Юлия Чеснокова - Тигриный лог (СИ)
— Думаю, что ты пришла ради одного, — достав из своих складок хакама сложенный лист, он вложил его мне в руку. — Прости, Хо, что не могу больше принять тебя, как тогда… Дважды в одну реку не войти, не так ли?
— Я всё понимаю, — заверила я. — Да и не по мне уже было бы пережить подобное второй раз, — старик потрогал мои плечи и одобряющее закивал.
— А мне кажется, что ты теперь бы раскидывала наших адептов только так!
— Дело ведь не в этом, — записка жгла мне руку, и хотелось скорее остаться с ней наедине. — Морально…
— Я понимаю, Хо, — Хенсок развел руками, не то извиняясь за что-то, не то просто так, философским жестом неохватности бытия. — Не обижайся, но я не буду звать никого из твоих знакомых.
— Но с ними всё в порядке? — обеспокоенно приподнялись мои брови.
— Не волнуйся, всё хорошо. Но у них занятия, и я не хочу, чтобы новобранцы заподозрили что-то… Новый мальчик, — Хенсок посмотрел через плечо, намекая на привратника. — Невозможно же мимо него устроить тебе свидание с ними.
— Да, я как-то не подумала, простите…
— Да прибудет с тобой благословение, Хо, — пожал он мою свободную руку, угадывая моё нетерпение. — Я не жалею, что тогда впустил тебя. Только будь счастлива, моя девочка.
— Спасибо, учитель Хенсок, — поклонилась я ему и, проводя глазами, уселась на большой камень, дрожащими пальцами разворачивая потертый лист.
На шесть страниц моих душевных излияний, заверений в вечной любви, во всепоглащающей любви, обещаний ждать, надеяться, верить, терпеть, на рассказы о том, как я живу, что важного и интересного со мной было, на вопросы о нем, десятки взволнованных и переживающих вопросов, меня ждало несколько строк, выведенных ровным и скромным почерком, полностью соответствующим характеру Лео. Буквы были немного заниженные, сутулые, будто разговаривали шепотом: "Я не могу рассказать о себе так же, как ты, без утайки. Но со мной всё в порядке. Меня делает счастливым и несчастливым то, что ты до сих пор думаешь обо мне. Я не должен был привязывать и привязываться настолько. Ничего не зная о собственном завтра, не хочу, чтобы твоё завтра было таким же шатким. Я не напишу ничего из своих мыслей, потому что ты должна забыть меня, а потому они тебе и не нужны. Не потому что мне так хочется, а потому что так нужно. Я не напишу ничего, что заставит тебя волноваться. Ты не должна волноваться. Спасибо. За всё. Не нужно ждать. Если чему-то суждено случиться — оно случится". Это вроде как был конец, но после отступа была приписка: "Любовь — это ахиллесова пята, которой не должно быть у воина. Избавь от неё. Сделай меня неуязвимым и бесстрашным". И больше ничего… Никаких признаний, просьб, знаков. Он будто пытался каждой фразой отрубить меня от себя. Он просил забыть, но в его письме не было равнодушия, в нём была мука. Я чувствовала, что он не забыл и не забудет сам. Любовь может быть уязвимым местом, только если любишь сам. Именно это я прочла в строках Лео. Он любил, иначе бы написал честно, как он и где. Но он отгораживал меня от переживаний о себе. Тщательно спрятав листок бумаги, я уткнулась в ладони, пыхтя, сопя и скрипя, но не плача.
Единственный, кто нашел меня сам, выйдя из Лога, был Шуга. Однажды открыв дверь общежития, я не поверила своим глазам, увидев Юнги с рюкзаком за плечом, в обтягивающей джинсе и черной футболке. Я готовилась к экзаменам и была одна в комнате. Вообще-то, это было девичье общежитие и сюда не пускали молодых людей…
— Как ты попал сюда? — после визга и долгих объятий, оторвалась я от него.
— Что ж я, в женскую общагу не попаду? — усмехнулся он многозначительно. Мне показалось, что он переобщался с Хансолем после моего ухода.
— Но… ты… как ты нашел меня? Почему здесь? — не укладывалось у меня в голове происходящее.
