Полина Раевская - Каюсь
Кое-как поднявшись, забрали куртки и сели в такси, в котором нас уже ждали остальные девчонки. По дороге я узнала, что мы направляемся в какой-то крутой клуб. У кого-то был некий знакомый, и именно он должен был нас провести через охрану. Будучи в состояние очень далеком от адекватного, меня совершенно не интересовало в какое заведение мы едем и зачем. Я все еще хотела танцевать, а на остальное было плевать. В тепле меня развезло и начало клонить в сон, но тут мы подъехали к вышеупомянутому клубу и сон как рукой сняло. Я даже протрезвела слегка, когда увидела очередь у входа.
Мы вышли из машины, ветер обжег холодом мою разгоряченную кожу, вызывая мурашки. Я поежилась и обхватила себя руками. Я замерзла, и желание попасть внутрь стало нестерпимым. Пока одна из девушек пыталась дозвониться до того самого знакомого-проводника, мы курили( мое очередное открытие), пританцовывали, спасаясь от холода, шутили и громко смеялись. Время тикало, а очередь, казалось, стояла на месте. Некоторые люди уезжали разочарованные, другие, на шикарных тачках, именуемые Vip-клиентами, проходили без очереди.
Через час бесплодных попыток дозвонится пресловутому знакомому, наша компания сникла. Я так продрогла, что мне уже было все равно, где быть, лишь бы в тепле. Сознание немного прояснилось, и я начала оглядываться. Люди, ошалевшими взглядами сверлили двух громил у входа, периодически кто-то вставал на носочки для лучшего обзора. Я перевела взгляд на парковку, любуясь подъехавшими шикарными авто: красной, спортивной Audi и стильным, мощным, черно-белым Range Rover. Живут же люди!
Делать было все равно нечего, поэтому я рассматривала прибывшую элиту. Из ауди вышли высокая брюнетка в красном платье с лысым и крупным мужчиной в джинсах и спортивном пиджаке. Он был намного ниже своей спутницы на высоченных каблуках, но его это, видимо, нисколько не смущало. Они не торопились уходить и, посмотрев в сторону подъехавшего вслед за ними внедорожника, что-то сказали друг другу. Я тоже перевела взгляд на Range Rover и застыла. Дверь открылась, и из машины вышел мой «Александр». Я словно парализованная стояла с открытым ртом и пялилась на него, как дура. Он был одет очень просто — не в пример своим знакомым, которым что-то говорил, весело улыбаясь. На нем были брюки и пиджак темно-серого цвета. Я бы сказала: такой вальяжный, щегольской костюм — не строг и не официален. На спортивной фигуре этого мужчины он сидел потрясающе. Ослепительно белая рубашка подчеркивала загар и белизну зубов. Пепельные волосы немного отросли за прошедшую неделю и теперь видно — они вьются. Но больше всего меня поразила небритость на щеках, грозившая стать не сегодня-завтра самой настоящей бородой. Казалось, что мужчина с последней нашей встречи не брился, и если бы не его ослепительная улыбка, я бы его не узнала. Нет, ему, безусловно, шло. Это придавало мужественности, брутальности и, надо отметить, возраста. Теперь я могла смело дать ему тридцать пять лет.
— Эй, ты чего застыла? — ткнула меня вбок Лерка. Я нервно сглотнула и, кивнув на идущих к входу в клуб людей, ответила:
— Вон… видишь того блондина? Это тот самый мужик из Де Марко.
— Ни хера себе! Хорош. Секси. Я бы ему дала без вопросов, — Лерка ответила так, как и ожидалось. Я захохотала.
— Как собаке пятая нога нужна ты ему, — довольная Леркиным ответом, парировала я. Но в следующую секунду прокляла себя за то, что вообще заикнулась об этом. Мне всего лишь хотелось похвастаться: мол, смотри, какой мужик «уделяет мне внимание», но я не ожидала, что Лерка решит этим воспользоваться.
