за чудесно проведенное время…
— Не надо, Даша, — перебил он. — Благодарить должен я.
И обрадовался, что вовремя подошел официант, принесший ей кофе.
Он не хотел обоюдных дежурных фраз, они испортили бы, разбили очарование. Он не хотел пустых разговоров, сопутствующих расставанию, — уезжающий уже мысленно в пути, а провожающий мается пустотой последних минут, ненужностью напутственных слов и торопится уйти.
У него все звенела в голове, а может, и в сердце звучащая в горной деревушке прощальная, переполненная грустью баллада.
Дашка его чувствовала, точно. Молча пила кофе, стараясь не смотреть на Игоря, и почему-то не было в их обоюдном молчании ни неловкости, ни неуютности, ни маеты несказанности.
