Дайан Дюваль - Зарождение тьмы
– В патроннике есть пуля, а в обойме еще пятнадцать, – сообщила Сара.
– Ты умеешь с ним обращаться? – спросил ее Маркус и получил небрежный ответ:
– А как же. Какой прок во владении оружием, если не умеешь им пользоваться.
Роланд вернул пистолет хозяйке.
– Разве тебе он не нужен? – спросила она, взяв оружие.
– Я хочу, чтобы он был у тебя, если напавшие на меня догонят нас до того, как мы доберемся до моего дома. Целься в главные артерии. – Указательным и средним пальцами он продемонстрировал расположение собственных на шее, руках, животе и внутренней стороне бедер. – Сюда, сюда, сюда и сюда. Поняла?
– Да. – Все мужчины, с которыми она разговаривала в тире, включая полицейских, советовали целиться в грудь. Затем, увидев, как хорошо она стреляет, добавляли к мишеням еще и голову. Однако Роланд предложил ей основные артерии.
Странно.
– Без колебаний. Если один из них пойдет на тебя – стреляй, – серьезно поучал Уорбрук.
– Обязательно, – пообещала Сара.
Маркус кашлянул.
– И не попади в нас.
Мисс Бингем наградила его хмурым взглядом.
– Я только что сказала, что отлично стреляю. Не промажу.
– А я прошу тебя не целиться в нас, – возразил он, поигрывая бровями. – Очень прошу.
Роланд обменялся с другом мрачными взглядами, что не осталось не замеченным Сарой.
Чувствуя, что упускает что-то, она обратилась к Маркусу:
– Ладно, если вам от этого будет лучше, то обещаю, что не пристрелю вас двоих.
Тот кивнул:
– Хорошо, ловлю тебя на слове.
Если бы она не была уверена в невозможности подобного, то подумала бы, что он правда считал: новая знакомая потом направит оружие на них.
Уорбрук схватил ее большую сумку.
– Пора уходить.
Его коллега забрал вещевой мешок с портфелем и вышел наружу.
Сара запихала запасную обойму в задний карман, вдруг испугавшись, крепко стиснула в правой руке девятимиллиметровый.
Лицо Роланда смягчилось, и он взял ее за левую руку.
– Не переживай, мы не дадим никому навредить тебе.
Сара выдавила улыбку.
Переплетя свои длинные пальцы с ее, агент крепко сжал ей ладонь.
Выходя с ним на крыльцо, Сара заволновалась, и, пока Роланд закрывал и запирал за ними дверь, задумалась, можно ли, невинно держась за руки, чувствовать такую близость.
Их окружила столь непроглядная темнота, что мисс Бингем не видела дальше своего носа.
Она осталась на месте, когда Роланд двинулся вниз по ступенькам.
– Что-то не так? – спросил он, остановившись.
– Я ничего не вижу.
Фонарь на крыльце замигал, а затем заработал.
Моргая от ярких лучей, Сара посмотрела на сияющую лампочку, на закрытую дверь, а потом на ожидавшего ее на лестнице спутника.
Тот пожал плечами.
– Должно быть, проблема в кабеле. Я включил свет, раз мы уходим. Давай, нам надо поторапливаться.
Спустившись с крыльца, Сара пошла за ним по неровной лужайке перед домом, затем оглянулась назад – на фонарь.
Дом такой же старый, как и проводка. Может, ей не следовало менять тусклую желтую лампочку в древнем патроне на новую в сто ватт. Но слишком уж часто приходилось спотыкаться на ухабистой почве между покрытой гравием дорожкой и ступеньками у входа, потому что менее мощной лампочки хватало лишь на крыльцо.
Яркий серебристый свет падал на ступеньки, на траву – до самого черного, блестящего «приуса» Маркуса, припаркованного сразу за ее неопрятной шестнадцатилетней развалюхой – «гео призм» белого цвета.
Маркус протянул товарищу портфель, отпер дверь со стороны пассажира и начал обходить машину спереди.
Роланд, отпустив ладонь Сары, потянулся к ручке пассажирской дверцы – и вдруг замер.
Маркус остановился.
Оба склонили головы набок, словно животные, прислушивающиеся к звуку, неразличимому для человеческого уха. Они одновременно бросили поклажу и повернулись к деревьям, растущим по другую сторону дома.
Ледяные мурашки побежали по спине Сары, когда Роланд и Маркус посмотрели на небо, глубоко вздохнули и задержали дыхание.
Боже, эти ребята умеют испугать.
Роланд кивнул.
– Они здесь.
Темные глаза Роланда так угрожающе блеснули, что Сара невольно отступила назад.
Будто заметив это движение, он взял ее за руку и потянул себе за спину. Маркус подошел к другу, теперь они оба надежно защищали Сару спереди, а машина – сзади.
– Я насчитал восемь, – прошептал Маркус, принимая боевую стойку.
– И я.
«Восемь человек? Как они могли насчитать восемь человек, – нервно думала Сара, – если вокруг слышно лишь кваканье лягушек и жужжание неизвестного жука, которого я прежде и не встречала до переезда в Северную Каролину. Вроде и цикада, а не совсем так».
Ч-ч-ч… ч-ч-ч… ч-ч-ч.
– Ты же говорил, что вырубил четверых, – сказал Маркус, пока Сара пыталась уловить то же, что и цэрэушники.
– Точно. – «Вырубил» значит «убил»? – И серьезно ранил двух других.
– Так какого хрена у нас сейчас творится?
Роланд покачал головой.
– Я не знаю, кто он и чего хочет, но, похоже, наш противник создал целую армию.
– Тот, кто прибил тебя к земле?
– Да.
– Невероятно.
Сара согласилась: все тут невероятно. Разве эти парни не должны волноваться, напрячься, вспотеть или что-то тому подобное? Может, броситься в машину и убраться отсюда к чертовой матери? Особенно если вспомнить, чем закончилась предыдущая стычка.
Вместо этого ребята, видимо, расслабились душой и телом, и говорили совершенно обычно.
В отличие от них, мисс Бингем слегка расклеилась. Ладони вспотели, все мышцы напряглись. Она мертвой хваткой сжимала «глок».
На противоположной стороне большого двора в нескольких местах раздвинулась листва. Из тени выступили фигуры, которые становились тем яснее, чем ближе они подходили к тускло освещенному светом с крыльца участку. Мужчины. Шестеро – нет, семеро. Все молодые, примерно лет двадцати или слегка постарше.
Маркус и Роланд замерли в позе «руки по швам, ноги на ширине плеч».
Смерив взглядом обоих своих внушительных защитников, Сара с тревогой обратила взор на незваных гостей.
Трое двадцатилеток вырядились готами: в черные футболки с черепами и броскими рисунками. Потрепанные черные джинсы, большие черные ботинки. Множество цепочек, колышков, гвоздиков и пирсинга на теле. Все ростом примерно под метр восемьдесят с одинаковыми прическами: стоящими дыбом, как от электрошока, и напоминающими иглы дикобраза. Молодчиков отличал лишь цвет волос: один выкрасился в вишнево-красный, другой – в ярко-синий, а третий – осветлился.