— Я-то нет, но вот ты… Попроси его, пусть проводит нас в клуб.
Я ошарашенно уставилась на подругу.
— Ты с ума сошла! Как ты себе это представляешь? — возмутилась я, нервничая.
— Очень просто. А что такого? Видишь, вас сама судьба сводит. Давай, а то он сейчас уйдет, а мы так и будем стоять здесь до утра. А так хочется потанцевать. Ну, пожалуйста, Януль! — умоляюще посмотрела на меня подруга, сложив руки в молитвенном жесте.
Я закусила губу и кивнула, не представляя, что буду делать дальше.
Боже, и зачем я только выдумала всю эту историю, что приглянулась ему? А вот будешь знать, как врать! — насмехался надо мной внутренний голос.
Я вышла из толпы. Мужчина с друзьями как раз подошел к охране. Меня затрясло от ужаса, сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда я, сама не понимая как, решилась и крикнула:
— Эй.
Но мой крик потонул в гуле голосов и доносящейся из клуба музыки.
Я сглотнула и крикнула еще раз, только на сей раз громко:
— Эй, блондин.
Все сразу же уставились на меня и «мой» блондин тоже. Я же широко улыбнулась, хотя хотелось сквозь землю провалиться, и помахала ему. Его брови взлетели вверх, он медленно оглядел меня с ног до головы. Я же, с застывшей на лице улыбкой-гримасой, продолжала ему махать. Но заметив, как помрачнело его лицо, а взгляд стал жестким, прикусила дрожащую губу, прищурила один глаз и как в замедленной съемке опустила руку под общий хохот.
Поскольку я еще была слишком пьяна, то только вопрошала, как можно быть такой дебилкой, а не молила высшие Силы о мгновенной смерти. Это надо же так опозориться!
Глава 5
«В жизни есть только две трагедии: не получить того, чего хочешь или же напротив — получить. Причем вторая страшнее первой».
Исходя из собственных наблюдений, я склонен согласиться со стариной Уальдом. В особенности это касается разбогатевшего быдляка. Страшное дело, когда бедолага заползает на вершину социальной лестницы. Философию нищего из него никакими деньгами не вытравишь. Но почему-то все склонны винить материальный достаток в распущенности богатеев. А ведь суть проблемы гораздо глубже. Бедность не только как социальное положение, но и бедность нравственная — корень всех зол. Этого товарища легко вычислить, будь он даже самым богатым человеком в мире. У него привычки быдляцкие не исчезают, а культивируются в еще большем масштабе. Он живет так, как будто последний день. Отличительная черта — не знание меры. И неважно в чем это проявляется: в насущных нуждах (еде, одежде, питье), в работе, в удовольствиях. Казалось бы, как так? Бедняга не знает меры, когда у него никогда ничего не было. А суть в неумении дозировать, откладывать на «черный день», потому что он всегда «черный». И как только что-то появилось, нужно «жрать» пока не лопнешь, а то ведь завтра может и не быть.
И вроде бы, да и хер с ним. Заработал, имею право, никому ничем не обязан! Хочу жрать —жру, хочу баб — трахаю, хочу работаю — хочу нет. А кто спорит? Бога ради! Только это на первых порах кружит голову, а потом начинается: «жизнь мне приелась, ничего не радует…» и т.д. и т.п. Вот в этом и заключается трагедия жизни — когда получаешь то, что хотел. Но я опять же повторю, это касается быдляка. А так сложилось, что чаще всего он из простого народа. Вокруг меня множество таких, да я и сам из семьи бедолаг по большому счету, если сравнивать с нынешним моим положением. Но еще в юношестве уяснил простую истину: знание меры — основа довольства жизни.
Умение жить так, чтобы наслаждаться жизнью — это особое искусство, точнее говоря, даже труд.