— Кто ищет, тот всегда найдет, — Шуга плюхнулся на мою кровать, откинулся, опершись на руки, огляделся. Помолчав, он посмотрел на меня: — Ты ведь знала, что мы не в другой монастырь потом пёхаем совершенствоваться, да?
— Да, — неловко призналась я, выдержав паузу. Мне было неудобно, что друг разоблачил мой длительный обман. Прошло почти четыре года! — Я не могла разглашать тайну…
— Да я знаю, — облегчил он мне состояние веселым смешком. — Я просто уточнил.
— Как Ви?
— Тоже скоро по миру пойдёт, — притоптывал Юнги ногой в такт какой-то мелодии, ещё звучавшей в его голове, после того, как он вытащил наушники. Они ещё висели каплями по бокам от шеи.
— Вы так хорошо научились драться?
— Хочешь проверить? — подмигнул он. Я покачала головой, переживая, что он кинется выделываться тут и мы разнесем скромную обстановку и пожитки двух студенток. — Тогда поверь на слово.
— Как учителя? Как Хенсок?
— А! — деловито махнул Шуга. — Всё такой же старый хитрый перец, что с ним станется. У Хана появился помощник, так что, у новых поколений вскоре будет другой учитель, — прочитав на моём лице фестиваль эмоций, друг скорее договорил: — Нет, это не Лео. Лео всего раз за последний год появлялся.
— С ним всё было хорошо? — пытаясь не паниковать и сдерживаться, собранно изрекла я.
— На вид вроде да… Он же не из тех, кто всё о себе выложит. Я не могу знать подробности.
— Шуга, меня всегда волновало это, но, кажется, кроме тебя я не могу спросить больше ни у кого, — посмотрев ему в глаза, я поинтересовалась: — Куда ты отправляешься дальше? Что вы делаете, когда покидаете Лог?
— Я не могу сказать тебе… — посмотрев на подписанную учебную сумку, Юнги с превосходством добавил: — Ким Рэй.
— И ты туда же! — всплеснула я руками. — Я считала, что мы друзья!
— Мы друзья, — он поднялся и, задумчиво задержав язык в уголке рта, облизнулся и произнес: — Но ты ведь тоже от нас много секретов хранила.
— Я когда-нибудь сойду с ума от всей этой таинственности!
— Не парься, — старым проверенным жестом он похлопал меня по плечу. — Просто знай… мы все в одной упряжке. Как и ты, мы делаем правое дело.
— Я догадываюсь. Ты что, уходишь? Уже?
— Правое дело не ждет, — он затормозил на пороге. — Кстати… — развернув свои руки к себе ладонями и поднеся их к груди, он изобразил бюстгальтер размера третьего. — Я же тебе говорил, что они подрастут. Всё сбылось!
— Шуга! — покраснев, прикрыла я себя, хотя была в рубашке. — Ну ты!.. — смеясь, он пропал за углом, заставляя меня думать, что его, как и остальных, я рискую никогда уже не увидеть.
Четвертый год был последним, когда я поднялась на Каясан. Я долго стучала в калитку, в ворота, кричала, призывая Хенсока или брата-привратника, но не последовало никакой реакции. Никто не отворил даже узкого окошка, которое обычно приоткрывалось, чтобы рассмотреть незваного гостя. Тишина парила над каменными стенами, как и тогда, когда я впервые поднялась сюда. Я ждала на этот раз больше часа, разглядывая странную белую ленту, повязанную на декоративном затворе ворот. Приблизившись, я увидела что-то вроде подсохшего венка, к которому она крепилась. Что-то дернулось в душе от вида этого странного украшения, вовсе ненужного монастырю. Он казался вымершим и это пугало. Неужели там совсем никого? Или они настолько не хотят никого видеть? Что случилось? Рискнуть перебраться через ограждение? Нарушить покой тех, кто меня даже не знает. Кто остался внутри из моих прежних знакомых? Только учителя? А что если Хенсок… он ведь уже был стар… О боже! Понимая, что если в Тигрином логе соблюдается траур по настоятелю, то влезть туда через стену будет верхом неприличия, я спустилась к Хэинса, став бродить между постройками храма в нервной задумчивости. Я не могла представить Лог без настоятеля. Именно этого настоятеля. Даже если его заменит мастер Ли — это будет уже не то. Но белая лента… Белый — цвет скорби в буддизме.
