Люси Гордон - Зимняя сказка в Венеции
— Джеймс фактически признался в этом. Не думаю, что он женился на ней только по любви. А может быть, и совсем не по любви.
— Полагаешь, это должно привести меня в восторг? — со злостью спросила Джулия. — По-твоему, мне не наплевать, кого он там любил?
— Я не знаю, что ты чувствуешь. Когда-то ты очень сильно его любила.
— В другой жизни.
Он с усмешкой кивнул.
— Вот и я все время твержу себе, что то или это случилось в другой жизни. Но странно, как эти жизни накладываются друг на друга, когда этого меньше всего ждешь. Так или иначе, я, как дурак, взял в долг под залог ресторана — ради сестры.
— А через какое время он явился за добавкой?
— Очень скоро. На этот раз мы подрались, и ему пришлось поплавать в канале.
— Отлично, — просто сказала она.
— Единственной хорошей чертой, какую я в нем заметил, было то, что он, похоже, действительно любил Розу. Он был по-своему хорошим отцом.
— Хорошим отцом? После того, как разлучил девочку с матерью, не думая ни о той, ни о другой?
— Я имел в виду лишь то, что он проявлял по отношению к ней большую привязанность и интерес. Если она пыталась что-то рассказать ему, то он, чем бы ни был занят, откладывал свое дело и выслушивал ее до конца. Многие родители так не могут, как бы ни любили ребенка…
— Ладно, хорошо, — перебила его Джулия напряженным голосом. — Ты прав, он был хорошим отцом. Я теперь вспомнила, как он любил с ней общаться.
— А она его обожала. Бьянку она тоже полюбила. Тебе нелегко это слышать, но ты должна знать, с чем имеешь дело.
— Спасибо, — сказала она каким-то бесцветным голосом. — Сегодня кое-что показалось мне странным.
— Наверное, ты заметила, что она не плакала и не выказывала никаких чувств, да? Прошло уже четыре месяца, а она…
Джулия пристально посмотрела на него.
— Ты хочешь сказать, что она вообще не плакала?
— Ни разу. Даже в первый день, когда нам сообщили… — Он замолк и беспомощно пожал плечами; — Она просто замкнулась в себе.
— Да, — выдохнула Джулия. — Иногда это единственный способ самозащиты, которым можно воспользоваться.
— Розе всегда нравился карнавал, но сейчас она отказывается даже думать о нем.
— Карнавал?
— В феврале. Все надевают маски и яркие костюмы. В прошлом году она чудесно повеселилась с Джеймсом и Бьянкой. Может быть, именно поэтому она и не интересуется нынешним. Я не оставляю попыток увлечь ее, говорю ей, как это интересно, но… — Винченцо пожал плечами.
— Насильно в душу к человеку не влезешь, — сказала Джулия.
— Да, наверное.
Неожиданно ее прорвало:
— Что же мне делать? Знаешь, как я мечтала о том, что скажу ей, когда мы встретимся? А теперь что бы я ни сказала, все будет плохо. Что мне делать?
— Например, довериться мне..
— Вряд ли я к этому готова, — сказала она прежде, чем подумала.
Он поморщился.
— Видимо, нам лучше закончить этот разговор.
Нам обоим придется расхлебывать эту ситуацию, так что мы не можем позволить себе ссориться.
— А тем временем я целиком и полностью в твоих руках! — Хотя она решила воздерживаться от подобных высказываний, это оказалось выше ее сил.
Напряжение этого дня, беспомощное ощущение того, что она так близка к цели и в то же время так далека от нее, находили выход в горечи.
— В моих руках ты как раз в безопасности, — возразил Винченчо.
— Но моя дочь с тобой, а не со мной, — воскликнула она. — Как я могу с этим смириться?
— Ты хочешь сказать, простить это. Возможно, ты никогда и не простишь. Мы еще поговорим об этом.
— Когда я ее увижу?
— Адрес у тебя есть. Приходи в любое время.
— Ты знаешь, что я так не поступлю.
— Правильно, потому что ты хорошая мать. Тебя удерживает именно это, а вовсе не я.
— И это будет удерживать меня всегда, не так ли? На это ты и рассчитываешь.
— Не говори больше ничего, Джулия. Не говори таких вещей, от которых потом будет только хуже.
— Хуже? Что может быть хуже того, что уже есть? Неужели ты не понимаешь, что произошло?
Последний раз, когда я видела свою девочку, она цеплялась за меня и кричала: «Мамочка, не уходи!» А сегодня она.., даже.., не узнала.., меня.
Джулия сильно дрожала, изо всех сил стараясь не разрыдаться. Но все усилия оказались тщетными. Она разразилась рыданиями, похожими на истерические крики.
— Джулия! — Винченцо кинулся к ней, но она заслонилась от него руками.
— Нет.., нет.., не подходи… Я в порядке.
— Нет, не в порядке. Позволь хотя бы помочь тебе.
— Как ты можешь мне помочь, когда мы с тобой враги? — задохнулась она. — Это ведь так, разве нет?
— Нет, мы не враги. Мы по-разному смотрим на некоторые вещи, но врагами быть никак не можем.
— Это просто слова, — бросила она ему. — Если мы не враги сейчас, то потом все равно ими станем. Разве ты этого не знаешь?
По его лицу она догадалась, что он согласен с ней.
— Нет. — Он постарался придать голосу убежденность. — Нас слишком многое связывает.
— Между нами ничего нет, — вспылила она. Ничего.., ничего…
Закончить она не смогла: ее снова душили рыдания. Винченцо прекратил спорить и сделал то, что должен был сделать с самого начала, — обнял ее и крепко прижал к себе.
— Не пытайся говорить, — пробормотал он. — Это не поможет. — Он вздохнул, прижался щекой к ее волосам. — Я на самом деле не знаю, что помогает в таких случаях, но точно не слова.
Ответить она не могла. Ее захлестнули волны горя. Казалось, что все слезы, пролитые за последние несколько лет, снова вернулись, чтобы пролиться еще раз.
Откуда-то издалека Джулия слышала, как он произносит ее имя, и ощущала, как его голова прижимается к ее голове. Он прав: слова бесполезны.
Единственным утешением было разделяемое с другим человеком тепло, которое она могла найти только возле него.
— Все эти годы, — плача говорила она, — я думала о ней каждый день, тосковала по ней, любила ее, мечтала о той минуте, когда снова увижу ее, о том, что мы друг другу скажем…
— Я знаю, знаю, — шептал он.
— Чего я ожидала? Я обманывала себя — ведь у нее была другая, новая жизнь, но я не позволяла себе понять это…
— Джулия… Джулия…
— Я ей не нужна.
— Об этом слишком рано судить.
— Нет, не рано. Разве ты не видишь, что я обманывала себя все это время? Я ей чужая. Я не нужна ей и никогда не буду нужна.
Джулия плакала не переставая. Она пришла к концу пути, и конец этот оказался горьким и безнадежным. Винченцо отчаянно пытался ее утешить, покрывая поцелуями ее лицо. Горе Джулии рвало его сердце на части, и в какой-то момент он готов был сделать для нее все на свете, чтобы ей стало легче.