Такие мысли проносились в моей голове, пока я стоял в пробке, направляясь в клуб моего знакомого. Он сейчас кислым голосом толкал пафосные речи о том, как все осточертело: Монте Карло – херня, мисс «90-60-90» — херня, Ламборджини — херня, мидии — херня, жизнь — херня.
— Саныч, ты понимаешь, ни в чем не вижу смысла. Вот даже в бабах, — захохотал он. Я хмыкнул. Уж если Диман в бабах разочаровался, то это уже серьезно.
— Вроде красивая, все при ней, — продолжал он, — а я понимаю, что мне насрать! Ты представь, до чего я дожил?! МНЕ НАСРАТЬ! Все на одно лицо и такие суки. Че это? Кризис среднего возраста? Вот ты сейчас, наверно, смеяться будешь, но я тебе серьезно!
— Да понимаю, Диман, что уж в этом сложного? – я усмехнулся, маневрируя в потоке машин и постукивая по рулю пальцами в такт тихо играющего инструментального джаза.
— Хер ты меня поймешь. Заведешь свою шарманку, что я быдляк или кто там… и баста. Знаю я тебя. Предупреждаю, сегодня я на эту философскую х*йню не расположен, — заплетающимся голосом сообщил друг. Видимо, решил, не дожидаясь никого, начать «вечер». Я подавил смешок и, вырвавшись, наконец, из гусиного строя, прибавил скорость.
— Ладно, сегодня без «х*йни», расскажу случай из жизни. Если поймешь…
— О, вот это интересно! — оживился Диман, решив, наверное, что сейчас я буду рассказывать про то, в какой момент женщины стали для меня все на одно лицо и почему. Хорошенький облом его ждет.
— Лет в двенадцать я гостил у бабки летом в деревне. Мы с пацанами лазали по садам. Ну а там яблоки: антоновка, белый налив, ранетки. Красивущие, кисло-сладкие, сочные, вкусные. Короче, нарвешь сколько в карманы влезет, нажрешься от пуза и так каждый день. Мы как купаться на речку идем, так рвем полный пакетище. К концу лета я обожрался этих яблок, они мне уже поперек горла стояли. И думаю: все, в жизни к ним не притронусь. А потом иду на речку, смотрю — вот они весят, глянцевые такие, красно-желтые, форма ровная, красивая, пахнут так…ммм… Аж слюней полный рот. Лезешь опять, срываешь. Идешь потом по дороге, в руках эти яблоки. Вертишь их так и сяк. Вроде и не голодный, а есть их привык. Но суть даже и не в этом. Кусаешь одно, а оно какое-то, как резина, выкидываешь. Раз надкусанное, пусть и красивое, но ты уже настолько зажрался, что тебе и не жаль. А чего их жалеть, когда вон, на каждом углу яблоки?! Выбирай, какое хочешь и сколько. И ведь до дурака не доходит, что кто-то душу в них вкладывал, растил, ждал, любил. А если уж совсем скотина, то и до этого дела нет. Я хочу и точка! Значит, второе надкусываешь — та же песня. И так пока все не перепотрошишь — уже просто из вредности, — не останавливаешься. Пусть я лучше лопну, но раз уж сорвал, все равно хотя бы надкушу. Потом хуже: мы стали этими яблоками кидаться. Часто так баловались, пока дед мой не увидел. О, как он отхерачил меня тогда, до сих пор помню. А потом лекцию прочитал, посадил на голодный паек и под замок. Вот так я все оставшееся лето сидел и думал, как себя вести. Ну и, в общем-то, осознал, что непотребство не приносит ни удовольствия, ни пользы. Один сплошной вред. Абсолютно верно говорят: чтобы чувствовать вкус, нужно оставаться чуточку голодным и это применимо не только к пище. Тяжеловато, конечно, когда все в избытке, но зато получаешь удовольствие оттого, что имеешь, а не рассуждаешь о «кризисе среднего возраста».
