Пенелопа Уолш - Милая Бренда
— Бренда, ты такая практичная!
— Но даже и мне иногда становится не по себе от того, что я больше не увижу маму. И когда ты вспомнила про магазин…
— Я уже извинилась. Просто я была слишком взволнована и не знала, что говорю.
— И почему это тебя так взволновало? — с кислой улыбкой поинтересовалась я. Похоже, дело пошло на поправку, потому что у тяжелобольного человека обычно нет сил даже на иронию. Я давно не видела Джейн такой оживленной.
— Разве ты не понимаешь, что если я унаследую папино поместье, то унаследую и часть магазина Хелен? Это же просто потрясающее известие!
— Надеюсь, ты будешь не только пользоваться накопленным, но и вкладывать свой труд.
— Ну конечно же! Я так давно мечтала об этом. Я смогу работать там. Милая, я шагу не сделаю, не посоветовавшись с тобой или с тем, кто сейчас владеет магазином. Мне хочется изучить этот бизнес досконально. Не знаю, что для этого нужно, но я готова на все. Можешь мне не верить, но папа никогда не позволял мне работать, а мне этого так хотелось. Ты ведь не против, если я буду работать в магазине?
— Мне все равно, лишь бы не пришлось бросать учебу.
— Ты предпочитаешь быть рентгенологом, вместо того чтобы работать в элитном магазине?
— Да. Если бы я захотела, то работала бы там. Но мне все это ужасно скучно.
— Бренда, ты такая странная, но я тебя обожаю!
Джейн продолжала бы восторгаться и дальше, но у меня не было ни малейшего желания слушать. Ее радость так меня раздражала, что я принялась придумывать, чем бы ее расстроить. Почему Джейн должна быть на седьмом небе от счастья, в то время как я лежу в тугих повязках?
— Что было в письме мистера Фаррера? Он все уладил? — резко перебила я излияния Джейн.
Ее глаза затуманились.
— Представляешь, я вспомнила про это письмо только на следующее утро после несчастного случая. Видишь, как я была расстроена!
— Неужели?
— Конечно! Когда получаешь письмо, то хочется его сразу открыть, если оно не принадлежит к числу тех, которые надо читать в одиночестве. Наверное, тебе нечасто доводилось получать подобные письма, бедняжка, но…
— Хватит болтать! Письмо мистера Фаррера было совсем другого рода.
— Милая, ну почему ты так сердишься?
— А ты бы не сердилась, если бы тебе пришлось провести остаток своего отдыха в постели вместо того, чтобы исследовать окрестности? Возможно, я уже больше не приеду в Уитком.
— Именно об этом и пишет мистер Фаррер. Он велит нам немедленно вернуться в Уэст-Уиндоуз.
— Но почему?
— Не знаю. Какая наглость! Вот прочти сама.
Джейн помахала письмом перед моим носом, и я принялась читать:
«Уважаемая мисс Хейстингз, я получил доступ к бумагам вашего отца, касающимся поместья, ввиду чего должен просить вас немедленно покинуть коттедж».
Я вздохнула.
— Когда мы уезжаем?
Джейн вздернула подбородок.
— Мы никуда не поедем. Почему он решил, что может мне приказывать, как маленькой?
— Но ведь так и есть.
— Мне почти двадцать один год. Но даже если бы мне было десять лет, я все равно не позволила бы ему решать за меня. Приказывает мне вернуться домой, как заигравшемуся ребенку! Когда мы вернемся, я ему покажу. В любом случае я не могу оставить тебя здесь одну. Кстати, кто прислал тебе эти розы?
— Не знаю.
— Неужели там не было визитной карточки?
— Понятия не имею. Мне вообще было не до цветов.
Джейн принялась осматривать букеты, но так и не сумела выяснить, кто их прислал.
— Странно, — пробормотала она. — Ты не спросила у сиделки? Нет, конечно же не спросила. Тогда я спрошу.
— Они решат, что ты лезешь не в свое дело.
— Ну и пускай! Если у тебя появился поклонник, я должна на него посмотреть. С моим богатым опытом…
Я холодно улыбнулась. Вряд ли этот человек продолжал бы оставаться моим поклонником после встречи с Джейн.
Когда сестра принесла чай, Джейн осведомилась:
— От кого эти прелестные цветы?
— Сирень от рентгенологов, а насчет роз не знаю. На букете не было карточки.
— От рентгенологов? Как странно!
Я равнодушно пожала плечами:
— Как будущему коллеге…
Мне не хотелось, чтобы Джейн узнала, что я была когда-то знакома с Дэвидом. Узнав об этом, она может пронюхать и обо всем остальном.
Прошло еще много дней, прежде чем я смогла выйти на первую прогулку в коридор. Когда я вернулась, в дверь постучали, и в палате появилась незнакомая женщина.
