Ирина Лобановская - Звезда эстрады
— Да, в общем, не так уж, — смилостивился маэстро.
Великодушный…
— Запиши телефоны людей, которым ты завтра позвонишь от моего имени…
— Сегодня, — шепотом уточнила Лёка.
— Пусть сегодня, — вновь снисходительно усмехнулся маэстро.
И через пять минут Лёка уже шагала по идеально гладкой песочной дорожке к калитке шикарной дачи маэстро. По дороге она дико драла горло и буквально орала:
Вы так высоко парите,Здесь, внизу, меня не замечая,Но я к вам пришла, простите,Потому что только вас люблю.
Вы хотя бы раз, всего лишь разНа миг забудьте об оркестре!Я в восьмом ряду, в восьмом ряду,Меня узнайте, мой маэстро!
Пусть мы далеки, как «да» и «нет»,И рампы свет нас разлучает,Но у нас одна, да, да, однаСвятая к музыке любовь![1]
Ошарашенный садовник мэтра выразительно покрутил пальцем у виска.
Эту встречу с маэстро Лёке устроила любимая и единственная подруга Вика.
Они познакомились на рынке, где часто сталкивались нос к носу возле лотков и киосков. Вот, опять эта милая девушка, каждый раз радовалась Лёка, встречая незнакомку и ровесницу. Сначала они только улыбались друг другу, потом стали здороваться и, наконец, разговорились. Оказалось, и живут они рядом.
Лёка тотчас пригласила новую знакомую к себе. Ей было одиноко в Москве. Вика охотно согласилась.
Дома у безалаберной Лёки Виктория сразу взяла на себя все распорядительные функции. Она быстро, задав два-три вопроса, выяснила, что где находится, накрыла стол и согрела чай. Лёка тупо-заинтересованно наблюдала за новой хозяйкой. В тот день у Лёки страшно болела голова, и Вика, узнав об этом, моментально вытащила из сумки пакетик с лекарствами и вручила Лёке пенталгин.
— Я где-то читала, что здоровье нации определяется тем, сколько лекарств носят в сумках женщины.
И Лёка выразительно покосилась на пакет. В висок словно вонзили острую иглу и не хотели ее оттуда вынимать… Лёкарства, говорил Кирилл. Кирилл… Ее больная и вечная теперь тема…
— Это складывается на всякий случай, — объяснила Вика. — Не такая уж я дохлая, как ты подумала.
— Я ничего о тебе не подумала, — пробурчала Лёка. — Это я подумала о нации. Старики умирают, дети не рождаются… И все болеют… Без перспектив…
— Ну, перестань, ты просто сегодня настроена не в ту сторону. — Вика нарезала хлеб. — Демографических проблем тебе в одиночку все равно не решить.
— Я как раз в ту, — проворчала Лёка. — В ту самую… В какую надо… А вот куда настроены некоторые остальные…
Лёка видела, что Кирилл давно уже молча раздражается на самое маленькое ее недомогание, стараясь сдерживаться из последних сил. Он рассчитывал на любовь, и он выиграл в эту изуверски-проигрышную жизненную лотерею, но его любовь оказалась слабенькой от природы. Лёка довольно легко простужалась, не выносила больших нагрузок, часто доставала из аптечки болеутоляющие… Никогда не болевшему Кириллу все это казалось дурью и дикостью.
— Выплюнь таблетку и прошвырнись лучше по окрестным дворам! — советовал он бледной от головной боли Лёке. — А то не ровен час отравишься аптечной дрянью! Килограммами лопаешь!
Лёка старалась ему своими болячками не докучать, но он сам прекрасно видел ее наполненные болью глаза. Лёка хорошо помнила, как он искренне удивился, впервые услышав о ее болезни.
— Ты заболела? Мы так не договаривались. У тебя дел выше крыши, а ты из себя Угрюм-реку изображаешь! Непроточную. Когда выздоровеешь? Мне без тебя плохо, Леля… Я уже привык каждый день тебя видеть и слышать твое пение. Честное пионерское! И по-моему, жизнь начинает идти куда медленнее, если тебя нет возле. А иногда просто идет не в том направлении.
В трубке Кирилл слышал Лёкино простуженное хрипловатое дыхание, и оно ему не нравилось. Ни один человек просто так не болеет, для этого должны быть серьезные причины.
— И чем скорее ты появишься, тем лучше! Можно даже в умирающем виде. Я тебя тут быстро подправлю! Запросто! Тут почему-то твоей судьбой с утречка Чапаев интересовалась. Задела ты, видно, мою бывшую половину за живое. А знаешь почему? Она мечтает развести меня с Галкой! Ну ладно, доживем до понедельника!
Его слова о возможном разводе с Галкой запали в душу Лёке. Именно их она вспоминала непрерывно в тот день, когда пригласила к себе новую подругу.
Ни Вика, ни Лёка вначале не знали, о чем говорить и спрашивать, какие слова произносить. Но это быстро прошло, как головная боль Лёки. Она видела, что новая знакомая, при всей открытости, замкнута и легко проваливается в себя, а потому сразу на контакт не выйдет. И приняла единственно правильное, на ее взгляд, решение — рассказывать о себе. Абсолютно нейтральная, никого не кусающая и ни в кого не стреляющая тема. Да и Вика наверняка легко проникнется, услышав о животрепещущих и близко ее затрагивающих отношениях отцов и детей. Кроме того, такое положение вещей Лёку устраивало как нельзя лучше. Она хотела говорить, а не слушать.
Вика выслушала Лёку внимательно и сочувственно.
— А мне иногда хочется пожить вот так, совсем одной, как ты, — призналась она, задумчиво оглядывая маленькую кухню.
Лёка хмуро пила чай.
— Чтобы никто не дергал, не мотал нервы, — продолжала гостья, — не приставал с ненужными вопросами… Чтобы родители не стояли над душой. В такой одинокой жизни есть свои большие плюсы. Например, тишина и полная свобода. Свобода действий… Жизнь по своему усмотрению. И можно приглашать в гости кого угодно и когда угодно…
Вот это совершенно зря… Вика тотчас поняла свою оплошность, споткнулась, смутилась и торопливо глотнула из горячей чашки. Но Лёка, кажется, вообще ничего не уловила… Что к лучшему…
— Житье одной, дуся, встанет тебе поперек горла через месяц, — довольно равнодушно заметила она. — И никакой свободой ты уже грезить не станешь. Хотя иногда после бурного колготного дня очень здорово бывает посидеть в тишине. Все надоедают… Но это быстро проходит. И потом…
Лёка замолчала. Вика после откровенного рассказа новой подруги легко разгадала смысл ее молчания и что пряталось за словом «потом». Точнее, кто… Большой и сильный. И абсолютно беспомощный. Хотя в доказательстве теоремы «деньги решают все» демонстрировал недюжинные способности и мощь. Как декоратор, Кирилл давно стал известен и ценился, а потому без работы не сидел.
— Витка, я понимаю, ты меня стараешься утешить, спасибо тебе. Но жить одной очень паршиво. Я вот и хочу иногда уехать за моря-океаны, и не могу…
