Мы просили у вечности рай - Виктория Вайт
— Клео, ты все еще можешь реализовать свои мечты. — Хотелось добавить «со мной», но стискивая зубы, глушу в себе желание произнести эту фразу, понимая, что она совершенно не хочет ее услышать.
— Они никогда не исполнятся. — Гневно. Хрипло откашливаясь в трубку. Чтобы замаскировать дрожащий голос. — Все изменилось. Несколько раз я пробовала прийти в детский сад, чтобы уделить внимание малышам и попытаться наладить контакт. Но повсюду мне мерещился наш сын. Я искала его глазами. Не находила. От боли все ныло. Потом, — задыхается от собственных слов, но все же продолжает говорить, — осознавала, что среди этих малышей нет моего мальчика. Продолжая верить, что он жив.
Размышляя над тем, кто же его целует. Заботиться и кормит. — Каждое слово, как тяжелый удар под дых. — В моем сердце он будет жить вечно, Эмир. Хотя я смирилась с его потерей. — Тишина. До жжения режущая слух. Не знаю, что сказать в ответ, ведь никаких утешений будет недостаточно.
— Клео, — произношу любимое имя, облизывая пересохшие губы. Волнуясь наверно хлеще нее, — мы справимся с любыми трудностями, если будем вместе. Откровенно поговорим, полноценно доверившись друг другу. Все измениться, обещаю. — Умолял или просил. Сложно было ощутить истинные намерения. Рассудок отключался. Сердце в отчаяние раздалбывало ребра.
— Эмир, пойми же ты, — повышает голос, внушая свою правду, к которой успела привыкнуть. Понимаю, что Клео не способна сейчас разумно мыслить, — я не готова сейчас ни к чему. У меня есть настоящее, в котором я стараюсь полноценно жить. Есть выжженное прошлое, оставившее кровавые шрамы в душе. Но нет будущего. Ни с тобой. Ни с кем-либо другим. — тяжко вздыхает, наконец, давая волю скопившимся слезам. Плачет в трубку, больше не сдерживаясь. Молчу, осознавая, что ей чертовски необходимо выговориться. Поделиться своей болью, которая все еще кипит внутри. Не находя никакого выхода.
— Ты сбежала от меня, но от себя скрыться невозможно. — Тихо. Говоря то, что она и так прекрасно понимает. — Клео, клянусь, я пытался жить без тебя, но не смог. Ты же тоже не можешь. Мы упускаем драгоценное время, и потом пожалеем об этом. — Хочется докричаться. Чтобы она поняла, как сильно мы нуждаемся друг в друге. Эта пытка никогда не прекратиться. — Клео дослушивает мои слова и неожиданно кладет трубку, ничего не отвечая. Понимает, что я прав, но не может признать этого.
Все настолько сложно, что становится невыносимо. Всех слов чертовски мало. Наверно мы все еще оба не готовы быть вместе. Повторно набирая ее номер, понимаю, что абонент полностью отключен. Клео больше не хочется со мной разговаривать. Я готов дать ей еще времени, но отпустить не смогу. Ее любовь так же сильна, как и моя к ней. Делая полноценный вдох, залпом выпиваю чашку кофе, который уже успел остыть. Дергаюсь, когда в руках начинает вибрировать мобильный телефон, оповещая, что на электронную почту пришло новое письмо. Немедленно открываю его, понимаю, что оно отправлено из клиники, в которой сейчас находится Амани. Лично лечащим врачом. Клиника находилась в пригороде Швейцарии, и походила больше на обычный частный дом. Это сделано для того, чтобы пациенты, чувствовали домашнюю атмосферу, сосредотачиваясь на своей болезни. Я готов обеспечить Амани любую заботу и лечение, даже понимая, что она больше никогда не вернется в мою жизнь, в качестве жены. Я добровольно взял за нее ответственность, осознавая, что кроме меня она никому не нужна. Особенно своей семье. Ее отец постоянно твердил, что Амани плод, рожденный от единственной любви в его жизни, так как же он мог вычеркнуть свою дочь, делая вид, что ее никогда и не было?! набираю дрожащими руками номер, отправленный в письме, чтобы подробно узнать, что произошло в клинике.
— Добрый день, Эмир. — Приветливый, но слегка настороженный голос.
— Здравствуйте, мистер Хортон. — До боли в пальцах сжимаю корпус мобильного телефона, предполагая, что ничего хорошего он сейчас мне не расскажет.
— Состояние Амани резко ухудшилось. Я хотел, чтобы вы знали об этом. — Серьезным голосом. Делая паузу, чтобы сказать что-то более важное.
— Что произошло? — Быстро задаю вопрос, напрягаясь. Каждая мышца на теле каменной становиться. Голова наливается свинцовой болью.
— Был страшный приступ, который нам с трудом удалось остановить. Амани, выкрала нож, и пыталась порезать себя им. — От его слов холодок по телу проноситься. Это не первая ее подобная выходка, но мне казалось, что продолжительное лечение начало приносить свои плоды. — Вы должны немедленно, и решить вопрос о дальнейшем пребывании вашей жены в нашей клинике. Поймите, Эмир, — доктор Хортон был одним из лучших психотерапевтов в Европе, но даже он не мог понять, что творилось с Амани, — мы применили все методы лечения. Новейшие препараты. Но они не способны купировать ее безумие. Прилетайте, думаю подобные вопросы лучше обсуждать лично. — В этом он был прав.
— Вылечу первым же рейсом. — Успокаивая доктора, моментально отвечаю. Выбора нет. В очередной раз мне нужно позаботиться об Амани. Завершаю вызов, заказывая по интернету билет на ближайший рейс до Швейцарии. Понимая, что состояние Амани с каждой минутой становилось все хуже и хуже. И если она снова ухватилась за нож, пытаясь совершить самоубийство, в скором времени способна это повторить. Я должен решить ее судьбу, чтобы свою жизнь, наконец, суметь наладить.
Клео.
Не спеша, шагая по узкой Парижской улочке, можно было спокойно разобраться с собственными мыслями. Попуская миг между тишиной и различными звуками. Слыша только голос собственного разума. Сейчас остальное не имело значение. Несколько дней подряд прокручивала в голове ту информацию, которую оставил Сафир. Уходя из этой жизни, он решил открыть правду и разоблачить людей, которые были замешаны в моем похищении. Находясь еще на Востоке. В доме и жизни Эмира, порой задумывалась, что это он все подстроил. Провернул мое похищение, а затем благородно спас, выкупив мою жизнь у Ирмы. Но прочитав все документы, оставленные Сафиром, наконец, усмирила сердце. Эмир ни в чем не виноват. Все файлы доказывали только одно. Фрей была замешана в том, что меня похитили. Глупо, но она бессердечно продала мою жизнь мелкой группировке в Европе, которая переправляла девушек на Восток, выставляя более выгодную цену. Никогда не замечала в ней двуличности.