— Вы Бренда? Вы меня не помните?
Я покачала головой.
— Я Мардж Гарстанг.
— Жена Дэвида?
— Да. Вы не возражаете, если я буду называть вас Бренда? Не могу вам описать, как я благодарна…
— За то, что я пыталась украсть вашего мужа?
— За то, что вы были добры к нему, когда у нас были разногласия, и за то, что оставили его, когда я наконец пришла в себя.
— Тогда я не знала, что он женат. Даю вам честное слово.
Мардж кивнула:
— Теперь я понимаю, что вы говорили правду. Но тогда я вам не поверила. Я просто не могла себе представить, чтобы кто-то мог влюбиться в Дэвида, а потом спокойно отказаться от него.
Мои глаза наполнились слезами. Мардж заметила это и похлопала меня по руке.
— Я спрошу сестру, можно ли показать вам ребенка.
И тут я не выдержала и разрыдалась, потому что у Дэвида с Мардж был ребенок, а у меня — никого и ничего, и даже мой отпуск подошел к концу, поскольку мистер Фаррер велел нам возвращаться домой.
В таком состоянии меня и нашел Филипп. Он не стал утешать меня, а просто обнял за плечи, подал чистый носовой платок и дал возможность выплакаться. И когда мои слезы высохли, он помог мне надеть пальто и спокойно объявил:
— Сейчас мы отправимся на прогулку, чтобы вы убедились, что за этими стенами по-прежнему светит солнце.
Как мне хотелось обнять его! Филипп бережно усадил меня в машину, подоткнул одеяло, чтобы защитить от порывистого холодного ветра, и поспешил сесть за руль.
Мы свернули на извилистую дорогу, спускающуюся к побережью. Почти у самого обрыва она заканчивалась старой железнодорожной развилкой, и на другой стороне бухты как на ладони лежал Хоксли, весь красно-белый среди буйной зелени, которую то тут, то там пронзали желтые стрелки нарциссов. По шелковой лазури моря скользила пара яхт, а узкая песчаная коса была похожа на дольку лимона.
— Как красиво! — прошептала я.
Это были первые слова, произнесенные за всю дорогу, но мы почему-то не ощущали ни стеснения, ни неловкости.
— Как вы себя чувствуете? — поинтересовалась я. — Ведь вы тоже были нездоровы?
Филипп печально улыбнулся:
— Я решил, что достаточно валял дурака и мне давно пора вернуться к работе.
Он взял меня за руку. Я с изумлением глядела на него, не веря своим глазам.
— Так это были вы? Вы доктор Клементс?
— Это я.
— Но почему вы притворялись?
— Притворялся?
— Слугой.
— Тогда мне показалось, что это неплохая идея. В конце концов, я был в отпуске.
У меня будто гора с плеч свалилась.
— Значит, вы вообще никогда не жили в Уиткоме?
— Никогда, но в детстве проводил почти все каникулы в его окрестностях. Я жил в Сибурне и часто ездил на ферму к дяде Гарри, мужу миссис Кларк.
— Неудивительно, что вам стало смешно, когда я спросила, не занимается ли ваш отец заготовкой рыбы.
Филипп улыбнулся:
— Знали бы вы моего отца… Банковский клерк, который даже не понимает, где у селедки хвост, а где голова.
— Но если вы не Каммерсон, то что вы делали в коттедже?
— На сегодня довольно вопросов. Наслаждайтесь лучшим лекарством в мире и давайте говорить о вас.
Филипп застегнул на мне пальто и хотел повязать шарф вокруг головы, но я воспротивилась.
— Джейн не принесла вам шляпу.
— У меня ее нет. Доктор Клементс, я…
— Можете не называть меня доктором, я передал вас доктору Ронсли.
Эти слова подействовали на меня как ледяной душ. Значит, теперь, когда я пошла на поправку, Филипп больше не интересовался мной.
Усилием воли я заставила себя казаться спокойной, и, пока Филипп бережно вел меня по узкой тропинке, я вежливо расспрашивала его о Хоксли, спасательной станции и старых железнодорожных путях, исчезавших в туннеле, вход в который был заделан кирпичами так давно, что у его подножия уже вовсю разрослись белокопытник и фиалки.
Тропинка петляла вокруг нагромождения скал, закрывавших бухту с одной стороны. Я с ужасом отпрянула назад, когда она резко оборвалась у самого края, у вершины деревянной лестницы, спускавшейся к пляжу.
Я вскрикнула от страха и закрыла глаза, но Филипп крепко держал меня.
— Вы должны это сделать, Бренда, иначе всю жизнь будете бояться высоты. Идемте!
Он был прав. Я не смогу жить с этим страхом вечно, ведь раньше я так любила лазать по скалам.